Уколы железа оказались очень болезненны, но результативны. В течение 21 дня баланс железа в крови восстановился, и состояние самочувствия настолько улучшилось, что Александр Васильевич начал улыбаться. Казалось, сердце стало лучше работать, мозг начал выдавать всякие идеи, потянуло на шутки, и даже на мелодии, которые он произносил только для себя.
Все было бы хорошо, но тут, неожиданно, прихватил коренной зуб: надо было убить либо нерв, либо зуб удалить, а нерв оставить, как рубят голову, а туловище оставляют. А может два зуба сразу, просто болячка срослась.
Пойду−ка я в платную, решил Саша, не зарежут ведь, правда.
Платная зубная поликлиника находилась почти рядом с городской поликлиникой для бедных. С некой дрожью в коленях Саша подошел к массивной двери, потянул на себя круглый медный шар и вошел в приемную увешанную зеркалами. Ступая по мягкому ворсистому ковру в мертвой тишине, он и не заметил, как ему навстречу поднялась девушка с приветливой улыбкой на лице. Тень удивления появилась на ее лице, но она быстро с этим справилась и сказала:
− Здравствуйте! если вы первый раз, вам нужен предварительный осмотр, он будет стоить одну тысячу двести рублей. Вам скажут характер болезни, сколько обойдется лечение и сколько для этого потребуется времени. Можете присесть в это кресло, попить морса. Ждать придется не более пяти минут.
− Все хорошо, спасибо, у меня с собой только тысяча, я недалеко живу, сбегаю, возьму еще тысячу, а то и двести, чтоб уже было все точно, без сдачи там, без недостачи. Можно так?
− Можно, почему же нельзя. Если бы вы не были у нас новичком, мы бы вам поверили, и вы могли бы принести в следующий раз недостающую сумму.
− Тем более, тем более, только вы не смотрите на меня так, я вовсе не бомж, у меня просто философское отношение к внешнему виду и к одежде в частности. Есть такой герой в мировой литературе Гобсек, он был очень богатым человеком, а ходил в стоптанных башмаках и рваной одежде. Когда пришлось умирать, спустился в подвал и лег на груду золота, где и отдал богу душу. А может дьяволу. Я не такой богатый как этот Гобсек, но...
− Понятно, понятно, − повеселела девушка и стала вдвойне вежливее: юркнула вперед и открыла дверь для посетителя. - Глядите, там ступеньки, они крутые, не поскользнитесь.
Едва мягко закрылась массивная входная дверь, Саша расхохотался над ситуацией, над самим собой, над тем, что он попал сюда первый и последний раз и что он был немного Гобсеком всю жизнь, но только в мечтах, которые просто не могли стать реальностью.
− Ну что, пойду в дом смерти, − сказал он себе и направился в поликлинику, где лечили, а точнее калечили бесплатно.
На последнем четвертом этаже, куда он не мог добрался без лифта, чувствуя тяжесть в левом боку, размещалась и администрация поликлиники в правом крыле, а в левом − престижный зубной кабинет, который воевал не на жизнь, а на смерть, чтоб получить право стать платным.
Таинственная дама, директор поликлиники и ногами и руками была за такой кабинет, вышестоящее начальство, департамент по медицинскому обслуживанию населения юго−западного административного округа тоже был за, оставались кое−какие мелочи, и зубной кабинет выходил из круга мертвых. По медицинскому обслуживанию населения.
Уже сейчас, какой−то босс, бесспорно московский вор, или бандит, закупил шесть шикарных импортных кресел. Заняв одно из них, вы находились в полулежащем положении.
Александр Васильевич рванул дверь на себя, сколько было сил, и был поражен: в просторном кабинете не было больных. Кресла пустовали. Но тут же грудью стала лаборантка: куда, зачем, кто разрешил?
‒ Да я только спрошу, ‒ сказал Веревкин и пошел грудью на грудь, и лаборантка отступила. Он направился к окну, где в своем обычном кресле сидел зубной врач Князьков. Он глядел в окно и ковырялся в собственных здоровых зубах при помощи специальной зубочистки. По привычке, должно быть.
‒ Извините, я...я ...только спрошу, а если можно и покажу...один зуб. Всего один. Мне пока ничего не надо делать, только глянуть и сказать, как быть дальше.
Князьков даже не повернув головы, слегка улыбнулся, потом нахмурился и продолжил свое занятие, как ни в чем не бывало. Веревкин застыл в молчаливой позе и где-то, пять минут спустя, кашлянул.
