Может быть он не понимает Себастьяна, но…. Это ведь Себастьян. Он просто чувствует.

Насколько в том правды – важно, но говорить о том вслух – странно.

Либо да, либо нет.

Никогда не думать о себе и не представлять в подобной ситуации просто потому как ты не был намерен жить дольше, чем требуется, пожалуй, такие мысли в детстве могут оставить свой след. Или намешать такую кашу, что тут никто уже помочь не сможет.

А ему повезло. Он даже не вспомнил о том. До этого момента.

Это не страшно. Это естественно. Это естественно даже учитывая все – вплоть от существа и его средств существования, как и жизни.

И внутри, кажется, довольное нечто совсем тихо рыча – скребется когтями о грудь, просится на свободу. Для чего – не ясно. Отпустить – страшно, потому что в этом случае он не сможет контролировать мысли, слова, жесты.

Он не хочет и контролировать, он просто хочет помнить. Каждую деталь.

Можно не запомнить слов, но те все равно всплывут, потому что интонация угадывается и расценивается верно.

Можно не запомнить собственных действий, но наверняка запомнить чужое тело – язык такое вслух почти не поворачивается сказать – чужое – даже в голове пауза раздраженная появляется каждый раз – запомнить на вкус, запомнить по ощущениям.

Именно поэтому он не может вот так запросто взять и…да просто – не может.

Это ведь и не мешает.

И где-то есть понимание, что оно немного неверно может выглядеть со стороны или со слов, но оно – на самом деле настолько верно, что даже страшно.

Страшно, что такое возможно.

Страшно хочется, чтобы это оставалось возможным.

Ему просто…

- Себастьян.

Нет, в голосе то не отразилось, но, кажется, остальное – вполне.

А то, что руки стали на порядок требовательнее, вжимаясь в кожу, нет, не так – впиваясь в нее, словно еще вот-вот и насквозь, прямо туда – внутрь, будто так можно еще ближе, так, словно остального – недостаточно.

Дыхание – еще громче, но лишь потому что он ловит каждый новый запах, скользя языком по груди, попутно собирая с той воздух.

Ему все равно не хватит на потом. Ему, стоит только перестать, чтобы перевести дыхание, уже вновь хочется это повторить.

Рычание все же перешло в стон. Да, снова невысказанные слова, но это тоже верно.

Слова никому здесь не нужны. Они были. Он помнит и их тоже.

Но сейчас им тут не место.

Пальцы скользят по шее, оглаживая позвонки, выше – зарываясь в волосы, не сжимая – просто прижимая ладони к макушке.

Податься вперед – прижимаясь ближе и самому.

Поймать плечо зубами, на этот раз оставляя след и отстраненно удивляясь тому, что хочется попробовать больнее. Нет, не со злости. Может от интереса, может, чтобы заглушить себя и все вокруг.

Себастьян

Собственное имя с чужих губ. Казалось бы – слышал уже столько раз и в стольких интерпретациях звуковых, что не должен и замечать таких вот мелочей, ан нет. Все равно мгновенно находится отклик в довольном урчании. Впрочем, то лишь на долю секунды, а следом демон вопросительно вскидывает бровь.

- Сиэль?

Почти светским тоном, да. Легкая безболезненная поддевка, не более. Он помнит свое имя и интересуется, как у графа с собственным.

Хм. Да и разве же были его поддевки когда-либо не безболезненными?

Смешливость. И ничего кроме.

А вот имя графское все равно дается с легким напряжением внутренним. Не естественно срывается с губ – скорее, собственным желанием то озвучить. Но все же.. непривычно.

Несдержанность мальчика вызывает все тот же отголосок смешливости, но не столь приметный. К тому же – он вполне понимает. И мотив, и ощущения на момент. Просто сам не привык выражаться столь открыто искренно.

Он может лучше, на самом-то деле.

Немного отстранившись – перехватить запястье графа, мигом позже опуская чужую ладонь на собственную грудь. Туда, где стучит тот идеально-непогрешимый некогда механизм: ровно, не сбиваясь с ритма даже в такой момент. Под маской человеческого сердца в человеческом организме. Но он не человек. И даже не..

И сам не до конца знает.

Но зато точно может прямо сейчас вспомнить собственные слова о доверии. О том, что нельзя никому верить, тем более демонам. И людям. И тем паче давать кому-то шанс узрить собственную слабость.

Вспомнил.

Смешок был веселым.

А следом Себастьян лишь немного усилил нажим, секундно прикрыв глаза и позволяя темноте изнутри начать свое мягкое опутывание нитями чужой руки.

Оживающая темнота, что постепенно мягкими объятиями скрывает демона и мальчика, разрастаясь почти в шевелящийся кокон из двух тел.

И ощущения теперь несколько ярче – ладонь графа постепенно проходит вглубь этого средоточия мрака, достигая своей цели. Ну вот – очаг тьмы внутри. Никогда о том не думал. Не станет и сейчас.

Какое думать, когда такое вот?

И теперь вот любое чужое ощущение чувствуется как собственное, но все же остается возможным для разграничения при должном старании.

Что он делает?

Черт бы тебя.. Себастьян!

До этого он врал сам себе о масках. Ибо вот эту – человеческую маску еще никогда и не перед кем не снимал. Даже перед собой.

Ну и вот как должен реагировать нормальный человек на то, что в такой момент у него под руками вместо привычного тела проявляется нечто? Так ведь можно как минимум приступ словить. Но то нормальные люди, да.

И все же..

Нет.

Это может напугать, оттолкнуть..

Не важно.

Да может быть уже.

Настороженность. Внимательный взгляд, устремленный на чужое лицо.

А темнота постепенно находит свои границы, постепенно отпуская мальчика.

Сиэль

О, спасибо, он прекрасно помнит свое имя. Да. Да? Да.

Кажется.

Но чужое – лучше. И наверняка. Наверное, это не столь правильно? Правда, когда бы его заботило такое?

Когда-то да заботило, а теперь о том не имеет значения. Теперь его заботит другое.

Вопроса во взгляде не появляется даже когда Себастьян перехватывает его руку, хотя внутри тот вспыхивает, кажется.

А вот по мере чужих действий непонимание все же немного, да прорвалось.

Это…

Непонимание переходит во внимание – почти незаметно, плавно, но вполне читаемое.

Нет, его оно не пугает, на самом-то деле.

А если подумать хорошенько, то что его вообще могло бы напугать?

Ответ находится. И он неприятен. И думать об этом он не будет, потому как такое невозможно.

Рукой мальчик не шевелил. Осознанно. И не потому, что оно было неприятно. В какой-то степени наоборот. Это почти фетиш.

Слиться с другим существом. Чувствовать больше. И больше видеть.

Второе необязательно, но если уж пришлось, он не будет против.

Пару раз внутри что-то обрывается с должного ритма, пропуская удары, но это не страх, не непонимание. Что-то другое. И объяснить это он вряд ли сможет.

О чем речь? Он не так давно просто смирился с тем, что люди чувствуют.

И он сейчас тоже чувствует. И…не хочет терять это ощущения. Это ведь Себастьян.

Кажется, раньше подобной фразой он объяснял любой поступок его сумасшедший. Или не особо понятный. Порой даже неприятный.

Теперь это применимо ко всему. Абсолютно.

Улыбка выходит почти незаметной. Осторожной. Он не уверен, что ей здесь место, но сдержать не хватило сил.

Как и напрячь руку.

И сердцебиение снов возвращается к привычному бегу. Ускоренному.

Вопроса нет.

Поймав и почувствовав чужой взгляд мальчик слабо покачал головой, будто прося убрать это выражение из глаз. Все ведь в порядке.

- Тепло.

Он не уверен, что это из-за происходящего. Не совсем верно. Из-за происходящего, но внутри. По вине того, что происходит снаружи.

Или здесь такого понятия и вовсе не осталось теперь?

Он нуждается в нем. И сейчас. Всегда. С того самого момента, как Себастьян появился в его жизни. И он никогда не считал его воплощением света. Это неправильно. Тот был тьмой – но тьмой желанной, нужной, своей. Будто бы разделил ту темноту, что поселилась внутри него самого.