Однако, поразмышляв еще минуту, Альберт так и не смог ничего придумать.
«Что ж… Наверное, будет лучше, если я откажусь от этой мысли. По крайней мере, на время. Быть может, после подвернется удобный случай заполучить эти газеты. В конце концов, я могу просто дать поручение Джорджу раздобыть их – и точка! Уверен, ему это не составит особого труда».
За долгие годы, что Джордж помогал ему, выполняя одновременно роль душеприказчика, слуги, доверенного лица и представителя, умудряясь успевать всюду и везде и, в тоже время, оказываться рядом именно тогда, когда он был нужен более всего, у Альберта сложилось твердое убеждение, что его верный помощник может почти все. А уж в делах, требующих тонкого и деликатного подхода, осторожности и дипломатического искусства, Джордж был абсолютно незаменим. Придя к такому выводу, Альберт повернулся к изнывающей об любопытства, беспокойства, нетерпения и скуки Элизе.
- Прошу прощения, я отвлекся, – пробормотал он, лихорадочно придумывая объяснение затянувшемуся молчанию. – Мне неожиданно пришла в голову хорошая мысль по одному деловому проекту, которым я планирую заняться. Все, что ты рассказала, весьма любопытно, хотя, на мой взгляд, не так уж и важно. В конце концов, какая разница, что и с кем было у Шанталь в Париже и что заставило ее покинуть Францию? – Альберт мысленно поаплодировал себе за невозмутимость и небрежность, почти скуку, которые прозвучали в его голосе, хотя это наигранное спокойствие стоило ему немалых усилий. – К тому же, мне кажется, даже если бы ее здешние поклонники знали о ней все, что ты мне только что рассказала, если бы они прочли все эти газеты или даже были бы непосредственными свидетелями ее прошлых похождений, то это ничего не изменило бы. Они бы точно также, как сейчас, преследовали ее, присылали цветы и подарки, добивались внимания. Хотя нет. Наоборот, – строгие, выверенные фразы, произносимые ровным бесстрастным голосом, следовали одна за другой, но каждая последующая фраза давалась Альберту труднее, чем предыдущая. – Они были бы еще настойчивее, ведь узнай они все это – и Шанталь не казалась бы им такой уж гордой и неприступной. Быть может, именно поэтому она скрывает свое прошлое. Хотя кто, собственно, сказал, что она его скрывает? Скорее, просто не выставляет на всеобщее обозрение. Не размахивает им, словно флагом. И это понятно. С другой стороны, как ты говоришь, ее скандальное прошлое в подробностях описано в парижских газетах. Сегодня на них случайно наткнулась ты, а завтра это может оказаться кто-нибудь еще. Удивительно, что вездесущие местные журналисты еще не раскопали все это и не сделали очередную громкую сенсацию. Это как раз в их стиле. Впрочем, думаю, в ближайшем будущем они исправят это досадное упущение. Но… Какое все это имеет значение здесь и сейчас? А самое главное, какое все это имеет отношение ко мне? – наконец жестко подытожил Альберт, тщательно следя, чтобы его голос звучали ровно, твердо и безразлично, боясь неосторожным словом или выражением лица выдать ту бурю эмоций, что бушевали в эту минуту в его душе. Ему стоило немалого труда держать себя в руках. – Она всего лишь актриса. Одна из многих. Быть может, более талантливая и красивая, чем прочие, но всего лишь актриса.
