Она ничего не ответила, а лишь хмуро усмехнулась, и кивнула в знак согласия. Немного помолчав, она, с очень серьезным выражением лица, сказала:

– Не в себе. Ты был чертовски прав. Умерла. Я должна была это понять, и разговаривать с ним несколько иначе.

Она замолчала, а я не стал отрывать её от мыслей. Вскоре, она снова заговорила:

– Смерть, по большей своей части – всего лишь плата за ошибки. И ничего более. За ошибки в расчетах, и в действиях.

– Поясни? – попросил я.

– Хорошо. Давай возьмем стакан чистой воды. Будем считать эту воду источником жизни, и пока он полный и чистый, человек будет жить. Он будет выживать, несмотря ни на что: он может упасть с крыши высотки, попасть под автомобиль, пройти войну, в него может попасть молния и так далее. Но он выживет, на удивление всем вокруг. Он может не стареть, или делать это совсем медленно, на зависть многим. А умрет он, когда стакан будет наполнен грязной, мутной водой, и силы её на восстановление уже будет недостаточно.

– Интересно.

– Так вот, – продолжала она: – каждое ошибочное действие или неверный расчет добавляют капельку мути в этот стакан. Чтобы понятнее это было, возьми реальный стакан с чистой водой, и начни добавлять в него чернила. Каплю за каплей. И ты увидишь, что первые капли чернил, особо ничего не меняют. Визуально, вода будет оставаться чистой довольно долго, но рано или поздно, это зависит от частоты капель и времени, станет заметно, как пропадает кристальность воды, и она начнет мутнеть. Но в жизни, между тем, помимо того, что человек совершает ошибки, он порой делает что–то выживательное, что–то доброе, что, само по себе, является чистыми каплями, добавленными все в тот же стакан. Но рано или поздно, стакан переполняется грязной водой у каждого, и его опорожняют. Это и есть смерть, если очень условно.

– То есть, если не делать ничего плохого, то будешь жить вечно? – спросил я.

– Не так все просто, но если мы говорим об "обычном" человеке, с его "нормальными" 80 годами жизни, то – да. То, на что он способен, просто поддерживая стакан чистым, может показаться чуть ли не вечностью. Но не забывай, что абсолюты недостижимы, но и конца у них тоже нет. Так что растягивать все это можно достаточно долго, настолько долго, что обычный человек назовет это бесконечным, понимаешь?

– Угу.

– Если не делать плохого и не ошибаться, или хотя бы исправлять ошибки, то человек может прожить в разы, в разы больше обычного. Но чтобы жить еще дольше, просто не делать плохого будет недостаточно.

– А что еще?

– Ещё нужно делать хорошее. Ошибки наши бывают не только в действиях. На самом деле, не менее часто, человек добавляет капли чернил в стакан, просто не делая того, что мог бы сделать. Тут есть над чем подумать.

– Например?

– Примеров бесконечное количество. Ну ладно, давай пораскинем мозгами. Ударить маленького ребенка ты сочтешь плохим поступком?

– Да.

– Хорошо. Значит, ударить его будет каплей чернил. Но вот ты видишь, как кто-то другой ударяет маленького ребенка, и ты тут, вроде, не при чем, но только, если ты не остановишь этого, то это и будет той самой каплей чернил в твой стакан. Конечно, не за действие, ведь ты его не бил, но за бездействие – ты ему не помог, решив пройти мимо, и не вмешиваться. Но капли эти будут равны, понимаешь?

– Понимаю. А если его ударила его собственная мама, или это не важно?

– Абсолютно не важно. Такие понятия как мама, папа, брат, друг, знакомый, учитель, полицейский, да что угодно – это всего лишь, социальные роли. Это игры людей. На уровне душ мы все одинаковы и равны. Мы все – представители жизни как таковой: я, ты, все эти люди вокруг, вот эта собака или те обезьянки. Просто в разных оболочках. Каждый здесь с какой–то целью и по какой–то причине. Каждое действие или бездействие может быть плохим или хорошим, главное научиться понимать, сколько пользы или вреда в том или ином событии. Нет однозначных шаблонов, всегда нужно взвешивать. И выбирать то, что приносит больше пользы, нежели вреда.

