Кстати, в кружок морского дела пацаны буквально ломились, но и не только они, несколько девочек тоже пожелали научиться ходить под парусом. Двух ялов, конечно, маловато для всех желающих, поэтому директор пионерлагеря упросил командующего флотом прислать детям хотя бы списанные шлюпки. А военные – народ точный: дали команду соседней с заливом базе и те за пару дней пригнали целых пять ялов, новеньких, даже страшно было к ним прикасаться. Курсант мореходки ликовал: он принёс директору план создания парусной флотилии на месте бывшей фактории, благо, там все причалы целы, надо только починить, покрасить и к зиме поставить металлический тент-хранилище. «Дело стоящее, перспективное», – сказал Смирнов-старший, похвалил курсанта, но взял тайм-аут, чтобы обдумать, как решить и эту задачку.

На днях Степан Петрович привёз со станции радостную новость: первую партию зэков, человек шестьдесят, погрузили в два деревянных пассажирских вагона времён гражданской войны и повезли в соседнюю область, в колонию-поселение. Трезво оценивая ситуацию, директор не считал, что это высшие силы встали на защиту детей, видимо, что-то произошло на стыке столичных интересов. Ситуацию разъяснил директор рыбзавода, который сам вышел на связь, передал лично Смирнову: только что областной студенческий строительный отряд в количестве двухсот человек брошен на нефтехранилище и на береговые мощности рыбокомплекса. «Вот это новость, – искренне радовался за своё хозяйство Виктор Сергеевич, – рабочая сила пойдёт по всему побережью: причалы, разделочные линии, ледники разбросаны у нас по всему побережью, с довоенной поры не ремонтировались…» И студентам поставлена задача: до 1 октября сего года пустить первую очередь стройки и принять первый нефтеналивной танкер. Радиостанция «Юность» добавила радости: на стройку собирают дополнительные силы студентов со всего Севера-Запада страны, ещё около двухсот человек приступят к работам в ближайшие дни.

А завхоз снова подтвердил свои опасения: Михалыч точно узнал, авторитет – на стройке, будто ждёт чего-то, не поехал с эвакуированными, но и на людях не показывается. Старый товарищ просил Степана Петровича быть поаккуратнее, не бродить вот так запросто по окрестностям в одиночку: «Не дай бог, повстречаетесь, пощады не жди, тем более он всегда ходит с охранниками». А то, что на стройке окопался Налим, даже вечно сомневающемуся начальнику станции стало очевидным фактом.

Целый день провёл с детьми сын известного писателя Бианки, тоже Виталий Витальевич, работающий директором заповедника. Приплыл на своём катере, каждый раз ему собирали группу до тридцати ребят, и они трижды выходили в море, на острова. Видели тюленей, для них поднимали верши с большими рыбинами, попавшимися в сетки, показывали святая святых – гагачьи гнёзда, где собирают самый тёплый пух. Никто и представить не мог, что гагара – небольшая водоплавающая птица, похожая на диких уток, только расцветка перьев совсем другая, чёрных и светлых тонов.

Ближе к июлю залив начал прогреваться, уже несколько дней жарко, до двадцати пяти градусов. Бараний лоб к вечеру отдавал собранное тепло воде, и та, наконец, поднялась до двадцати градусов. Купание для малышей устраивали после полдника, по очереди, отряд за отрядом ровно по тридцать минут. И без обиды: все понимали – это Север, утром уже не искупаешься, считай, до обеда – вода не выше семнадцати градусов. На дежурство у залива бросили все силы: по кромке леса, на случай незваных гостей-соседей, ходили солдатики. Они загорели, отъелись, мальчишки называли их по именам, любили занятия с ними по военной подготовке и строевым песням. На высшей точке каменного плато стоял Николай, физрук, почему-то с биноклем на груди (смешно было на него смотреть). У воды и в воде – вожатые, в основном парни. Плато совсем полого уходило в залив, до тридцати метров можно не опасаться за глубину: комару по колено. Но потом, сделав замеры, убедились: дно постепенно опускается вниз метров на десять. Именно в том месте дежурил четырёхвесельный парусный ял во главе с курсантом из мореходки. Крики, визг, гвалт стоял такой, что надо затыкать уши, чтобы не оглохнуть. Полотенца, байковые одеяла, сохнувшие плавки и трусики разбросаны по всему белому горячему от солнца каменному гиганту, который благосклонно принял на свою грудь беззаботную ораву детишек.

