— Что ты, что ты, красавец, каких поискать! Я ж токмо стеснялся, но по случаю, как ты сам предлагаешь... — живо отозвался Хорек, похабно обхватил друга за талию и чмокнул его в щеку от всей души.

Мария выразительно повела кистью вверх-вниз по высокой колбе, Герда помахала в воздухе мешочком с травами с отметкой, мол, увеличивает мужскую силу, а Арджуна прикрыл рукой лицо. Детей, к счастью, во время этой пантомимы в комнате не пробегало.

Печальный жрец, который добровольно предоставил большую часть своего жилища под больницу, тихонько притулился в углу, долго наблюдал за кипучей деятельность, а после исчез и вернулся с подносом. Расставил на столе кружки, кувшин с медом, миску с соблазнительной зеленью, нарезал хлеба и сала. Вся честная компания дружно рванула к столу, и даже Арджуна поторопился. Хорек хватил было краюху со стола, но вдруг отдернул руку и виновато зыркнул исподлобья на жреца.

— За то, что вместе с добром сожгли... Простил бы ты, а. Люди сказали, ты лавки сам сколачивал. Нехорошо вышло. Прости.

На белом лице мелькнуло подобие улыбки. Служитель осторожно тронул тонкими пальцами воздух у обожженной щеки Хорька:

— Где тебя так?

Бывший разбойник неопределенно дернул плечом. За него ответил Саид. Жрец побледнел еще больше, хотя куда уж больше-то, и спросил, прочистив осипшее горло:

— Сколько человек твой барин сжег?

— А кто б считал... Почитай, дюжину, а то и все две, — сквозь зубы выцедил Хорек.

— Две дюжины, — эхом откликнулся жрец. Протянул бывшему разбойнику руку: — Лавки — не люди. Сколотить заново можно.

После перекуса Саид решительно перекинул Герду через плечо и под аккомпанемент очередного истерического припадка смеха потащил на задний двор. Пошарил глазами по хозяйственным пристройкам, выбрал баню и сгрузил свою любимую ношу на лавку в предбаннике. Сам устроился рядом и обнял покрепче волчонка, доверчиво прильнувшего к нему.

— Как мама, ты видела ее?

— Видела. И сестренок, и братишку, и отчима тоже видела, — затухая с каждым словом, ответила Герда. Приободрилась от мягкого прикосновения губ к шее у основания косы и пересказала и давешнюю, и утреннюю встречи как есть, без утайки.

— Что страшно, Саид... Я ведь готова была его в горло ткнуть. Мама глядела, родные, соседи, а я... Зверь внутри так рычал, так рвался. Это же из-за отчима я в барский дом попала. Это из-за него под Георга легла. И вот он слабый передо мной стоял, ну кто он передо мной с ножом, какой Петра сковала? Слабого — и убить... Страшно, если бы ты знал, как я сама себя испугалась.

— Волчонок, пушистый мой... А что остановило тебя?

— Да страх этот и остановил. Как убить, живого, безоружного, на глазах у жены и детей? Он живой человек, Саид. Обижал меня, крепко обижал, но если за каждую обиду резать... Не то преступление, чтобы за него так наказывать.

Грустный, певучий голос отозвался сладкой мукой в груди. Саид поцеловал ее удивительные серые глаза, опутал всем собой мягкое теплое тело. Фыркнул в растрепавшуюся на виске косу:

— Так — нельзя наказывать. Но разок я ему по яйцам двину, уж не серчай. Не бойся, не поколю. Что ж я, зверь, тещу без постельных радостей оставлять?

— Любый мой, какой же ты добрый...

— … когда трезвый! — закончили хором, вспоминая байку с базара в Блюменштадте.

— Ох, ладно, ну его, — Герда завозилась, откинулась поудобнее на сильную грудь лучника и прошептала мечтательно: — Мне Радко сегодня приснился...

— Вот это давай во всех подробностях.

— Кожи где? — спросила Зося у крестьян, которые только что доставили к лагерю возы с тем, что командир затребовала в деревнях.

— Дык это... У нас-то их и нету, а у соседей... Не дали, — растерянно развел руками мужик.

— Ясно, — Зося отловила за шкирку пробегавшего мимо мальчонку, из тех, что пришли вместе с отцами под стены Шварцбурга, и велела: — Найди Анджея, скажи, в деревню поедет, кожи добывать.

