Увы, хозяин дома где-то пропадал. Ничего, подождем. Почти четверть века ждала — что значит четверть часа или даже целый час? Хельга уютно устроилась в уголке гостиной с каким-то натурфилософским трактатом. Удивительно, но ей не потребовались свечи, чтобы вчитаться в размышления о сходстве жизненных стадий у отличных по виду и образу жизни созданий.
В коридоре послышались шаги — легкая непринужденная походка хозяина и почтительное беззвучие слуги. Только слуги не хватало...
— Ступай, ты мне сегодня не нужен. Свечи я зажгу и сам, — мурлыкающе, довольно.
Мурлыкай, тварь.
Изумительный серебряный канделябр в изящной узкой ладони. Хрустальный звон кувшина или графина. Острый запах вина.
Пронзительный кошмарный вопль, перерастающий в вой. Хрустнувшая под зубами упыря шея. Упоительный соленый вкус густой влаги. Жарко во рту, вязко, волшебно. Размозженная балкой голова отца, мать, пробитая стрелой, сожженная заживо старшая сестра. Собственная смерть от тоски, одиночества, голода. Визжи, мой милый, визжи. Как восхитительна твоя последняя кровь!
Некогда было разбираться, что произошло с ее силой утбурда, и почему она позволила себя схватить двум охранникам. Али налетел на них бесшумной тенью, провернул нож в незащищенной глазнице одного, его же стилет вогнал в шею второго. Добил первого, схватил сестру за руку и поволок за собой в сторону святилища Плачущих Жен.
Серое унылое сооружение, не огороженное даже подобием стен — а что там воровать? — гостеприимно пустило их под свою тень.
— Не успел, — осипшим от ужаса голосом вымолвил Марчелло.
— Успел. Спас меня, — ответила Хельга, деревянно шевеля окровавленными губами.
— Ты-то успел к Алессандро? — спросил Али, торопливо смачивая обрывок своей рубашки в святом источнике и вытирая им лицо сестры.
— Угу. Что дальше делать будем?
— Ко мне домой и спать. Остальное — завтра.
Дворцовый переворот прошел на удивление бескровно. Возможно, потому, что пришлось не перевернуть, а всего лишь подвинуть. Два погрома подготовили эльфов к самым невероятным кошмарам, а потому они не дали себя разорвать на следующий день после появления обличительных листовок. Впрочем, и власти постарались.
Но за десятками смертей и политических, и будничных, никто, разумеется, не заметил одну маленькую смерть.
По настоянию Али и Марчелло Хельга махнула рукой на последнюю оплаченную неделю аренды и переехала к Али.
— А на нас не будут косо смотреть? — спросила она у брата.
— Это квартал Ангелов, Хельга. Здесь все настолько грязно, что найдется место и для чистоты.
На третий день после загадочного зверского убийства Фелисиано Мантихоры и через несколько часов после собственно дворцового переворота скончалась Николь. В последнюю неделю она неважно себя чувствовала и даже будто бы начала отекать, но ни она, ни муж не придавали этому значения. И уж тем более не беспокоили своих дорогих соседей — старика Жерара и студента Али.
Маленькая Вивьен лежала на руках у Марчелло будто деревянная кукла, покуда Хельга суетилась, готовя скромные поминки вместе с Жераром, а Гаспар и Али несли легкий гроб с телом Николь к ближайшему кладбищу.
====== Глава 9. Саид. К свету ======
Под руку ткнулся нахальный влажный нос. Раз, другой. Потом, видно, разочаровавшись в человеческой сообразительности, нос самостоятельно пролез под ладонь, а следом за ним и вся пушистая морда.
— Ах, негодник лохматый, — сонно пробормотала Герда, но не погладить Фенрира не посмела. Казалось, она даже сквозь прикрытые веки видела его умильную рыжую улыбку и умные карие глаза.
Фенрир, ободренный лаской, тут же притиснулся к ней всем своим по-щенячьи пухлым телом и осторожно куснул за большой палец. С первого же дня знакомства он признал в оборотице свою и играл с ней иначе, чем с остальными двуногими, позволяя себе гораздо больше звериной вольности. Впрочем, сообразительное создание меру чуяло и ни разу не причинило девушке настоящей боли.
— Сморило тебя, волчишко? — ехидно полюбопытствовал Эрвин, судя по звуку и запаху, присаживаясь у огня в паре шагов от нее.
