Волнуется он. Вчера, кажется, никаких выступлений не было, а Эрвин едва притронулся к ужину. Три дня назад его ни с того ни с сего вырвало. Шалом присматривался к супругу и сейчас понял: нет, не показалось. Спросил прямо:

— Что с тобой происходит? Только не ври.

— Ох, свет мой, ну чего переполошился? — ласково улыбнулся Эрвин. — Я старею. Слабость, потеря аппетита... Это довольно-таки обычно в моем возрасте, не находишь? Не всем так везет с железным здоровьем, как тебе.

Может быть. Но наблюдений своих Шалом оставлять не собирался.

Относительное уединение супругов нарушил Саид. Втиснулся между ними, подмигнул Эрвину:

— Ну что, наша договоренность с тобой и Марлен в силе?

— Как и мое тебе предупреждение, что я сто лет не держал в руках таблы, а вон то недоразумение и вовсе таблы не напоминает, — фыркнул менестрель.

— А, справимся!

С того самого дня, как в Блюменштадте объявился беглый революционер из Ромалии, который родился в Саори, Зося ожидала чего-то подобного. Ибо где саориец, там и какая-нибудь хитрая саорийская флейта. Даже если он явился без оной.

А где саорийская флейта, к примеру, мизмар, вот как у этого седовласого смуглого южанина, там и драгоценные, сладкие, щемящие воспоминания.

Но что, леший их задери, делают рядом с флейтистом Эрвин и Марлен? Почему у ее любовницы вместо привычной арфы в руках гитара, а у менестреля вообще странное подобие таблов? Не иначе, как прощальный зной лета настроил их на саорийский лад.

Галдящая площадь, битком набитая селянами, поутихла, заинтересованная диковинными инструментами. Зося осторожно повела головой так, чтобы волосы немного скрыли ее лицо. Опасалась своей реакции на томные, плачущие звуки мизмара, его жаркую тоску. Ведь именно под такую мелодию когда-то начинал свой танец Раджи...

Однако в условной тишине веселыми искрами рассыпалась совсем иная музыка. Легкая, озорная, она так и манила шагнуть в круг, пуститься в пляс бездумно, даже не зная движений.

Но люди ждали. Ждала и Зося, слишком хорошо зная своих шебутных музыкантов. Искала подвох.

Саид расцеловал свою брюхатую красавицу в обе щеки, скинул ей на руки рубашку и, прихлопывая руками в такт таблам, вышел в круг.

Нет, не столь изящно, дразняще, тягуче, как когда-то его отец. Не томный демон, а солнечная сила в каждом стремительном жесте. Шаг, шаг, подскок, поворот, шаг, шаг, подскок, поворот, и даже соблазнительные движения бедрами в проходке по кругу казались просто дурачеством. Подхватывая настроение танцора, селяне засмеялись, загудели, захлопали.

На третьем круге Саид с очень сволочной открытой улыбкой вдруг выхватил из толпы Али, который явно не ожидал от брата такой подставы. Зося прыснула. Ох, мальчишки! Как в детстве повелось: почти все шалости придумывал Саид, нахрапом втравливал в них Али, а Милош потом разгребал последствия. Мужчины взрослеют?

Али отчаянно раскраснелся, но поймал таки ритм и задумку брата. Ясное жгучее солнце смягчил зеленый туман. Четкие движения Саида Али повторял безупречно, но при этом будто струился. Короткие кудри подпрыгивали в такт музыке, длинные локоны стекали по рукам и лопаткам. На миг двойняшки сошлись, и волосы Али прокатились по плечу Саида. Совершенно невинно в глазах детей, вполне двусмысленно для взрослых.

Но не успели селяне зашушукаться, как парни разбежались и сцепились вновь то ли в танце, то ли в шутливой драке. Задиры-пацанята — да и только! Даже палки ухитрились раздобыть, но вращали ими не со змеиной угрозой, как Раджи, а лихо, напористо. В каком дворе братья не выясняли, кто кого? Зося засмеялась, вспоминая детские потасовки своих сыновей.

Впрочем, вскоре оборвала сама себя, прикрыв лицо ладонью. Саид, балбес! Ладно, красуешься перед женой крепким гибким телом, да куда ты с брата рубашку-то потащил?