На макушку командиру свалилась шишка. Зося задрала голову и увидела пушистый рыжий хвост, стрелой взлетевший вверх по сосне. Только белки для полного счастья не хватало. Ведьму раздражало буквально все в том кавардаке, который творился в лесочке неподалеку от Шварцбурга, и она живо вспоминала давние времена, когда Кахал гонял зеленых бойцов в хвост и в гриву, костеря на чем свет стоит. Впрочем, надо отдать должное их странной армии, дисциплины за месяцы восстания прибавилось.

— Мам, хорош пылать праведным гневом, там приятели Камиллы прискакали! — весело объявил Саид, кудрявым вихрем примчавшийся со стороны палаток.

— Сейчас, Анджею инструкции выдам и приду. Вы их там хоть попотчевать чем сообразили?

— Эрвина обижаешь? Конечно!

Через четверть часа, отправив Анджея с короткой злой запиской вместо благословения, Зося бегом бросилась к палатке, даром что почти сорок пять и коса седая. Но друзья Камиллы, которых девушка по поручению фёнов окучивала все эти годы, вполне оправдывали подобный порыв. Не каждый день в крепости противника обнаруживалось аж целых три сторонника нападавших.

Рядом с палаткой командиров стоял наскоро сбитый стол, заставленный и заваленный баночками, мешочками с травами, перевязочными материалами, инструментами и прочим лекарским добром. Шалом, Герда, медик второго отряда Тиль и знахарь из вольных братьев спорили, видно, отбирая самое необходимое для сумок первой помощи. С той стороны, где сколачивали защиту для лучников и тарана, донесся смачный матерок. То ли кто кому доску на ногу уронил, то ли напортачили чего.

У приподнятого полога ее встретил вилявший всем телом Фенрир. Пес прибыл в лагерь всего несколько часов назад вместе с Эрвином и бросался буквально на каждого из своих, ликуя по поводу долгожданной встречи. Зося мимолетно потрепала лопушистые задорные уши и нырнула в прохладный полумрак, вскруживший голову ароматом каши с грибами. Ох, балует менестрель дорогих гостей, небось, предпоследнюю горсть сушеных боровиков на них перевел! И не сказать, чтобы зря.

На столе лежал примерный план Шварцбурга, который на глазах обрастал подробностями стараниями двоих аристократов. Зося невольно расплылась в улыбке, до того умильно смотрелись рядом эти две классические противоположности: худющий высокий красавец с белокурыми локонами ниже лопаток и низенький, на вид необычайно интеллигентный толстячок с темно-русыми волосами, собранными на затылке в хвост. Судя по перекошенным от попыток не заржать лицам Саида, Хорька, командира второго отряда Отто, командира третьего отряда Мариуша и самого Арджуны, она была не одинока.

— Ну, ребята, чем порадуете? — Зося протянула руку для пожатия, но верные своим привычкам молодые люди галантно поцеловали ее и воспитанно отвели глаза, стараясь не слишком пялиться на женщину-командира в коротком, по колено, платье. — Так... Значит, у нас есть аж три подземных хода? Может быть, и таран не пригодится?

Таран, которым пришлось бы долбить ворота под прицелом вражеских стрелков, под балконами с кипящей смолой, и не факт, что мокрые кожи спасут.

Во время обсуждения штурма замка в палатку вошли Марлен и Камилла с бумагами в руках.

— Послания дорогим защитникам цитадели еще нужны? — полюбопытствовала Марлен и протянула образец командиру. — Как считаешь, перечисление конкретных имен, кого мы не отпустим на все четыре стороны, а будем судить, не лишнее? Мы с племянницей прикинули, что князь и его дружки навроде Георга так и так не жаждут сдаваться, а вот рядовые вполне могут поточить на них зубы.

— Все верно. Саид, займись. Арджуна, ты нужен нам на совете.

— Сделаем, — Саид забрал записки из руки матери и обернулся к гостям: — На какое, говорите, расстояние стреляют ихние лучники и аркбаллисты?

Зыбкий утренний свет с трудом пробивался сквозь ласковые серые облака и застревал в тумане. Серые коренастые башни Шварцбурга и черный донжон казались вовсе не страшными и даже сказочными в пушистом воздухе. Пахло влажными травами, хвоей и свежесрубленным деревом. Редкие птахи тренькали в ветвях, им вторил скрип колес метательных машин.