‒ Как вы все надоели со своими зубами! Идут, и идут, с гнилыми зубами и требуют невозможное. И когда это кончится? Вот, вы...какого черта вваливаетесь? У вас талон? Покажите талон! Я вообще не принимаю. Никого, надоели все! Впрочем,...платите 600 рублей, и я, так уж и быть, загляну вам в рот. Но только загляну, не больше того. Мы теперь платные. Нам разрешили открыть в этом помещении платное отделение. Осталось только поставить печать, чтоб ткнуть вам нос это разрешение городского департамента. И мы все гуртом ‒ платные. Хватит за гроши работать. Пенсионеры конечно к нам перестанут ходить: пенсия мала. Но...зачем пенсионерам зубы? Кашу хлебать можно и без зубов. Ну что? где медицинская карта? Будете платить шестьсот рублей? тогда без карты. Шестьсот рублей заменят вам и талон, и медицинскую карту.
‒ У меня карта внизу. Шесть сот рублей...дома. Сейчас принесу медицинскую карту. Только...работает ли лифт? мне подниматься на четвертый этаж без лифта невозможно: я после операции на сердце.
‒ Давайте, давайте, дуйте, как говорится, ‒ произнес Князьков и расхохотался. − Вниз спуститесь, а наверх, уж как получится. Но я не советовал бы вам подниматься на четвертый этаж без лифта. Впрочем, одним пенсионером меньше. Попробуйте подняться без лифта.
− И шестьсот я найду. Больной Веревкин все найдет, если потребуется. Вы только не уходите. Впереди выходные, а зуб того...ноет, черт бы его побрал, этот зуб. А тыкать мне в нос разрешением из департамента не нужно, я и так верю. Можете ткнуть себе в задницу.
− Настырный какой! что ж, буду ждать. Это последний бесплатный осмотр, а хотя нет, шестьсот рубликов на бочку, так? Значит договорились.
Александр Васильевич, благо лифт работал, спустился на первый этаж в регистратуру.
‒ Медицинскую карту, девочки, срочно, я к зубному, а то они все уйдут. Князьков за шестьсот рублей согласился заглянуть мне в рот, представляете, какая удача...
Ошарашенная таким напором информации сотрудница спросила адрес места жительства, стала рыться в картотеке и ничего не нашла.
‒ Нет вашей карты.
‒ Не может этого быть! Я же вам сдавал буквально вчера. Это было без десяти восемь вечера.
‒ Хорошо, еще раз посмотрю. Вы только не волнуйтесь так, а то у вас желваки танцуют на лице.
‒ А вы к зубному? ‒ спросила другая женщина.
‒ Так точно, только скорее, прошу вас.
‒ Лиля, он к зубному, не ищи. Это другая, специальная карта. Сейчас я ему выпишу. Потерпите немного.
‒ Не терпится, мне уезжать. Завтра, у меня билет на поезд в кармане, ‒ солгал Веревкин.
Она выписала карту, ввела данные по паспорту и сказала:
‒ А теперь поднимитесь на третий этаж, комната 337 для подтверждения, что вы есть, то бишь, что вы это вы, а не кто-то другой.
‒ Как это? Я вот перед вами, вы, что не видите меня?
‒ Эй, вы не понимаете. Нужно подтверждение, что вы это вы, а не кто-то другой. В коммутаторе, то есть в компьютере вы должны значится, как москвич, как гражданин России. Я-то вас вижу, но я не знаю: а может вы хранцуз или мусульманин. Словом, идите на третий этаж. Это недолгая операция.
‒ Операция? О, боже мой! Я уже перенес одну операцию. А как же зубной? Они ить все, уйдут. Я остаюсь с больным зубом, а зубная боль отражается на сердце, а я перенес операцию на сердце, недавно вернулся из больницы, − пробовал сочинять Веревкин.
Обе девушки в регистратуре пожали плечами, Александр Васильевич махнул рукой и побежал к лифту, который, просто молодчина, тут же доставил его на третий этаж.
На третьем этаже кабинет подтверждения оказался свободным и процедура подтверждения, что он есть он, что он это он, а не мусульманин из подворотни, заняло несколько минут, и Александр Васильевич без лифта поднялся на следующий четвертый этаж. Князькова уже не было, но его поманила пальчиком довольно рослая, статная дама и усадила в шикарное кресло.