– Идёт беспрерывная запись приёма пищи. Магнитофон всех записывает. Потом слушаем, как шумят отряды. Кто шумит меньше всех, получает переходящий приз – гюйс[4] с парусника мореходного училища «Товарищ». Приз вывешивается в кубрике отряда-победителя до следующего дня. Итоги подводим на вечерней линейке. И так – каждый день. Начали!
Воцарилась мёртвая тишина, было лишь слышно, как ложки или вилки иногда царапают тарелки, да позвякивают чайные ложечки в кружках. Первый отряд, естественно, поржал от души, но идея им понравилась, они полностью поддержали старшего вожатого.
* * *
На полдень назначили сбор председателей советов отрядов, столов в библиотеке оказалось мало: младшие отряды не думали приглашать, а они, конечно же, пришли. Любопытно всё-таки: что это за сбор да ещё и без них, тут же избрали командиров октябрятских звёздочек – помощников вожатых от имени девочек и, естественно, от имени мальчиков. И всей компанией прибыли на совещание. Вот и набилась полная библиотека народа. Константин не возражал, разрешил малышам усесться на подоконниках, попросил их не разговаривать и вовремя голосовать за председателя совета пионерской дружины и его заместителя, чтоб была замена, если вдруг кто-то из них заболеет.
Претендентов обсуждали бурно, почему-то все склонились к кандидату от третьего отряда, хотя Костя ждал, что верх возьмёт отличный футболист, председатель совета второго отряда Лёша Кондулуков. «Наверное, зря я развёл демократию, разрешил голосовать октябрятам, – думал старший вожатый, – теперь они точно победят с третьим отрядом простым большинством голосов… С другой стороны, пусть привыкают к активному поведению, эти шаги останутся в памяти на всю жизнь. И хорошо, что председателем дружины стал мальчишка, а мои симпатии – пусть останутся при мне». Все поздравляли Сашу Петрова, шестиклассника, хорошего авиамоделиста с первым взрослым разрядом по запуску управляемых моделей.
Воспользовавшись таким представительным кворумом, Костя решил обсудить накоротке и план работы на всю первую смену. Большой лист белого ватмана, на котором значилось около тридцати пунктов, написанных цветной тушью, с указанием сроков проведения, держали в руках двое ребят. Их просили походить по читальному залу, чтобы видно было всем, даже самым задним столам. Читали быстро, многое не вызывало сомнения, например, чемпионат по футболу или шахматам. А вот что такое парусная регата, знакомство с биомиром диких островов на морском шельфе и экскурсия в заповедник – вызвали вопросы и обсуждения. На «Зарницу» просили пригласить взвод воинов-шефов с взрывпакетами и автоматами «АК». А на праздник «День рыбака» заказали концерт худсамодеятельности от имени вожатых и всей обслуги пионерлагеря.
На обед шли всей ватагой. «Одни начальники идут, – смеясь про себя, подумал Костя, – местное политбюро…»
* * *
– Костя, Костя! Тебя кто-то просит подойти к воротам, – мальчишка нёсся, видимо, сильно, раскраснелся, штормовка распахнута, на носу – очки в тонкой круглой оправе. «Типичный очкарик», – механически подумал вожатый, а вслух сказал:
– Ты от ворот, кто там дежурит?
– Рабочие по столовой, а мы рядом оказались, на футбольном поле…
– Хорошо, забирай ребят – и в отряд: в столовую надо ходить вовремя, чтобы вас не ждали… – Костя развернулся и не спеша зашагал через футбольной поле, стараясь поменьше черпать спортивными тапочками песок. Справа от массивных дверей на воротах, обитых двойной струганной вагонкой, на зелёной скамейке со спинкой, сидели двое рабочих, одного из которых он узнал: финн, кажется, по фамилии Хилтунен.
– Тут какие-то кореша хотят видеть Витаса, – сказал финн, на вставая со скамейки, – я бы поостерёгся обниматься с ними: то ли поддатые, то ли обкурились, явно с перебором…
– Что, на территорию лезут? – спросил Константин.
– Чё лезь-то, вон, ниже клуба, по забору, такие дыры, на автомобиле можно проехать, – тихо, с какой-то злостью бросил второй истопник, – детей ухоронить не можем…
– Подстраховывайте меня, мужики, – сказал вожатый и подошёл к воротам. – Слушаю вас, товарищи. – Но засов, массивный, из толстого бруса, выдвигать не стал.
