А Милош и Кончита на мгновение прильнули друг к другу — и шагнули за стену.
— Святой Камило, спаси, защити, — прошептала роха. Фён же не верил в богов. Впрочем, за свой разум он бы тоже сейчас не поручился. Куда они отправились, зачем? После предупреждения Уго о плохой примете — зарубленном детеныше обезьяны, после рассказов о призраках. Туда, куда не рисковали соваться даже истово верующие, убежденные в том, что золотая вера убережет их от местной нежити. Зная, что могут не вернуться. Молодые, влюбленные, в самом начале пути... Неужели тайна Эцтли того стоила?
Высокий город оправдывал свое название. Строгие, явно древние дома величаво раздвигали ветви деревьев, а дальше лес редел, обрамляя зеленой рамой видневшуюся вдали пирамиду. Милош проверил надежность узлов бечевок, на которых висели их с Кончитой амулеты, обвязал их запястья своими собственными оберегами, достал из заплечного мешка пистолет, передал его девушке, а сам поудобнее сжал в руке мачете. Присмотрелся, прислушался. Никаких явных следов призраков, и в воздухе, кажется, не веет опасностью. Кто знает, сказалось ли на нем и на двойняшках то, что роды у мамы, помимо отца, принимал дедушка-нежить, но все трое братьев неплохо чувствовали приближение умертвий.
Значит, можно идти. Милош сделал знак Кончите, и они, ступая как можно бесшумнее и постоянно оглядываясь по сторонам, двинулись в глубь высокого города.
Архитектура Эцтли, даже полуразрушенная, производила на Милоша неизгладимое впечатление. Столь строгой, безупречной геометрии он не встречал даже в гномьих постройках Иггдриса. И в то же время было в этой безупречной красоте что-то тревожное. Пирамиду вдали и некоторые из жилых домов отличало наличие высоких каменных лестниц. Они будто манили вверх, звали подняться над городом, над сельвой, под самое небо, но чудилось в этом подъеме что-то жуткое. Юноша вспомнил о том, что когда-то рохос практиковали человеческие жертвоприношения.
Слева, в зарослях у живописных развалин здания, по-видимому, то ли культового, то ли торгового, показалась черная шкура. Милош уже был наслышан о самом страшном хищном бедствии здешних мест — ягуаре. Знал, что изредка среди этих мощных кошек, великолепно приспособленных к охоте и в чаще, и в воде, встречаются черные экземпляры.
— Ключ, — на приделе слышимости велел Милош.
Кончита молча выполнила приказ. Ветки угрожающе шевельнулись.
— Стреляй и за меня.
Выстрел грянул в тот миг, когда прекрасный черный зверь выпрыгнул из своего укрытия. Чудовищный рык заметался по мертвому городу, но ягуар не собирался умирать так быстро. Раненый в грудь, замедлив шаг на короткое мгновение, он рванул к Милошу, за которого дисциплинированно успела спрятаться Кончита. Великан замахнулся мачете и изо всех сил рубанул по шее хищника до того, как воняющие кровью клыки сомкнулись на его собственном горле. Когтистая лапа судорожно царапнула воздух, и ягуар тяжело рухнул на землю. Живучесть кошки не позволяла ему сдаться, он попытался подняться, длинный хвост взвился черной змеей, дернулся несколько раз и замер окончательно, когда на зверя обрушился последний, добивающий удар.
— Уго успеет выстрелить из ружья, если появится еще один? — спросил Милош, поворачиваясь к бесстрастной и посеревшей лицом Кончите.
— Уго услышит ягуара намного раньше, чем мы с тобой, — скупо усмехнувшись, ответила роха. — Идем побыстрее в сторону пирамиды, как думаешь? Там открытое пространство.
— Двум смертям не бывать... Идем. Призраков пока не видно.
За пирамидой, главным храмом то ли бога-солнца, то ли бога-неба, показались еще две, размером поменьше. Сгорая от нетерпения, любовники умудрились не слишком ускорить шаг. Что-то их ждет там, между загадочными строениями?
— А вот и жители, — глухо промолвил Милош, покрепче прижимая к себе любимую.
В пространстве между пирамидами росли редкие деревья. Лишь одно, огромная старая сейба, простирало свои ветви над широким квадратным бассейном. А вокруг него, наполовину вросшие в землю, наполовину скрытые зеленью и цветами, лежали груды выбеленных временем человеческих скелетов.
