– У меня – свой журнал в Москве и небольшой ресторан в Турции. Последнее – подарок мужа, – говорит это, немного смущаясь, или мне показалось.

– Ты замужем? Давно? А дети есть? – буквально забрасываю её вопросами.

– Замужем. Через неделю будем праздновать вторую годовщину. Детей у нас нет, думаю, пока мы к этому не готовы. А ты? Ты женат?

– Нет, пока не удалось, – улыбаюсь, – ты недавно пришла? Не видел тебя в Загсе.

– Удалось прийти только в ресторан.

– Ты – с мужем?

– Нет, он остался в Турции, не смог приехать.

– Так ты замужем за турком? И как же твоя фамилия? Как теперь тебя величать?

– Анна Озгюн собственной персоной, – смеётся.

– Надо же, красиво звучит. Ну ладно, пойду работать, я же всё-таки на работе, – улыбаюсь, – увидимся, Анна Озгюн.

За оставшийся вечер нам так и не удалось с ней пообщаться, сделал еще пару кадров, на которых она смотрит прямо в объектив и улыбается.

Свадебный торт так же приятно удивил: огромный, в 8 ярусов, белоснежный и очень вкусный. После того, как молодожены разрезали торт, а гости насладились его вкусом, празднование, в целом, можно было считать завершенным. В честь молодоженов устроили фейерверк, после чего они отправились в гостиницу, поблагодарив всех гостей за присутствие на их празднике жизни. Я так же поехал в гостиницу – последняя часть фото сессии молодоженов. Уставший, около часа ночи, вернулся домой. Осталось только принять душ и уютно устроиться в своей постели. Надеюсь, завтра не будет такой жары.

И лишь закрыв глаза вдруг вспомнил о ней. Анна Озгюн. Помнится, она мне нравилась, да что там нравилась – я был по уши в неё влюблён! Тогда у неё был мужчина, которого она любила, а сейчас она замужем за турком, который делает ей дорогие подарки.

Остановив поток ненужных вовсе мыслей, постарался отправиться в страну Морфея, но образ её отчаянно не покидал меня. Однако усталость взяла своё. Нужно хорошенько выспаться, ведь завтра новый день и новая свадьба. Люблю свадьбы, правда, когда присутствуешь на них ежедневно, мозг потихоньку перенаполняется всем этим счастьем, кружевами, бокалами и прочей свадебной атрибутикой.

Не часто, но, бывает, вспоминаю этот день, когда мы впервые встретились после окончания университета, просматриваю его в своих воспоминаниях раз за разом, будто кинопленку. И так отчетливо слышу её смех, вижу её улыбку, что сам невольно улыбаюсь.

Так странно, но мне безумно нравится сочетание её имени с этой турецкой фамилией. Анна Озгюн. И никак иначе. Я бы сказал, что ей к лицу эта восточная нотка.

Глава 6.

Август 2009-го.

– Так странно, джаным. Еще вчера была в Турции, а уже сегодня – здесь, в Москве, – говорит, игриво отправляя апельсиновую дольку в рот.

– Ты говоришь об этом с такой лёгкостью, словно то, что ты живёшь на две жизни, тебя абсолютно устраивает – отвечаю ей с едва уловимым раздражением.

– О чем это ты? Можно жить на два дома, но не на две жизни. Жизнь – она одна, и каждый проживает её так, как считает нужным.

– Опять громкие слова и не более. Хорошо, я живу на две жизни. Одна жизнь – это ты, наши встречи. Другая – это мои фотографии, моя студия, книги, люди: родные, близкие и приятели, прохожие и незнакомцы, Ольга.

– Она знает о наших встречах?

– Я ничего от неё не скрываю.

– То есть ты приходишь домой и всё ей рассказываешь? Всё, вплоть до мельчайших подробностей? – спрашивает, улыбаясь.

– Зачем ты так? Она знает о наших встречах, о тебе, всё: от начала до конца.

– И ты считаешь, что это нормально, что это не причиняет ей боли? Ты сложил с себя всю ответственность, прикрывшись тем, что правдив и честен. На самом деле, это банальная мужская трусость. Перекладывание ответственности: выбирай сама, как тебе с этим жить. Хочешь, оставайся, но потом не жалуйся и не устраивай истерик, а хочешь – собирай свои вещи и уходи. Разве я не права?

– Что ты несёшь? – начинаю заводиться.

