И то, что происходит сейчас, почти что подтверждает ощущения.

И именно в эту темноту он готов упасть, даже если это будет последним, что он сделает.

Тепло. Ощущение правильности. И это лишь малая часть.

А потому он не отводит и взгляда. Не отстраняется. Кажется, наоборот – подается чуть ближе, словно пытаясь теперь уже и самостоятельно помочь этому начинанию.

Себастьян

Настороженность никуда не исчезла, но..

Тепло?

И.. все?

Сиэль Фантомхайв, а.. Снова что-то вот подзабыл.

Но суть-то именно в том, что – это его граф.

И он только что доступно объяснил, что не обеспокоен такими вот метаморфозами.

Удивлен ли этим демон? Пожалуй, нет.

Он просто тихо выдохнул, чиркнув кончиком носа по волосам мальчика.

А разве вообще могло быть иначе?

Хм.. Быстро его отпускает, да?

Но верно. Ни к чему задерживать внимание на разрешенных вопросах. Тем более сейчас. Время есть. Но его не столь много чтобы размениваться на ерунду.

А это ерунда.

Все ерунда, кроме общего желания и тепла.

Темнота больше не теряет своих очертаний, но вполне уверенно обволакивает кожу демона, целиком. На самом деле – он и сам не до конца понимает почему так происходит. Слишком редки такие вот.. темные проявления. Слишком много искренности требуют. Слишком много себя настоящего.

Но он не теряет контроль. Просто растворяет окружающее в самом себе. Растворяет ложную часть себя в этом мраке, позволяя истине занять свое место.

И в целом – в комнате по-прежнему находится Себастьян, просто одновременно раскрытый и затемненный этим живым потоком мрака. Темнота, хранящая силуэт и привычные черты лица, способная к мимическим проявлениям, ощутимая. Искренняя.

И это не отвлекает больше. Не его, по крайней мере.

Он просто продолжает свое погружение в другое существо, улавливая чужое тепло и каждый жест, анализируя, находя лучшее среди собственных действий.

Ничего лишнего – сплошное бескомпромиссное желание быть ближе, проникнуть глубже, достать дальше.

Наполняющая жестов все та же, но теперь те становятся несколько откровеннее.

Губы едва ощутимо проскальзывают по груди мальчика, находя кружок соска, ласково соприкасаясь с тем, тут же слегка прикусывая и проходясь языком.

Следующий укус немного ощутимее, оставляет след чуть ниже. Не ласковый уже, почти требовательный, но в то же время – осторожный.

Он все равно будет рассчитывать и просчитывать каждый свой жест, каждое прикосновение.

Чтобы сделать лучше, чтобы не навредить. Чтобы.. насладиться и этим.

Выловить вновь взгляд напротив и не отпускать больше ни на миг, ощутимо и дразняще прижимаясь к чужому паху, потираясь. Немного отстраниться, проводя ладонью по боку мальчика, щекоча, смещаясь вниз по бедру, дальше. Согнуть чужую ногу в колене, отводя немного в сторону и продолжая придерживать, просто на всякий случай. Думается, что и к чему граф и без намеков прекрасно понимает. Как минимум – опыт был.. кхм.. о-оопыт, да.

Ладно, не будем вспоминать о том.

Теперь можно и отпустить, перехватывая мальчика под поясницу, задавая тот нужный угол проникновения, что до минимума сведет неприятные ощущения и плавно толкаясь вперед. С нажимом, преодолевая сопротивление мышц и не отпуская чужого взгляда, словно вот и им продолжая свое движение.

О, а вот от беспокойства о чужом комфорте он никогда не избавится. Разве что, не столь явно то сейчас отражается в темноте взгляда.

Собственный выдох прозвучал, кажется, непозволительно шумно, тут же смазываясь о чужое ухо.

Надо же, а вот уха-то он прежде и не заметил. Ничего, сейчас исправит.

Поймав губами мочку, демон сжал на той зубы, тут же обводя след языком. Почти потемневший след от не столь слабого прикуса. Впрочем, загладил он тот столь ласково-тщательно, что..

Ласковый садист, да.

Осторожный.

Не удержался просто. Больше не.. будет.

