Юноша быстро кивнул. У Арджуны, с его профессиональной выучкой и эльфийской скоростью, были какие-то шансы. В отличие от остальных.

Короткий золотой росчерк, сильные руки мгновенно натянули лук, и стрела взмыла вверх и вперед. И ударила в цель тогда, когда в ладонях некроманта разгорался черный пылающий шар. Эти ладони дрогнули, и шар полетел вниз, опережая тело мага. Новая вспышка, и Арджуна рухнул на землю. Обе ноги его ниже колен рассыпались серой пылью.

— Прикрыть нас! — велел Саид и бросился к потерявшему сознание командиру Теней. Подхватил на бегу пику и со всей дури оттолкнул прочь мертвеца, который явно намеревался поживиться эльфятинкой. Гаркнул, не оборачиваясь, Шалому: — Не сработало! Они двигаются!

— Они ослабли! Пробуем, пробуем все! — прохрипел чародей.

В нежить полетели смоченные в травах ножи и стрелы. Саид на пределе сил вбил пику в деревянное основание немого камнемета и, пока мертвец пытался стащить себя с древка, снес ему голову его же топором. Мертвец ведь был из своих, из крестьян.

Оставалось подхватить Арджуну на руки и донести до выступа стены, где его уже поджидал Шалом. Саид опустил друга у ног чародея и замер. Как временный командир стрелков он не имел права задерживаться, но смуглое прекрасное лицо эльфа посерело, руки похолодели...

— Иди, справимся,— сказала возникшая за плечом лучника Марлен — и пырнула легким мечом очередную нежить.

В собственном дворике донжона воцарился тишина, тем более невероятная, что с другой стороны башни доносились разъяренные и отчаянные вопли республиканцев, которые пытались расправиться с мертвецами и живыми одновременно.

А ведь они почти прорвались внутрь. Почти. Но были остановлены глумливым смехом. Сам князь соизволил выйти, чтобы поприветствовать армию нападавших, а также их командира лично. В качестве живого щита он использовал детей прислуги и рядовых воинов.

— В самом деле? Ведьма мятежников? Я-то искренне считал, что все это досужие вымыслы. Приношу свои глубочайшие извинения, госпожа. За то, что не поверил, будто бы возглавлять армию может женщина. А ведьма ли ты, мы поглядим, — издевательски-галантная улыбка играла на тонких губах под ухоженными седыми усами. Князь ласково коснулся головки плачущей девочки, а другая его рука, сжимающая кинжал с позолоченной рукоятью, легла на плечо мальчишки, заплатанные штаны которого тут же намокли. — Итак... Прежде всего, ведьма, прогони своих людей, если не желаешь увидеть тоненький, но очень глубокий разрез на этой прелестной шейке.

— Брысь, — вполголоса бросила Зося стоявшему за ее плечом Мариушу. Обернулась и для верности грозно сверкнула ледяной зеленью глаз.

— Чудесно. По-прежнему не знаю, ведьма ли ты, но ты мне нравишься, — князь обвел взглядом своих людей и звучно провозгласил: — Перед вами, господа, сама командир... как вас там... Фёна! А Фён, мы все слышали, полагает свою власть более справедливой и милосердной, чем наша! В самом деле? Я отпущу всех этих невинных детей, даю слово чести, если ты, якобы ведьма, сложишь оружие и подойдешь ко мне. Ну же! Велико ли твое милосердие — или оно заканчивается там, где начинается твоя трусость?

Трусость... Решить бы задачу поважнее, благородный князь. Дюжина ребят, самой младшей три года, самому старшему, кажется, восемь. На одной чаше — их жизни, на другой — деморализованная гибелью командира армия. Это если она погибнет. А если станут пытать? Зося опустила ресницы. Ее дорогие товарищи, надежные фёны и лучшие из вольных братьев. Разве они позволят себе упасть духом? И крестьян поддержат. Дюжина ребят... Хитрая и вместе с тем нежная улыбка Радко, угольно-черная шерстка под ее пальцами... Тяжеленный младенец Милош могуче присосался к источнику молока... Крохотный Али задремал и выпустил из ротика ее грудь. Другую деловито опустошает Саид... Она командир. Но она же — и мать.

Ножи со звоном упали на мощеный двор. Зося почувствовала на своем плече поганую руку князя и невольно улыбнулась, провожая взглядом пятки пустившейся наутек детворы.