- О, я и не думала, – растерянно пробормотала совершенно сбитая с толку его спокойствием и хладнокровными рассуждениями Элиза. – Рассказывая о прошлом Шанталь, я вовсе не имела в виду, что вы как-то связаны с этой женщиной. Но я рада, что мы заговорили об этом. Думаю, не ошибусь, если скажу, что она пыталась привлечь ваше внимание. А если и нет, то наверняка попытается это сделать. Вы молоды, красивы, богаты, к тому же, являетесь главой одной из известнейших семей в Чикаго. То есть, как раз соответствуете тем критериям, по которым она, судя по всему, выбирает своих жертв. Но я надеюсь, вы достаточно проницательны, чтобы не поддаться на ее лживые уловки. Особенно теперь, когда вы знаете, что она из себя представляет. Как известно, кто предупрежден, тот вооружен. Мне бы не хотелось, чтобы вы оказались замешаны в какую-нибудь грязную историю, а рядом с именем Эндри упоминалось имя женщины, имеющей такую репутацию. Нашей семье достаточно вульгарных выходок Нила и его позорной смерти. Слава Богу, никто даже не догадывается о том, что произошло на самом деле. Но еще одного скандала мы просто не переживем. Мама до сих пор никак не может прийти в себя, бабушка Элрой тоже все еще не оправилась от стыда и потрясения, да и я, каждый раз бывая в обществе, испытываю страх и неловкость. Да, пока нам удается скрывать, что Нил был осужден за убийство какого-то грязного оборванца в портовой таверне и умер в тюрьме, но что, если кто-то вдруг узнает правду? Вот так же, совершенно случайно. Для Эндри и О’Коннелов, возможно, это и не будет иметь такого уж большого значения – в конце концов, хотя мы тесно общаемся, но состоим в дальнем родстве. Мне же и маме придется гораздо труднее. Но если в скандале окажется замешан кто-нибудь из семьи Эндри, то это будет конец для всех. Нас не примут ни в одном приличном доме. Мы станем изгоями. Все. Навсегда. Бабушка не переживет этого, не говоря уж обо мне, маме и всех остальных. Мы все этого не переживем. Только не после того, что произошло с Нилом. Поэтому я рада, что мы заговорили о Шанталь и я рассказала вам все это. Надеюсь, вы будете осторожны и не допустите, чтобы о вас говорили, как о следующей жертве коварства этой театралки. Вот и все, что я имела в виду. Только это – и ничего более.
- Понятно, – пробормотал Альберт и чуть усмехнулся самыми кончиками губ. Синие глаза насмешливо блеснули, но длинные темные ресницы быстро опустились, скрывая их выражение и промелькнувшую на самом их дне тень настороженности и недоверия. – Спасибо за предупреждение, Элиза. Это очень мило и предусмотрительно с твоей стороны, – Альберт старался говорить ровно и вежливо, но в его голосе почти неуловимо проскальзывали нотки холодной иронии и недовольства столь бесцеремонным вмешательством в то, что, по его мнению, совершенно не касалось сидящей перед ним девушки, да и вообще никого, кроме него, не касалось. – Я ценю твою заботу о добром имени семьи Эндри, хотя, право же, ты напрасно беспокоишься: я уже достаточно взрослый и в состоянии позаботиться о себе, равно как и об интересах семьи, и прочем, и прочем. По-моему, я не раз это доказывал. Я помню, в чем состоит мой долг, иначе бы просто не принял на себя эту ответственность, а продолжал бы вести простую и необремененную обязанностями и обязательствами жизнь мистера Альберта – безвестного бродяги, у которого нет ни семьи, ни дома. Могу сказать, что такая жизнь нравилась мне гораздо больше, тем та, что я веду сейчас. По крайней мере, я был свободен: шел, куда хотел, делал, что хотел, спал под открытым небом, никого и ничего не боясь, работал, встречался с разными людьми и мог общаться с кем хотел – от нищего бродяги, просящего милостыню, до знатных господ, разъезжающих в личных экипажах и автомобилях – не опасаясь, что это повлечет за собой шлейф сплетен и пересудов. Впрочем, теперь это не имеет никакого значения. Я принял свое настоящее имя и всё, что к нему прилагается, включая обязанности главы семьи Эндри. Я – Уильям Альберт Эндри, и я не нуждаюсь в напоминаниях о том, что это значит, как мне следует себя вести и как поступать!
Пристально наблюдавшая за дядюшкой Элиза невольно поежилась. Нахмуренные брови, почти сошедшиеся на переносице, напрягшиеся скулы и сурово поджатые губы подчеркнули упрямую линию подбородка и сделали черты Альберта тверже, жестче… и старше. В обычно смеющихся глазах засверкали искры зарождающегося гнева, их глубокая небесная синева угрожающе потемнела, приняв оттенок бушующего моря, а обычно мягкий взгляд вдруг стал острым, холодно-изучающим и напомнил блеск отточенного стального лезвия. Элизе стало не по себе.
«Похоже, я зашла слишком далеко. Да и вообще, все идет не так, как я думала. Пожалуй, будет лучше прекратить этот разговор, а позже попытаться еще раз».
Мысленно успокоив себя, девушка опустила голову и, приняв самый покаянный вид, виновато пробормотала:
