К началу XV века из–за эпидемий чумы население Европы уменьшилось почти в четыре раза, и власти начали активно бороться против всего того, что мешало деторождению, прежде всего против онанизма и гомосексуализма. Английский король Генрих VIII Тюдор, который был женат шесть раз, что противоречило тогдашним церковным и гражданским законам, объявил мужеложство государственной изменой. Гомофобия к концу XVIII века в Европе привела к тому, что за это предусматривалась смертная казнь, то есть гомосексуальность определялась как деяние более страшное, чем уголовные преступления. То же самое происходило и в магическом мире. За годы существования инквизиции было истреблено почти все магическое население, а те, кто уцелел после «Великой охоты на ведьм», старались возрождать свои роды, и отношение к гомосексуалистам стало резко негативное. Мужчин, добровольно отказывающихся давать жизнь новому поколению, уничтожали без всякой жалости, подвергая при этом зверским пыткам в назидание остальным.
Маленькая свеча быстро догорела, оставив Гарри в темноте, и в этой мгле время, казалось, остановилось для него. Парень невольно вздрагивал, как только слышал чьи–то шаги, приближавшиеся к его каземату, думая, что идут за ним. Но время шло, а он оставался в маленькой камере один на один со своими мыслями, которые становились все более мрачными и тревожными. Его обоняние уже не так воспринимало вонь, исходившую от деревянной параши с говном, а вскоре Гарри самому пришлось воспользоваться этим единственным предметом обстановки, превозмогая брезгливость, так как физиология брала свое.
Спустя несколько часов бесплодных метаний по камере, Поттер обессилено опустился на охапку гнилой, вонючей соломы, и вскоре забылся тревожным сном, время от времени тихо вскрикивая, стеная и вздрагивая. Ему снились кошмары – средневековые камеры пыток, бледный, напуганный до смерти Драко, подвергнутый допросу с пристрастием, толстый осиновый кол и черный эшафот, с которого текли потоки крови под ноги веселящейся толпы…
Однообразные дни потянулись бесконечной чередой, и время словно замедлилось, растягиваясь до бесконечности. Все развлечения сводились к одному – мечты о свободе и встрече с Драко, о судьбе которого Гарри ничего не знал. Большую часть времени он проводил, сидя или лежа на соломенной подстилке, размышляя над случившимся, а иногда, чтобы согреться или отвлечься от особо гнетущих и невеселых мыслей, Поттер начинал делать несложные физические упражнения, отжимаясь от пола или качая пресс, – однообразные равномерные движения немного успокаивали его.
Этим утром, отжимаясь на кулаках от пола, Гарри сосредоточенно пытался вспомнить, что ему сегодня снилось – уж слишком жуткие кошмары мучили его этой ночью, и он проснулся от собственного крика, в поту, жадно хватая ртом затхлый тюремный воздух. Но, как обычно, ничего конкретного на ум не приходило, хотя он был бы рад сбросить с себя этот страшный, липкий сон, после которого голова была тяжелой, как чугунный шар, и тупо ныла. Поттер пытался ухватиться за остатки ускользающего ночного видения, чувствуя, что не может вспомнить что–то очень, просто невероятно важное и одновременно с этим очень тревожное, пугающее, и это касалось его и Драко.
– Черт, как же здесь холодно, – ругнулся Гарри, и с удвоенной энергией принялся отжиматься от пола, пытаясь сосредоточиться. Тело само выполняло все необходимые движения.
Неожиданно за спиной заскрежетал тяжелый засов, и окованная железом дверь камеры со скрипом распахнулась. Гарри резко поднялся и в неровном свете факелов увидел на пороге каземата двух тюремных приставов и конвоиров. Сердце подпрыгнуло куда–то к горлу и сделало один большой удар.
– Собирайся, Поттер, пора, – произнес один из приставов и протянул заключенному какую–то грязную тряпку.
Значит, сегодня все решится, и закончатся эти бесконечные тревожные дни ожидания неизвестно чего, медленно сводящие его с ума. В самое ближайшее время состоится суд, на котором им с Драко или вынесут какой–то приговор со всеми вытекающими последствиями, или отпустят, хотя, после унизительного допроса и проведенного заключения Гарри уже не тешил себя иллюзиями по поводу того, что все может так легко закончиться. Он чувствовал, что скоро в его жизни произойдет что–то очень важное, возможно, даже судьбоносное, и, видимо, подсознание, играя с ним, именно этой ночью мучило его жуткими кошмарами.