Все глаза вперились в нее будто в диковинку. Изучали, ждали. Как смерть примет. Князь, седой, в годах, но по-прежнему высокий и мощный, одной рукой скрутил маленькую женщину. Золото, усыпанное изумрудами, блеснуло вновь.

Простой боевой нож ткнулся под кадык князю, и кинжал не вошел в женскую шею на нужную глубину. Они осели на землю разом, бездыханный и обморочная, а потому не могли видеть той ожесточенной борьбы, что завязалась между людьми князя, принявшими сторону седой ведьмы, и теми, кто остался верен своему погибшему господину. Защитника Шварцбурга, который спас командира республиканской армии, увлекла схватка, да и остальные не успевали или не хотели обращать внимания на пока еще дышащую Зосю.

Ее приметил статный красавец с роскошными каштановыми кудрями, спустившийся со второго этажа донжона.

— Ну, здравствуй, сука, — прошипел он, склоняясь над раненой. — Как же с тобой поквитаться за мой родной дом, за дом моего тестя, а?

— Храбрый рыцарь. Ты умеешь храбро насиловать подневольных девушек и убивать раненых женщин, — певуче проговорила Герда. Она воспользовалась всеобщей суматохой, философскими размышлениями Георга и бесшумно подкралась к своей неподвижной свекрови. В руке нож, над ними обеими — облаченный в латы рыцарь. А что делать? Она не успевала кликнуть подмогу.

— Ба! Воскресшая из мертвых девочка! Ты по мне соскучилась? Прости, недосуг тебя ублажать, — Георг с лязгом достал из ножен меч...

… письмо Али о верфольфах... легенда? Быль? Терять нечего. Герда припала губами к ране на шее Зоси, всосала, сколько могла, крови и выпрямилась.

Собственная поруганная честь.

Убитые во время штурма замка Баумгартенов товарищи.

Командир. Мама Саида.

Саид.

Радко.

Нечеловеческий вопль, переходящий в вой, должно быть, услышали во всей крепости. У некоторых волосы встали дыбом.

Особенно у тех, которые увидели огромного серого волка, волочившего за собой труп и дымящуюся ленту внутренностей.

Укушенная мертвецом рука ныла и распухала, несмотря на все принятые Шаломом меры, но и боль, и заверения чародея, что через пару дней отек спадет, оставили Марлен равнодушной. Она безукоризненно выполняла просьбы раненых в лазарете, срочно организованном внутри павшей цитадели, помогала медикам, утешала умирающих, но она не слышала ничего. Укутанный благословенной ночной прохладой, наполненный усталой суетой Шварцбург для нее погрузился в абсолютную тишину. И она вслушивалась в эту тишину всем своим опытом арфистки, всей душой и будто бы онемевшим сердцем. Боялась пропустить один-единственный звук.

— Марлен, — знакомый голос не отвлек ее внимания. Лишь привлек к себе. Знакомая россыпь родинок под глазом совсем потерялась посреди капелек засохшей крови. Марлен машинально отерла лицо влюбленного в нее красавца из вольных братьев, погладила грязные светлые волосы. Тот улыбнулся ей в ответ и прошептал: — Не успел я тебя охмурить, эх...

— Ты герой, и ты, и братья твои. Я восхищаюсь тобой, — ответила Марлен, склонилась над сухими колючими губами и целовала их до тех пор, пока они не замерли.

Ее снова куда-то позвали, перед глазами мелькнули Тиль и Герда, хором рыкнувшие на полудохлого Шалома, что не в его годы столько колдовать, лечить, колдовать, лечить... Марлен добавила пару ласковых, и старый чародей сдался.

Тишина хрустнула, покрылась трещинками и рассыпалась на части. Марлен вскочила и помчалась, как безумная, к тому лежаку, с которого до нее долетело слабое, родное, единственное, любимое:

— Воды...

— Давай же, вставай! Успеешь оплакать, а сейчас поесть надо. Тебя же ветром шатает, а нынче штиль, — приговаривал Саид, пристраивая последнего из вверенных ему стрелков. Пятерых убитых аккуратно уложил рядом. За ранеными проследил, потерявших друзей успокоил как мог и как успевал, отпинал здоровых к котелкам, над которыми колдовал Эрвин. Убитый горем крестьянин, рыдавший над телом брата, утер глаза, размазывая рукавом грязь и слезы, доверчиво оперся о поданную ему руку и, шаркая, поковылял за едой.