Сивый растерянно застыл, а затем мягко улыбнулся, обняв брюнета в ответ.

— И ты, — он прижался чуть сильнее, а после неохотно отстранился и кивнул на выход. — Уже пора, иди.

— Моя очередь? — нервно усмехнулся Томо, косо поглядывая на окруживших его железных, большая часть которых отправилась в неизвестном направлении — скорее всего, оцеплять улицу, чтобы никто из Охотников не помешал Бессмертному.

— Верно, — улыбнулся Первый, что стало понятно по его искажённому металлом голосу, обрадовавшись тому, что его понимают. Он сделал шаг в сторону копа, заставив его напрячься сильнее. — Что ж, если ты не станешь сопротивляться, то, я обещаю, больно почти не будет.

— Почти, да? — вновь усмехнулся брюнет, готовясь взяться за ствол, хоть и понимая, что в случае с Бессмертным это правда не имеет никакого смысла. — А ты заботливый.

— Когда под твоим руководством группировка Такой численности, приходится учиться заботиться о каждом, — прозвучало более ядовитое и угрожающее, чем до этого. Томо успел только удивиться тому, что все эти железные, на самом деле, из одной группировки, как его тут же сбили с ног и опрокинули на землю. Коп сдавленно вскрикнул, зажмурившись от обижающей острой боли, но не успел даже приподняться; в следующую секунду его левую ладонь пригвоздил к асфальту гарпун железного хвоста, а рядом с шеей изогнулась ещё одна стальная конечность. Искусственной её назвать сложно, потому что она принадлежала Первому. — Видишь? Не так уж и больно, как могло бы быть.

— Гх… Как любезно, я тронут, — последовал хреновый каламбур от брюнета.

— Пф-фха-ха-ха, блин, действительно, — внезапно даже для самого себя расхохотался Первый, поворачивая гарпун прямо в ладони парня. Тот взвыл сквозь плотно стиснутые зубы и зажмурился, вцепившись пальцами протеза в хвост и попытавшись отодрать его от себя, но безрезультатно. — А пока не объявится Сора, я могу рассказать кое-что интересное.

Томо тут же фыркнул и прошипел:

— Он не придёт. Он послал меня, так что ему будет всё равно, если ты…

— О, нет, он придёт, и ты знаешь это, — оскалился Бессмертный. Теперь Томо смог рассмотреть его маску, скрытую под тенью капюшона, и на минуту ужаснуться: огромное множество зубов, выглядящих, как длинные тонкие клыки, напоминающие клыки пираньи, были загнуты внутрь пасти, но, когда Бессмертный начал скалиться, эти зубы немного выгнулись вперёд. Выглядело это отвратительно и пугающе, будто у Первого железо — это не приобретённая им от матери часть тела, а его собственная… То есть, будто он мог не просто шевелить им, а ещё и чувствовать его. — Он послал тебя, полагая, что, если ты разочаруешься и больше к нему не подойдёшь, то я решу, будто ты ему больше не важен. Но ты важен, именно поэтому он сказал тебе то, что сказал. Но я же не человек, помнишь? Я истинный железный. Меня обмануть не получится. Так что… Он придёт за тобой.

Вот тварь.

Томо раздражённо выдохнул, поняв, что отпираться бесполезно, и на минуту опустил голову на асфальт, смотря на свою раненую руку. Кровь под ней уже образовала маленькую багровую лужицу, пачкая рукава куртки и рубашки копа, и била металлическим запахом в нос. Он пытался сообразить, что мог бы сделать и стоило ли ему вообще пытаться. Брюнет мог освободиться, если бы сильно дёрнул руку на себя; тогда лезвие гарпуна полностью разрезало бы ему ладонь и парень смог бы встать, но… Зачем это делать, причиняя себе ещё больше боли, если Бессмертный легко опрокинет его ещё раз? В таком случае, Охотнику нужно терпеть собственную беспомощность и кошмарную боль и ждать, что случится дальше.

Над головами что-то тихо зажужжало, и коп поднял взгляд вверх. Над улицей парил дрон с встроенной камерой, направленной на Бессмертного и Томо. Будет очередная трансляция? Не удивительно.

— Отлично, — хмыкнул Первый, переводя взгляд с дрона на копа, матерящегося сквозь зубы и явно недовольного своим положением. — Оказалось, что под тебя копать довольно непросто. Я знал, какая информация нужна мне, но долгое время нигде и ни из кого не мог её вытянуть. Это начало казаться невозможным — думаю, мы оба знаем, кого за это стоит поблагодарить, — подмигнул он Томо левым цифровым глазом.