— Мы можем попытаться узнать, из-за чего вымер Эцтли. Но там могут быть и призраки. Я пойду первым, — предупредил фён. — Если что — кричи и стреляй.
— Хорошо... Нет, стой! — Кончита потянула его за рукав и указала пистолетом на провал в основании пирамиды. Милош беззвучно ахнул. Из темноты лился мягкий золотистый свет. А девушка тем временем пошла туда, как привязанная.
В глубине провала, между камнями, тянулись всем существом своим к свету, льющемуся из окон в стенах пирамиды, бархатно-зеленые стебли, на которых чуть покачивались сияющие золотые цветы.
— Светоч, сердце-цвет, — с придыханием промолвила роха. — За него дрались жрецы и до того, как пришел Корнильон. А потом... все думали, что последний сад вытоптали во время разграбления столицы.
— То есть как вытоптали? Вот эту красоту? — в Милоше поднял голову исследователь, и он с благоговением приблизился к хрупкому чуду. Полупрозрачные лепестки доверчиво потянулись к его руке и засверкали еще ярче.
— Соскучились по человеку, видишь, — растроганно улыбнулась Кончита, подставляя лицо цветкам. Сердце великана дрогнуло. Посреди величия и ужасов мертвого города — ласковые черные глаза его любимой, золотое мерцание смуглой кожи и черных кос, удивительный свет сказочных растений.
Позади повеяло холодом. Такая знакомая стынь могилы.
— Нежить, — коротко бросил фён, мгновенно разворачиваясь всем телом. — Цветы нужно забрать?
— Обязательно, — так же отрывисто ответила девушка.
— Выкапывай, беги к нашим, не останавливаясь. Это приказ.
— Есть.
Похоже, амулет Уго если не распугал скелетообразные, обтянутые желтой кожей призрачные тела, то хотя бы озадачил их. Семеро мужчин, чуть поодаль — две женщины и подросток. Они недоуменно моргали, морщили высокие, с неестественно высокой линией роста волос лбы, разевали наполовину беззубые рты. Цинга? Милош боковым зрением видел, как бежала Кончита, прижимая к груди золотое сияние. Отлично. Он задержит их достаточно для того, чтобы она успела домчаться до стены высокого города. Ну и там... Как повезет. Осторожно, стараясь не нервировать умертвий резкими движениями, он протянул свой собственный оберег.
Не повезло. Вот он не произвел на них никакого впечатления. Сгорбленный сухой старик, кажется, оправился от первого удивления, и сделал движение к нему навстречу. Глянул прямо в лицо пустыми провалами глазниц... снова заморгал... отпрянул, не шарахнулся, а, скорее, пытался освоиться с новым сюрпризом. Ну и куда он, спрашивается, смотрит? На лоб? Что не так с его лбом?
Повязка, принадлежавшая дедушке Рашиду.
Призраки почти разом потянулись к нему, но явно с дружелюбными — насколько это возможно для них — намерениями. Что-то хотели сказать, спросить... Нет, бежать надо, воспользовавшись их замешательством. Или?... Миг, еще один, услышать?
Рискнем, пожалуй.
Милош качнулся вперед, обращаясь в слух и стальные мышцы, готовые унести его прочь при первом же намеке на опасность.
— Есть... Еда... Есть еда?.. — прошелестели мертвые голоса.
— Еда-еда-еда... — гулким эхом откликнулось нутро пирамиды, сотнями, тысячами молитв, состоящих из единственного священного слова.
Волосы на голове опытного подпольщика и моряка встали дыбом. Они просто хотели есть. Они полторы сотни лет хотели есть, как до того, будучи живыми — сколько дней? Недель? Месяцев?
— Есть... Еда-еда-еда... — неслось Милошу вслед, когда он что есть силы бросился прочь, к спасительной стене, леденея от ужаса, больше всего на свете боясь того, что Кончита не успела, не добежала, что ее поймал призрак или загрыз еще один ягуар, забрызгав золотые лепестки алой кровью.
— Ранен? — ровный, чуть приглушенный голос Кончиты оборвал натянутую до предела струну страха, когда Милош перемахнул через разлом в стене.
— Нет, — еле шевеля непослушными губами, выговорил фён и крепко, до хруста в девичьих костях, прижал к себе холодную — видно, тоже от страха, девушку.