Испытав триумф, а затем резкое падение, я некоторое время находился в прострации. Дойдя до метро, я купил себе шаурму, и машинально начал её есть. Жевал я до тех пор, пока не услышал чей – то ехидный смех. Две девчушки тыкали в меня пальцами, и негромко хихикали. Пытаясь определить причину их веселья, я посмотрел на своё отражение в витрине, и увидел, что вместе с шаурмой, я сжевал и проглотил изрядный кусок салфетки, в которую эта шаурма была завёрнута. Изгрызенные мною клочья бумаги траурно свисали у меня изо рта. Выплюнув полу прожёванную салфетку, и выкинув остатки шаурмы в урну, я раздражённо вошёл в метро. На следующее собеседование я опоздал. Я продолжал ездить на собеседования в течение полугода, и всюду слышал одно и тоже: мы вам позвоним! Поскольку прорваться на бизнес – олимп мне пока не удалось, то я временно довольствуюсь должностью кассира в супермаркете (временно!). К работодателям, размещающим объявления о вакансиях, но демонстративно не берущим на работу людей, обладающих необходимыми навыками, у меня один вопрос: чего вам надо, суки?

Пим Пимыч Поповихленский был доволен своей жизнью. Состоятельные родители переехали в новую квартиру на Котельнической, оставив Пима в роскошной трёхкомнатной квартире на Молодёжной. Когда Пим заканчивал институт, родители оплатили его дальнейшее обучение в аспирантуре, что вызвало у Пима короткий приступ злого, ехидного смеха – более талантливые, но бедные одногруппники остались не у дел, а Пим ежедневно любовался изображением своей немного одутловатой физиономии, заходя на сайт ВУЗа, в раздел «молодые учёные России». Учёный! Это вам не хрен собачий, а собачачий! Мама Пима (роскошная, полнотелая брюнетка с пленительной походкой) предусмотрительно расторгла брак с родным Пиминым папочкой (пожилым, пронафталиненным учёным России, чьи пожелтевшие усы импотентно обвисли, не выдержав напряжённых, многолетних научных изысканий), и вышла замуж повторно, за более молодого, обладающего упругими усами претендента. Сходство между родным отцом и отчимом было настолько явным, что Пима про себя подозревал мать в том, что она просто хотела проапгрейдить устаревшую версию папочки. Отчим был крупным вор…то есть бизнесменом, и устроил Пима на работу в один из принадлежащих ему отелей. Должность была чисто номинальной, Пима должен был появляться на работе два – три раза в неделю, проводить пару часов в специально отведённом ему кабинете, после чего он был абсолютно свободен. Каждый месяц, на специально открытый отчимом счёт, поступала такая кругленькая сумма в условных единицах, что Пима визгливо хохотал от удовольствия, и радостно потирал повлажневшие ладошки. Пим считал, что его тяжёлый труд адекватно оценивается работодателем, и в свободное от работы время, старался побольше отдыхать. У него было два увлечения: генеалогия (на стене его комнаты висело разветвлённое генеалогическое древо, род Поповихленских был одним из самых древних в России, и при определённой натяжке мог посоперничать с Романовыми), и порнография. Пима постоянно находился в поиске новых фильмов, он переписывался в чатах с другими любителями порно со всего света, и наладил взаимный обмен новинками. Нет, он не был банальным дрочилой, он считал себя творцом, создателем! Его мечтой было режиссировать и снять свой фильм, в котором он собирался сыграть главную роль. Он часто сбрасывал дорогой, в цветах имперского флага, халат, и оставался перед зеркалом абсолютно голый. Кривые тощие ноги, покрытые редким пухом, казались ему толстыми, перевитыми венами тумбами (как у тяжелоатлетов), он втягивал жирный, в дряблых складках живот, напрягал впалую грудь, и радостно хохотал – он просто античный бог! Тщательно разгладив редкие усики (усы нужны для того, чтобы походить на порно актёра по прозвищу Мышонок, забавного толстяка с большим членом), он принимался за измерения своего рабочего инструмента. Пим разработал специальную гимнастику, направленную на увеличение размеров своего «гунявого», как он его ласково называл. Выпивая вместе с другими аспирантами, он часто рассказывал о том, как он «вывалил своего гунявого», или же постучал «гунявым по столу», что было абсолютной ложью, поскольку, достигнув двадцатисемилетнего возраста, Пим оставался девственником. Его пугала сама мысль о том, что ему придётся копошиться в постели с толстыми, жопастыми и сисястыми девками. Ему! Такому чистюле! Он мылся не меньше девяти – десяти раз в день, а эти ленивые твари, наверное, и трёх раз в день не моются! Любые поползновения однокурсниц он строго пресекал взмахом руки, и заранее заготовленной фразой: врачи запретили мне возбуждаться! Никакого секса до свадьбы! Да и после свадьбы стоит подумать! Ошарашенные подобным заявлением, девки (как правило) отставали. А на тех, на кого магическая фраза не действовала, он кричал визгливым голосом, – пошла вон! Похотливая тварь! Большую часть свободного времени Пим посвящал гимнастике. Он подвешивал к члену грузики и гантели, и совершал ими круговые движения, пятьдесят раз в день он напрягал мышцы ответственные за мочеиспускание (для того, чтобы они были эластичными, и он мог выстреливать спермой на несколько метров – это очень красиво смотрится на экране). Проделав комплекс упражнений, он хватался за линейку, в надежде обнаружить пусть небольшой, но уверенный рост. К его глубокому сожалению, «гунявый» расти не хотел, и в напряжённом состоянии составлял девять с половиной сантиметров, чего было явно недостаточно для того, чтобы затмить этого жалкого неумеху Рокко Сиффреди! Пим разочарованно рычал, бежал в ванную, и натирал своего любимца специальными кремами, обладающими эффектом лифтинга. В минуты отчаяния, он подумывал о том, чтобы попросить у отчима денег на операцию по увеличению, но…Пима очень боялся крови, и сама мысль о том, что грубые руки хирурга прикоснутся к самому святому, такому нежному…оооо, нет! В ожидании чуда, он просматривал тысячи порнофильмов, выписывая удачные (на его взгляд моменты), и потихонечку писал свой сценарий. Помимо проблем с орудием труда, жизнь Пима омрачалась присутствием в ней бабки, и родного брата. Бабка (судя по невнятным намёкам матери, в молодости имела какое – то отношение к деятельности ЧК) не утратила комсомольского задора, и часто навещала внука. Визиты эти были всегда неожиданны, и экстравагантны. В один из солнечных, ясных дней, Пима вышел из ванной (четвёртая процедура за день), и увидел бабку, деловито сгребающую в принесённый ею тазик, его книги. Он всплеснул руками, и быстро подбежал к ней, громко причитая на ходу, – бабуля! Что ты делаешь?