– То, что Ольга принимает наши с тобой отношения, вовсе не означает, что это не причиняет её боли. А то, что ты удваиваешь эту боль своей якобы откровенной правдой, вне сомнений. Это не откровенность, джаным, это эгоизм.

– Великолепно! Выстрел в лоб. Эгоист и трус. Таким ты меня видишь?

– Вовсе нет. Но по отношению к Ольге ты проявляешь именно эти качества.

Неужели она права, и я всего лишь трус, который не может сделать выбор и осознанно причиняет боль женщине, которая любит меня и ждёт вечерами? Да, я не обманываю Ольгу, прикрываясь задержками на работе, отчетами и прочей ерундой, которую выдумывают сотни мужчин, чтобы выкроить время для своих любовниц, изменяя своим супругам, которые этим временем хранят семейный очаг. Но что это меняет? Так ли нужна ей, Ольге, эта мнимая правда?

– Ты сделал выбор за неё, даже не поинтересовавшись, а хотела ли она всё это знать. Тем самым ты успокоил свою совесть, ведь по сути ты никого не обманываешь, и, на первый взгляд, твоя совесть абсолютно честна.

– Перестань, – перебиваю её.

– Я не хотела тебя обидеть, просто сказала то, что думаю и, раз уж мы начали этот разговор, то…

– Ты затеяла весь этот разговор, – вновь не даю ей договорить и просто срываюсь на крик, – и если ты намерена продолжать его в том же духе, то у меня нет подобного желания. У меня, в принципе, нет желания продолжать вести с тобой какие-либо беседы, даже просто находиться рядом с тобой! Что ты, чёрт возьми, о себе возомнила!

Вылетаю из номера вне себя от злости, не преминув при этом хлопнуть дверью. Банальная мужская трусость, значит?

Выхожу на улицу – прохладный августовский воздух тут же даёт о себе знать и, увы, не греет. Захожу в ближайший бар и заказываю двести – виски: стоит согреться. Возможно, стоит напиться. Ещё двести – отлегло. Стало легче дышать, и мысли, одна за другой, стали поступать в мою голову. Что же меня так вывело из себя? Какая глупая ситуация. Однако еще глупее было оставить её там, в номере, одну посреди ночи. Я просто устал. Смертельно устал от этого подвешенного состояния, в котором пребываю в последнее время, а сколько оно длится, это последнее время, так с ходу и не сказать. Надоело делить на два. Надоело делиться. Нет, она не права, определённо не права по поводу того, что невозможно жить на две жизни. Очень даже можно, и мы с ней оба тому пример. Как долго всё это будет продолжаться? Чего она хочет? К чему был весь этот разговор? Да какая, к чёрту, разница, к чему, да почему, если всё именно так, как она сказала. Не скрывать – не значит быть честным, и есть ли грань между «не скрывать» и «демонстрировать», и не переступил ли я эту черту. Не стал ли я откровенно демонстрировать Ольге наличие у меня другой женщины, той, что занимает все мои мысли, той, что стоит между нами с Ольгой, той, что я всё время жду?

Между прочим, наши позиции с Ольгой несколько схожи: мы оба ждём. Правда Ольга ждёт того, кто уже ждёт и, увы, нее её. Мы с ней будто сидим в зале ожидания, на чемоданах и с билетом в руке, в котором указан пункт назначения, но отсутствует дата и время отправления. Кто забыл указать эту дату и когда же исправят эту ошибку? Ещё двести. Это всего лишь мысли, и никаких действий. Как же здесь накурено – у них что, не работают кондиционеры? К чёрту всё!

Кому нужна правда и нужна ли она вообще? Миллионы людей тонут во лжи, прекрасная зная, что рано или поздно эта ложь выйдет наружу, и затопит всё, что они так тщательно скрывали. Так стоит ли скрывать и лгать? Если все вокруг вдруг перестанут лгать, наступит хаос или, напротив, покой?

Выхожу из бара – стало еще холоднее. Она, наверное, ушла. Возвращаюсь в отель, спрашиваю у администратора, не сдали ли ключи от номера. Отрицательный ответ. Поднимаюсь в номер, хотя в пору бы бежать сломя голову. Открываю дверь. Она не ушла.

– Что ты читаешь? – спрашиваю её, прикрыв дверь.

– Стефан Цвейг. Мне очень нравятся его новеллы, – улыбается, закрывая книгу.