- Ничего, – возразила Жоа. – Мы готовы приступить к работе немедленно. Для этого мы сюда и приехали.

- Я рада. А медсестры, которых вы смените, будут вам очень благодарны. Сейчас я покажу, где вы будете жить, и вы сможете оставить там свои вещи, а затем провожу на место дежурства и расскажу о ваших обязанностях.

Теперь, когда они вышли из полумрака здания, Кенди удалось как следует рассмотреть главную медсестру военно-полевого госпиталя 1478. При ярком дневном свете стало очевидно, что та совсем не так молода, как показалось Кенди в «кабинете» доктора Люмьера. На вид Антуанет было около тридцати лет. Она обладала правильными чертами лица, может быть, не безупречными, но гармоничными. Из-под ровных полукружий бровей на девушек внимательно смотрели опушенные длинными густыми ресницами карие глаза изумительного орехового оттенка, в уголках которых собрались маленькие едва заметные морщинки, свидетельствующие о том, что их обладательница любит улыбаться или… очень устала, а, быть может, и то, и другое. Волосы мадемуазель Делакруа при ближайшем рассмотрении оказались совсем не черными, а каштановыми с красивым медным отливом, а кожа такой белой и бархатистой, словно ее ни разу не касался солнечный луч. Однако, хотя она производила впечатление милой, приветливой и веселой женщины, Кенди внезапно ощутила волну потаенной грусти, которая, словно невидимое облако, окружала Антуанет. Такое щемящее сердце чувство охватывает человека осенью, когда деревья одеваются живым пламенем, золотые листья кружатся в воздухе и уносятся легким ветерком в звенящую тишиной небесную синь навстречу ласковым лучам все еще по-летнему яркого, но уже не палящего солнца. И он понимает, что это тепло – лишь иллюзия, прощальный поцелуй ушедшего лета, и что за сверкающим золотым великолепием скрываются первые признаки надвигающихся холодных зимних сумерек – времени сна, покоя и тьмы… И в его душе невольно воцаряется, казалось бы, необъяснимая тревожная печаль, а сердце плачет невидимыми слезами в неизбывной тоске по безвозвратно ушедшему лету. И именно такую грусть ощутила Кенди, глядя в красивые карие глаза Антуанет Делакруа. Но если бы ее спросили, что ее вызвало, Кенди вряд ли смогла бы ответить внятно. Может быть, легкая отрешенность, которая сквозила в поведении главной медсестры… а, может быть, непонятная тень, застывшая на дне ее глаз.

- …Сложнее всего здесь дело обстоит с поддержанием чистоты, – продолжала между тем Антуанет. – Легче всего летом, поскольку неподалеку протекает ручей. Зимой мы растапливаем снег, чтобы получить воду. Но вот весной… Снег уже грязный, да и в ручье вода не слишком чистая, приходится долго отстаивать. Но, как вы знаете, чистота – обязательное условие нашей работы. К сожалению, нередко бывают случаи, когда при нехватке лекарств и прочих необходимых вещей все, что мы можем сделать для раненого – так это сохранить рану чистой и не допустить заражения крови. К тому же, чистота и аккуратность – главные требования доктора Люмьера.

Она остановилась перед низким деревянным бараком. По сравнению с остальными постройками здание, сделанное из бревен, казавшихся от сырости почти черными, выглядело небольшим и приземистым.

- Здесь живут все медсестры госпиталя, – пояснила Антуанет. – Комнаты здесь маленькие, но окна выходят на солнечную сторону, да и само здание теплое.

Распахнув дверь, она вошла внутрь. Кенди и Жоа молча последовали за ней и остановились. Прямо перед ними, освещенный неярким светом, падающим из проема двери, возле которой они стояли, простирался темный коридор. Антуанет уверенно прошла вперед и открыла одну из дверей, расположенных вдоль коридора.

- Вот ваша комната. С вами будет жить еще одна наша медсестра. Она сейчас на дежурстве, поэтому познакомитесь вы несколько позже. Она – хороший человек, очень аккуратна, поэтому, думаю, вы поладите. Оставьте вещи здесь, переодевайтесь, и я провожу вас на дежурство, а попутно покажу, где и что.

- Да, мадемуазель Делакруа, – хором, словно ученики на репетиции, ответили Кенди и Жоа и быстро скользнули в комнату.