Вот вместе с наплывом укусов по графскую шею и ключицу, продолжилось и движение, столь же плавно-размеренное пока что. Немного растянуть удовольствие.

Сиэль

Интересно, он что же, сомневался? Глупо. И точно так же невозможно. Откуда бы этому взяться?

Да-да, очень глупо, очень скверно, неправильно, ну надо же какой сбитый с верных установок ребенок, а?

Он верит. Верит ему. В него. И это уже вряд ли изменить. Он пропитался этой верой, завернулся в нее, почти что как во вторую кожу. А сдирать плоть – больно. И зачастую люди умирают от шока. Если повезет. Ну, а если нет, то мучаются.

И, между тем, взгляд остается внимательным. Почти изучающим. И требовательным. Мягко, но требовательным.

Немного непривычно. Не странно. Немного больно. Но это боль – приятная. Просто потому что Себастьян был все же прав. Доверие весьма неоднозначно. Но иначе и не нужно. Если иначе, то это просто глупость. Все. От начала и до. А он так не считает. Значит, никогда не считал, потому и раздражался на чужие словесные комментарии по этому поводу. Тогда лишь причины не знал наверняка. Теперь – знает.

В этом случае ошибка его попросту размажет и не оставит ничего. Абсолютно.

Самое невероятное то, что он даже ее примет, как подарок. Болезненный, но подарок.

Чокнулся, что же. Некоторые вещи и материи не терпят полумер и неуверенности.

Наверное, раньше о таком нужно было думать. Все же, пообещать душу…ее ведь можно заполучить разными способами.

Укусы приносят точно такую же боль, но вспышками, а там – лишь ноющее чувство и чувство удовлетворения. Те немного рваные вздохи он даже и не сдерживает. Это ведь тоже, своего рода, ложь.

А ей места нет.

Руки не отпускают чужих плеч, пробираясь по тем к спине, возвращаясь обратно, скользя по плечам, рукам, не мешая, просто жесты, что не требуют объяснений.

Не совсем ласка. Не совсем попытка занять руки.

Ему просто необходимо чувствовать.

Поймать взгляд. Не отвести свой. Немного иронично-тепло поморщиться, словно бы укоряя за легкую форму издевки. Хотя он так и не считает, но не удержался.

На самом деле мимика тут не поможет. Там вон в глазах все читается гораздо лучше.

И никакого сопротивления, как и паники. Он же знает, зачем это все. Чтобы…на немного стать цельным. А цельным он буде только в том случае, если будет ближе к Себастьяну.

Это-то, на самом деле, и приносит боль. Не близость, а ее отсутствие. Нет, оно не постоянно, но на момент – да.

А потому в момент проникновения граф и вовсе тихо зарычал, смешивая стон с гортанным звуком. Он так умеет, оказывается.

И повторяет тот снова, когда чувствует укус, сопровождаемый распахнутым взглядом, в котором почти все место заняли расширившиеся зрачки.

Больно, но…ему нравится. Это тоже, наверное, не очень нормально. А может наоборот.

Желание повторить не успевает обрести форму, потому что становится неуместным.

От каждого укуса по телу пробегает дрожь, между тем как пальцы вновь впиваются в плечи Себастьяна.

Ему хочется, чтобы было больно. Ему это не просто хочется, ему это необходимо.

Ему нравится и неторопливость, плавность толчков, вот только – мало.

И в чем-то немного…раздражает. О, то он просто чудом выловил в чужом взгляде беспокойство.

Ну уж нет, демон, это глупо. Оберегать от себя его не нужно.

Ну, если только хочешь, чтобы он сам попросил…или не попросил. Или…

Нет, просить он не будет.

Как и пытаться как-то изменить взятый темп.

Он просто пойдет почти по тому же пути, что и Себастьян.

Не столь болезненно, сколько резко обрушиваясь на плечи, спускаясь губами вниз, шумно выдыхая и тут же ловя запах вновь, оставляя на каждом сантиметре свой след – быстро, будто у него уже не времени и кто-то тянет за руку, оттаскивая прочь.

Шея.

Подбородок.

Редкий и горящий взгляд. Может быть, он и считается ребенком, может, в чем-то он даже и есть ребенок, но не в отношениях к демону. Это они уже прошли. Оно выше и сильнее, непонятнее и от того снова же – болезненнее.