– Забираю своё.

– Ка…какое «своё»? Это мои книги!

– Нет, мои!

Пима выхватил из тазика одну из сваленных бабкой книг, порывисто открыл первую страницу, и сунул старухе под нос, – смотри! Видишь?

На форзаце стояло Пимино факсимиле – причудливо переплетённые между собой три буквы «п». «Пим Пимыч Поповихленский».

– Поняла? Это мои книги!

Бабка продолжала сгребать в таз всё, что попалось ей под руку.

– Бабуля! Там моё факсимиле!

– А книги – мои!

Обескураженный железной логикой бабки, Пим отступил. Подумав некоторое время, он схватился за телефон, и судорожно набрал номер матери. Её сильный, уверенный голос всегда действовал на него успокаивающе. Она взяла трубку на девятом гудке (она никогда, и никуда не торопилась).

– Аллу?

– Ма, это я! Я так больше не могу, старая маразматичка меня достала, она…

– Пимуля, мальчик мой, ты взволнован! Поделай дыхательную гимнастику, десять минут, затем выпей витамины (те, которые я тебе в последний раз привезла), полежи минут пятнадцать, а затем перезвони. Мы всё устроим.

Спокойствие матери передалось Пиме, он проделал все предписанные матерью действия, чувствуя, как бесстрастие и невозмутимость наполняют его, и делают сильным и уверенным в себе. Он настолько преисполнился чувством собственной силы, что даже не стал перезванивать матери. Порывшись в шкафу, он нашёл ароматизированные палочки, привезённые матерью из Азии, красиво расставив их по комнате, Пима поджёг их, и сел медитировать. Он воображал себя властелином мира, могучим, властным, бесстрастным. Вот, он отдаёт приказ казнить десять…нет, сто тысяч человек! Ни один мускул не дрогнул на его волевом, аскетическом лице! Он велик! Тупые людишки, с их убогими страстями не могут себе вообразить, что это такое – быть владыкой всего мира! Какая это чудовищная ответственность! Какая сила требуется для этого! Переполненный ощущением собственного могущества, он величественно сел на кровать, включил масляный радиатор, и убаюканный его гудением, быстро заснул. Но…что это за посторонний звук? Кто осмеливается тревожить покой Властелина Вселенной? Показалось? Нет! Кто – то громко и беспардонно стучит в тяжёлую бронированную дверь. Пима решил не открывать, закрыл глаза и…