- Зовите меня просто Антуанет, – улыбнулась та им вслед. – Так меня все здесь зовут. И поторопитесь!

- …А раненые, что в этой и соседней комнате, будут на твоем попечении, Кенди.

Антуанет посторонилась, пропуская девушку вперед. Кенди вошла в комнату и огляделась. Довольно просторное помещение, освещенное дневным светом, льющимся через большое окно в одной из стен, было заполнено по большей части самодельными лежаками, расставленными вдоль стен, на которых лежали раненые. В глазах невольно зарябило от белых полос бинтов и перевязок, на которых местами выступали кровавые пятна. В воздухе кружился устойчивый запах спирта, крови и лекарств. Их появление не вызвало у находящихся в «палате» никакого интереса, лишь один-два человека открыли глаза и посмотрели на стоящих у двери женщин затуманенными отсутствующими взглядами…

- Все в порядке. Большинство из них все еще под воздействием лекарств, – пояснила Антуанет, заметив удивленный взгляд Кенди. – Эта комната и соседняя соединены между собой напрямую, поэтому, когда ты будешь находиться в одной из них, тебе всегда будет слышно, что происходит в другой. Это несколько облегчит тебе работу. Что и где находится, ты уже знаешь, но если вдруг понадобится помощь – я на посту в комнате, что в конце коридора. Пересменок через 8 часов. Можешь приступать к работе, а я скажу дежурной, что она может пойти отдохнуть. Она, наверное, в соседней комнате.

В этот момент за спиной Кенди послышались чьи-то шаги. Она обернулась и замерла от неожиданности и удивления. Перед ней стояла Флэнни. Флэнни Гамильтон, лучшая ученица школы медсестер Мэри-Джейн, с которой она делила комнату в течение нескольких лет обучения. Безукоризненно чистая белая форма подчеркивала тоненькую стройную фигуру девушки, темные волосы были аккуратно убраны под белую косынку, а из-за широких стекол очков на Кенди смотрели знакомые строгие и спокойные серые глаза. Странно, но, несмотря на работу в тяжелых военных условиях, Флэнни совсем не изменилась. Разве что чуть похудела, стала чуть более бледной, да под глазами залегли глубокие тени усталости.

- Флэнни, это мисс Кендис Уайт, – между тем официально представила Кенди Антуанет. – Кенди – наша новая медсестра. Она и ее подруга, Жозефина-Ариэль Дюваль, только что прибыли и будут жить в одной комнате с тобой. Кенди сменит тебя, а ты можешь идти отдыхать.

Флэнни кивнула, хотя ее взгляд не отрывался от лица стоящей перед ней девушки.

- Здравствуй, Кенди, – наконец сказала она спустя почти целую минуту.

- Флэнни, – удалось выговорить Кенди. Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, а в следующую секунду, шагнув вперед, порывисто обняла давнюю знакомую. – Вот уж не думала, что мы встретимся здесь. Я так рада тебя видеть. А ты совсем не изменилась! – радостно затараторила она, приходя в себя.

- Ты тоже не изменилась, – как обычно сдержанно улыбнулась Флэнни. – Такая же взбалмошная и порывистая.

- Вы знакомы? – Антуанет не смогла скрыть удивления.

- Да, – ответила Флэнни. – Мы вместе учились в школе Мэри-Джейн.

- О-о… – улыбнулась главная медсестра. – Понятно. Что ж. В таком случае я оставлю вас. Только не забудьте о работе, мисс Уайт, – строго добавила она и направилась к выходу.

- Ни в коем случае! – весело отозвалась Кенди, провожая ее взглядом, а затем снова повернулась к подруге. – Флэнни…

- Прости, Кенди, – Флэнни натянуто улыбнулась и, сняв очки, устало потерла глаза. – Давай поговорим позже. Тебе нужно работать, а я очень устала.

- Конечно, – Кенди понимающе кивнула.

Флэнни направилась к двери, но у самого порога обернулась.

- Желаю удачи.

- Спасибо! – улыбка Кенди способна была затмить солнце. – Я справлюсь!

- Не сомневаюсь, – отозвалась Флэнни и вышла из комнаты.

С минуту Кенди смотрела на закрывшуюся за ней дверь, а затем вздохнула и медленно обвела взглядом своих первых подопечных в военно-полевом госпитале 1478.