Я задумался обо всем этом. То, что она говорила, довольно легко укладывалось в моем сознании. Я вспомнил момент, когда человек пытался силой заставить Джамбо сидеть и вспомнил, какое возмущение от происходящего испытывал я, да и не только я, почти все наблюдавшие за ними.

Ведь именно это возмущение и стало потом всеобщим восхищением, когда Джесс защитила собаку. То есть получается, интуитивно, все мы были на стороне правды, но никто не взялся сделать это сам. Никто из нас, кроме Джесс, не решился вмешаться.

Но почему? Откуда этот принцип невмешательства? Похоже на страх или неуверенность, что будешь прав или надежда на то, что помощь окажет кто-нибудь другой.

Я решил, что как-нибудь в безветрие стоит над этим хорошенько подумать. А вслух я обратил внимание на то, что ветер сегодня задерживается. Обычно, в это время, уже начинало раздувать.

– Похоже, ветра сегодня не будет.

– Может и будет, но придет, видимо, ближе к ночи. Пойдем, поплаваем с масками. Это, конечно, не Красное море, к которому ты привык, но и тут есть на что посмотреть.

– Да, зато тут чаще встречаются черепахи. Я пойду, принесу маски и ласты.

– Только маски, – возразила она, – ласты нам не нужны.

– Почему?

– Тащи маски, потом объясню, я пока рассчитаюсь за завтраки.

По пути за масками я пытался вспомнить, когда я ей рассказал, о том, что провел много времени на Красном море, и рассказывал ли я это вообще. Еще я гадал, почему Джесс отказалась от ласт, ведь она не сказала, что ей не нужны ласты – это было бы вполне нормально, так как многие не любят ласты. Но она сказала, что есть какое–то объяснение и это мне показалось любопытным, потому что я сам сторонник плавать без ласт, так как я заметил, что, чем медленнее я плаваю, тем меньше подводные жители меня боятся, и тем больше я могу увидеть. Я не сказал ей об этом, решив выслушать её объяснение.

Джамбо увязался за нами. Вообще, с того дня, куда бы мы не шли, он всегда был рядом, радостно бегая вокруг нас. Вот и тогда, он, махая хвостом, добежал до океана. Остановившись у кромки воды, словно раздумывая, лезть туда или нет, он оглянулся посмотреть, идем ли мы с Джесс. Увидев, что мы приближаемся, он бросился в воду, и стал бегать кругами, стараясь перепрыгивать через небольшие волны. Когда мы стояли в воде по пояс и промывали маски, Джесс принялась мне объяснять:

– Когда идешь нырять, запастись нужно маской и любопытством. Маска тебе нужна, чтобы смотреть и дышать, а любопытство, чтобы привлечь побольше жизни. Чем больше ты будешь излучать интереса, тем больше вызовешь его к самому себе. Ты можешь, как угорелый, носиться туда–сюда, стараясь увидеть, как можно больше, а можешь просто лежать и они сами приплывут посмотреть на тебя. А ласты – это минус в этом деле, а не плюс. Нет, конечно, если ты пойдешь первым путем, то ласты нужны, но я тебе покажу другой вариант. В подводном мире свои расчеты, но все, кто там размышляют очень просто: они оценивают твой размер и твою скорость. Чем больше ты и чем быстрее можешь перемещаться, тем большую дистанцию они должны соблюдать для собственной безопасности. Поэтому плавать будем медленно, по большей части, просто лежать и смотреть, немного шевеля ступнями и ладошками. Руки держи строго по бокам. Ладошки как плавники, усёк? Первые минут 20 не придирайся к результатам и лишь излучай любопытство, договорились?

Я слушал её и не мог поверить; то, что она сейчас мне сказала, я знал и до неё. Я это обнаружил много лет назад, когда жил в Египте, и очень много времени провел, изучая жизнь Красного моря. А может, я это прочитал где–то в интернете и забыл. Нет, я точно сам до этого дошел. И все-таки, я сомневался.

– Договорились? – снова спросила она.

– Да–да, договорились.

– С тобой все в порядке? Ты какой-то растерянный.

– Все ок, погнали.

– А ты, – обратилась она к Джамбо, плавающему вокруг нас: –А ты пока останешься здесь и будешь нас ждать.