Поттер взял из рук тюремного пристава протянутую тряпку и развернул ее. Тряпок оказалось две – это были куски грубой полосатой холстины грязно–серого цвета, прихваченные с одного края двумя короткими веревками. Гарри немного покрутил свою новую одежду в руках, чтобы получше рассмотреть ее и понять, как это одевается. Эти куски старой мешковины с обтрепанными разлохмаченными краями, судя по всему, были тюремной робой, в которой ему предстояло предстать перед Верховным судом Визенгамота. Внимание Гарри сразу же привлекли какие–то подозрительные коричневые пятна на материи. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться – эта холстина уже не раз была в употреблении, да и попахивало от нее… Но, несмотря на то, что тюремная роба, которую ему выдали, была обгажена дерьмом, Гарри понимал, что возмущаться глупо и бесполезно. После ареста, когда его практически вытащили из–под Малфоя спустя несколько секунд после оргазма, и продержали в заключении абсолютно голым в течение многих дней, Поттер особо болезненно стал относиться к своей наготе и сейчас был рад любой тряпке, только бы не оставаться обнаженным под взглядами тюремщиков. Заключенный парень молча расправил робу, разобравшись где верх–низ, и натянул ее на себя, поежившись от прикосновения грязной зловонной материи к телу. Но все же он сразу почувствовал себя более уверенно в этой тряпке, источающей отвратительную вонь. «Как мало надо для счастья» – грустно подумал Поттер. – «Стоит довести человека до состояния загнанного животного, а потом вернуть его в менее скотские условия, как он будет счастлив без памяти».
Роба оказалась такой короткой, что не скрывала даже ягодицы. Гарри снова густо покраснел под глумливыми взглядами тюремщиков и попытался натянуть одеяние пониже, чтобы хоть как–то прикрыть задницу и яйца. Жалкая холстина только чуть скрывала его наготу и совсем не защищала озябшее и дрожащее тело от холода. Весь покрывшийся гусиной кожей, переступая босыми ногами на грязном, тускло освещенном полу из грубо обтесанных каменных плит, Поттер обхватил себя за плечи, тщетно пытаясь скрыть нервную дрожь.
– Ну что, готов, педераст? – поинтересовался один из тюремщиков. – Повернись и скрести руки за спиной, – голос мужчины звучал совершено спокойно и обыденно, будто он говорил с приятелем о погоде, а не собирался вести на суд героя магического мира, где тому могут вынести смертный приговор.
Гарри молча развернулся и послушно скрестил руки за спиной. Он стоял прямо и ни один мускул на его лице не дрогнул, когда на его запястьях защелкнулись тугие наручники. Металл больно врезался в кожу, но это была ерунда в сравнении с тем знакомым, щемящим чувством беспомощности и позорной наготы в присутствии посторонних людей. Поттер пошевелил руками за спиной и несколько раз сжал и разжал кулаки – металл еще сильнее врезался в кожу. Ему на шею накинули веревочную петлю и выволокли в коридор, низко пригибая к полу. Кривясь от боли в вывернутых плечах, Гарри ничего не видел, кроме каменных плит под босыми ногами. Пока его тащили по мрачным, погруженным в полумрак коридорам, Поттер с ужасом думал о том, что в таком виде, полуголого, связанного, склоненного к земле и с приподнятой, выставленной голой жопой, его приведут в зал суда, где наверняка соберется масса народа, будут присутствовать журналисты…
Так все и вышло. Не выходя на улицу, его провели по переходам через все здание, и везде, где бы не появлялась их процессия, Поттер, пригнутый к земле, слышал шепот, хихиканье, а то и оскорбительные реплики и смех. Гарри чуть подташнивало от выплеснувшегося в кровь адреналина, голова кружилась, перед глазами все плыло, непослушные ноги двигались сами по себе. Такое начало судебного процесса не предвещало ничего хорошего. С ним уже сейчас обращались как с преступником, будто приговор ему был уже объявлен и его судьба решена.