Брюнет замер, сглотнув вставший в горле ком.

— Так ты собираешься рассказать это всему городу? — неуверенно пробормотал коп, почувствовав, как по виску скатывается капелька пота.

— Разумеется! Город должен знать, что за люди работают в его полиции, — хмыкнул Бессмертный. — Вообще-то, я не собираюсь рассказывать скучную историю про тебя, Ивасаки, Трагера, пытки, годы восстановления и месть… Это действительно неинтересно. Другое дело: твои родители. Мать — прекрасная, безумно красивая женщина, когда-то владевшая собственным бизнесом и необыкновенной мутацией глаз, и отец — ранее бывший перспективным, уверенным в себе и надёжным человеком, а затем внезапно поехавший на мутации своей жены.

— Ублюдок, — выплюнул Томо, тут же забыв о боли в руке благодаря злобе, вспыхнувшей в груди сверхновой. Бессмертный улыбнулся и продолжил:

— Ты был единственным ребёнком в семье: тебя любили, о тебе заботились, ты был обеспечен всем, чего хотел. Но твой отец, узнав о мутации твоей матери, очень уж хотел увидеть у тебя такие же глаза — к тому же, он и так был фанатиком, повёрнутым на этой теме, но твоя мать узнала об этом уже после твоего рождения. У матери глаза были уже потускневшими и не вызывали у отца никаких эмоций, так что он стал изучать данную тему, а затем…

— Заткнись!

— А затем он стал колоть тебе наркотик, заставляющий эту мутацию проявляться быстрее. Это грозило тебе временной слепотой, которая могла и не пройти вовсе. А твоя мать уже не раз ругалась с твоим отцом по поводу этой бешеной погони за, якобы, мифом, хоть сама являлась живым его подтверждением. Став чуть старше, ты, наконец, осознал всю глубину проблемы. Ты устал от этого. Ты не хотел находиться дома и слышать, как родители ругаются и бьют друг друга. Ты сбежал из дома.

— Хватит! Достаточно, — продолжал шипеть коп, пытаясь унять дрожь во всём теле. Он так сильно хотел прострелить этой суке голову, что решил убедиться в его бессмертии, быстро достал пистолет и начал стрелять, но не в лицо, а в живот. Пули разрывали одежду и рвали плоть на куски, заставляя Бессмертного кричать от нестерпимой боли, но он регенерировал. И не соврал ведь — действительно, не дохнет. Только кровь, шматы мяса и рваные куски органов падали на асфальт и больше никуда не девались.

Томо лишь спустя секунду понял, что мог разгваздить ему башку, и тогда, после регенерации, от маски и пластины с цифровыми глазами не осталось бы ничего, что могло бы скрыть лицо Первого. Брюнет всегда считал патроны, но теперь очень надеялся, что ошибся в подсчётах. Он направил дуло на голову Первого, который пытался отдышаться и прийти в себя после столь внезапной вспышки непередаваемой боли — но при этом так и не отпустил копа, — и нажал на курок. Но ничего не произошло.

— Это бессмысленно, — сказал, наконец, Бессмертный, выпрямившись и сделав вид, что минуту назад это не его скрутило от боли. — Но теперь ты, хотя бы, убедился в том, что меня действительно не получится убить.

— Спорим, если бросить тебя в жерло вулкана, тебе пиздец? — огрызнулся Томо.

— Не горю желанием проверять это, — хмыкнул Первый, на секунду задумавшись над подобной перспективой. — И не надо меня перебивать, это не вежливо, — пригрозил он пальцем, а затем вонзил третий хвост в левую руку брюнета, немного ниже плеча. Болезненный протяжный вскрик парня быстро понизился до злого рычания, а затем превратился в короткие вздохи и шипение. — Итак, ты сбежал из дома. Тебя долго не было. Ты не виделся ни с матерью, ни с отцом, и я даже не буду говорить, где ты пропадал, чем и с кем занимался — это часть той неинтересной истории. Казалось бы, тебя с семьёй больше ничего не связывает, ты, наверняка, и сам так думал. Пока не узнал, что случилось. Твой отец поехал окончательно, и в один день просто слетел с катушек: он искал тебя, бесился, потому что не мог найти, долго срывался на твоей матери и избивал её, обвиняя в том, что она скрывает тебя от неё. Он не соображал, не верил женщине, доведённой до отчаяния, но, я уверен, если бы она правда скрывала тебя, то ни за что бы не призналась, где именно. И… когда его фанатизм достиг своего апогея, а терпение лопнуло…