– Мы тя хочим послушать, мужик, – Константин слышал голос, но за двойной обшивкой дверей на воротах человек был почти не виден, – где ваш Витас, который хотел привет передать? Тащи его сюда. Мы сведём с кем надо, чтоб за базар отвечал…
Потом шла такая нецензурная брань, поток каких-то блатных слов и выражений, что Костя немного растерялся, стоял, молчал, не перебивая солирующего зэка. Из всего услышанного он понял одно: физрук назвался Витасом, кому-то передал привет, его услышали, хотят встретиться, но человек, которого он завалил, остался инвалидом на всю жизнь. И за это надо отвечать…
– А ты кто, малой? – спросил второй зэк. – И чё запорами пугаешь, внутрь не пускаешь? Хошь, чтоб мы на моторках к вам причалили, помацали вас малость? Давно ищем свежих да молодых цац…
– А ты не пугай! – голос Константина невольно задрожал. – Мы пуганые! За вас в болотах торчали, с калашами стерегли границу пока вы народ пугали да по тюрьмам вонь плодили… Сам запомни и другим скажи: здесь дети, территория суверенная, мы никого не пустим. И никого не боимся. Точка! А сейчас валите отсюда…
Отошли от ворот на несколько шагов, что позволило вожатому увидеть их в полный рост: парни как парни, среднего роста, худощавые, в каких-то мышино-грязных одеждах, правда, резиновые сапоги заменили на высокие ботинки из кирзы со шнурками. Тот, что выглядел постарше, повернулся к воротам, сплюнул длинной струйкой через зубы, сказал:
– Передай, пионэр: Витаса будут ждать на озере, сегодня, после ужина… Нашего, не вашего, ха-ха-хи-и-и.
В это время к вожатому подошёл Степан Петрович. Он, видимо, шёл лесом, воспользовался проломом в заборе, запыхался, спросил:
– Кто это, Константин, что за люди, что им надо? – по его голосу чувствовалось, как он встревожен, может, даже напуган. – А вы-то что восседаете, как гости? – обратился он к истопникам, – нет бы, встали стеной, дали отпор… Не отсидитесь, если припрёт братва, нейтральных здесь не будет, финн, тебе персонально говорю!
– А чё финн-то, чуть что, сразу Хилтунен… Да, в гробу я видел этих блатных! – и добавил намного тише: – И вас – тоже, всех вместе взятых и по отдельности.
– Пойдём ко мне, Костя, надо переговорить, – сказал завхоз, – я только что на станции был, кое с кем встречался… Успокойся, не стоит их недооценивать, но и паниковать мы не должны.
Большой крепкий дом Степана Петровича с хозяйством, примерно, на сорок соток, располагался за водонапорной башней, недалеко от внутренней бухточки со стороны бывшей фактории, в тихом, уютном, но комарином месте. От столовой и жилых домов обслуги его хозяйство не просвечивалось, мешал крутой откос, ведущий к воде. У крепкого на вид самодельного причала стояло три лодки, все с моторами, одна из них – «дора», большущая, на ней хозяин вывозил овец на острова, до самой осени ходил на рыбзавод.
– Познакомься, Костя, моя Серафима… – представил жену завхоз, продолжил: – Мать, принеси кваску, что-то рановато солнце стало припекать, жди браконьеров: всю факторию облепят, здесь нерестится и живёт камбала, песочек – по душе ей, так зароется, что и не видно её… – а Сам смотрит на Костю, ждёт рассказа о гостях непрошенных.
– Вчера Николай зря выступил, Витасом назвался, просил передать кому-то свою кличку, – Константин был так огорчён случившимся, что даже не скрывал чувств, – в общем, приходили гонцы, позвали физрука на «стрелку» после ужина, прямо к нашему лесному озеру.
– Ничего не надо ему передавать, – вдруг резко сказал, как отрезал, Степан Петрович, – и никуда, естественно, он не пойдёт! А вот нам надо подстраховаться, может, и подготовиться… Слушай, сынок… У меня два ружья и карабин, новый, о котором никто не знает. Ты служил срочную, оружие знаешь, поэтому карабин я передам тебе, но никому его не показывай! С такими, как Хилтунен, любого предательства можно ожидать. Да и других, кроме электрика, мы плохо знаем. Значит, карабин будет у нас в «НЗ», так? Думай, кому из ребят можно доверить второе ружьё, но так, чтобы он ни по каким параметрам нас не подвёл. Усёк, как говорит один из моих внуков?