Особенно впечатлительные женщины и девчата ахнули. Парни вытаращили глаза. Али посмотрел на Саида с легкой укоризной. Свои, конечно, давно привыкли. Но следы-крылья на его спине, с которой год назад сдирали кожу, несколько... пугали.

Саид виновато улыбнулся, но унывать не стал. Обхватил брата за талию одной рукой и повел по кругу задорной проходкой. Али поначалу шел согласно и покорно, но вдруг подставил брату ловкую подножку — и поймал его буквально в ладони от земли. В толпе расхохотались. Танец-игра, забава, обожание.

Но что-то будет дальше? Саид успел шепнуть Али несколько слов, и братья разошлись в противоположные стороны, первый к музыкантам, второй — к влюбленно глядевшему на двойняшек Милошу.

В бесшабашной мелодии послышались нотки сдержанной страсти. Через пару тактов Зося узнала в переборе гитары звуки далекой Бланкатьерры.

Али опустился на одно колено перед Милошем. Тот залился краской пуще младшего брата, но когда в зеленых глазах столько преданности — разве можно отказать? Лишь обернулся коротко, выискивая среди своих Камиллу, приехавшую вроде как на экспериментальную площадку. Еще двое олухов, ну и семейка!

А вот теперь смолкли абсолютно все. В пыльном зное деревенской площади подбитой птицей вскрикнул мизмар, зарокотали таблы, плеснула волной гитара. Зося никогда в своей жизни не видела моря и знала о нем лишь со слов Раджи. Теперь она его узнала.

Из пены музыкального прибоя вышел великан. Глухо щелкнули каблуки башмаков, руки напряглись так, что сквозь ткань рубашки проступили чудовищные мышцы. Гордо вскинулась голова, недобро сверкнул единственный медовый глаз. Правая рука взлетела вверх, и серебряный браслет заискрился на солнце, левая уперлась в бок, ноги застучали, выбивая дробь. Надвигалась гроза, буря, тем более страшная, что не расплескивалась во все стороны, а затаилась тугой пружиной во всем мощном, темном теле.

Ее нежный, скромный ребенок, который умудрялся быть незаметным, при его-то росте и силе... Куда подевался? Зося позабыла, как дышать, и ей показалось, будто в дрожащем раскаленном воздухе она видит рядом с сыном смуглую черноволосую девушку... Непроницаемое лицо манит разгадать ее тайну, в черных глазах плещется горькое море страсти, а к ногам Милоша падает белая орхидея, которую вот-вот втопчут в пыль...

Наваждение развеялось, как и не было его. Море схлынуло, веселая саорийская музыка вернулась, а по сильным рукам братьев пошла нахально отлепленная от Артура Хельга. Зося знала, что дочка стеснялась танцевать, потому что в юности не научилась, а сейчас все не находила времени. Но на последних тактах, при дружной поддержке парней — как не выйти?

Саид раскружил сестру, передал ее в заботливые объятия Али, а тот — Милошу. Смуглый великан подбросил хрупкую светлую девушку, усадил ее на свое плечо, и с последним звуком мизмара площадь загудела от хлопков и приветственных криков.

Так и в чем все-таки был подвох? Зося заскользила взглядом по толпе, вылавливая в ней своих, и остановилась на Радко. Тот с невероятным для четырехлетнего ребенка вдохновением смотрел на отца, его братьев, сестру и крепко прижимался к матери. Герда растроганно улыбалась.

Звезды срывались с неба и падали вниз. Кажется, протяни руку — и поймаешь одну. А то и целую горсть наберешь.

Милош проследил за одной звездочкой. Куда она упала? То ли в реку, что серебрилась на расстоянии вытянутой руки, то ли в далекий лиман и шелест пальм... Он осторожно переплел свои большие пальцы с тонкими пальчиками своей помощницы.

— Я — не мой отец, Камилла.

— А я — тем более не Кончита. Но...

— Да.

Далекое море плеснуло на губы соль поцелуя.

— Эй, поднимайтесь, сони! — звонкий, малость усталый голос Зоси разбудил многочисленных гостей в радушном доме Ансельма получше самых заливистых петухов.

— А где мама с папой? — торопливо спросил, продирая заспанные глаза Радко.

— В лекарской части отдыхают. Девчонка у нас родилась ночью! Сестричка у тебя, чудовище лохматое!

— Как назвали? — поинтересовался с порога Милош, за спиной которого маячила явно не спавшая всю ночь Камилла.