— Дошутишься, старче, — в тон менестрелю ответила Герда и с удовольствием потянулась. Да, веселый, не способный по природе своей на обиду поэт был одной из диковинок лагеря, которой девушка не переставала радоваться.
Другая очередная диковинка почти бесшумно — в его-то годы! — скользнула в пещеру, и от костра повеяло свежим кисловатым духом вербены.
Шалом взялся за обучение оборотицы всерьез, поблажек ей не давал, гонял молодую здоровую деваху за растениями на такие кручи, куда даже с его гибкостью в шестьдесят лет вскарабкаться было бы затруднительно. Многочисленные повседневные обязанности в лагере, уроки истории, математики и грамоты, суровый в своей простоте и бедности быт фёнов добавляли усталости, если не сказать, выжимали к вечеру из неслабого вервольфа последние силы. Но неизменная вербена и ласковый взгляд страшных черных глаз чародея дарили Герде нечто неуловимое, безымянное, то, что воздавало ей сторицей за все трудности подполья.
Впрочем, диковинок этих у бывшей крепостной за последние недели набралось — кузовок, туесок да еще с полгорсти. Девушка благодарно улыбнулась Эрвину и Шалому, смежила веки, утыкаясь носом в бело-рыжую густую шерсть Фенрира, и ей почему-то вспомнилось...
О внешности и нравах городских эльфов Ромалии среди что господ, что крестьян захолустья Грюнланда ходили самые разнообразные и дикие слухи. О тех, кто умел чаровать, в землях веры в Милосердное Пламя говорили не иначе, как о коварных колдунах. Ну а простые эльфы, не знавшиеся с магией, слыли здесь погибельно прекрасными. Заманят честну девицу (а самые мерзкие — и добра молодца!), приворожат речами сладкими, очами светлыми, и поминай, как звали!
Поэтому первый и единственный визит родовитого эльфа в замок барона Баумгартена вызвал среди дворни настоящий переполох. Герда, в отличие от большинства слуг, на своей шкуре знала, каково это — быть другой. Она не испугалась и рассмотрела гостя получше прочих. Он оказался и в самом деле сказочно красивым. Стройный, но не как доходяга-недокормыш, а как настоящий воин. Двигался мягко, плавно, что рябь на воде да косы вербы на ветру. Светлые тяжелые локоны по пояс, глаза оленьи, голос — таким петь не надобно, шепнет и зачарует. И вроде бы все в нем было чудно да ладно, но сердце оборотицы даже не дрогнуло. Полюбовалась им будто картиной драгоценной, какие у барона в библиотеке висели, и пошла себе дальше.
Когда Герда в первый день в лагере увидела Арджуну, мир перевернулся. Она забыла, как дышать, и могла лишь смотреть и смотреть на высокого яркого командира стрелков. Грация, скрытая в каждой мышце сила дикого зверя сочетались в нем с аристократической утонченностью. Изящные жесты, готовность в любой миг ринуться в схватку. Непривычно короткие волосы цвета темного золота — точь-в-точь одно из ценнейших колье баронессы Амалии. А глаза, глаза-то! И боязно с ними встретиться, и отвести взгляд — смерти подобно.
— Арджуной любуешься?
От родного голоса Саида у самого уха Герда вздрогнула, будто ее кочергой огненной огрели. Ох, дурная девка! И теплилась ведь зыбкая, сладкая надежда на то, что Саид ее в приюте навещал не по одной только доброте душевной. А теперь? Расчуял, что она глаза на другого мужчину выкатила, махнет рукой на бывшую подстилку барскую... Скрыть бы...
Скрыть? Соврать? Вот ему?!
— Да, — помертвевшими губами кое-как вымолвила Герда, в сердце своем горючими слезами оплакивая растоптанную хрупкую мечту.
— Им и слепой залюбуется. Но то, что у него волосы как золото, не главное, волчонок. У него сердце золотое, — тепло, доверчиво прошептал Саид, обдавая беззащитную шею девушки горячим дыханием. Тихо рассмеялся и добавил, подмигивая: — Даже если я командира своего по десять раз на дню порешить готов. Все равно золотое.
Вскоре Герде довелось узнать, из-за чего, собственно, молодой лучник ежедневно точит зуб на прекрасного эльфа.