О стройке и зэках не забыли, просто постарались вычеркнуть их из сознания, как можно меньше упоминать в разговорах. Но ночью также дежурил, правда, уже один солдат-часовой с автоматом, у ворот до отбоя двое-трое пионеров и взрослый из вожатых или обслуги. А забор достроили ударными темпами, помогли солдаты: и ямы вырыли (тяжёленько пришлось, камней в песчаной почве – немерено), и столбы забутили, ну а доски доверили прибивать ребятам старших отрядов. Стройматериалы за несколько рейсов доставили на катере рабочие рыбокомбината.

Многие заметили, как сдружились Лилия Витольдовна, врач, и лейтенант Лев Гущин, они после отбоя подолгу сидели на скамейке у футбольного поля, потом спускались к заливу, гуляли по песку, напротив фактории. Надо сказать, за этот месяц ни один ребёнок не попал в стационар или в изолятор медпункта, на удивление, крепкие дети приехали на отдых.

Почаще стали видеться старший пионервожатый Константин и Наташа Чегина, «мама» семилеток из младшего отряда. Она успевала уложить детишек, прочитав или рассказав им несколько сказок, погладить почти каждого по голове и лечь в свою неразобранную кровать. Наташа с ними, думали малыши, можно спокойно спать, до утра всё будет хорошо, а скоро уже и к маме поедем… Вожатая частенько засыпала, набегавшись и намаявшись за день, но часам к одиннадцати ночи приходил Константин и уводил девушку к заливу. Там уже собиралась «тихая» компания: гитара – в полсилы, песня – в полголоса. Вместо «Взвейтесь кострами» весь пионерлагерь пел ставшую любимой песню Эдика Стаканова – «Ох, сенокос, сенокос, сенокос…» Он собирался исполнить её на праздничном концерте.

Виктор Сергеевич думал тяжёлую думу: как уговорить Константина остаться старшим вожатым и на вторую смену. В середине июля тот подпишет характеристики на своих подопечных, директор поставит печати, в том числе и на его официальную бумагу, и Костя свободен, как птица, заберёт свою возлюбленную Наташеньку и был таков. «А как я останусь один? – буквально в панике думал директор. – Что сделать, двойной оклад предложить? Неудобно, он совсем не корыстный человек… Может, забрать к себе на комбинат, освободив для него должность начальника отдела по работе с семьями рыбаков? Всё равно собирался убирать эту экзальтированную даму, шельму пробивную… И ничего, что у него нет семьи, видимо, скоро будет».

Директор понял: работа с детьми в таких экстремальных условиях, действительно, не только проверяет людей, грубо говоря, на «вшивость», но сплачивает коллектив, закаляет, раскрывает все тайные резервы. Он сейчас со многими из вожатых, пусть звучит это банально, пошёл бы в разведку. «Надо все адреса, пароли, явки собрать в одно место, – твёрдо решил Виктор Сергеевич, – почаще встречаться с ребятами, ох, как они, молодые, могут пригодиться в жизни мне, а я – им…»

Солнце уже пару часов, не спеша, огибало по горизонту залив, заглянуло во все уголки, под все сосенки и ели Среднего острова, разбудило рыбную молодь на старых лагунах фактории, добралось к блюдечку лесного озера. Не забыло разбудить Норда: он потянулся, с прогибом вперёд – назад, зевнул с каким-то вскриком и щелчком острых белых клыков, поплёлся к калитке загона: знал, скоро хозяин принесёт еды на полдня и потом, только бы повезло, заберёт его на залив, купание одному не в удовольствие, вот с хозяином – это да…

Степан Петрович разлил содержимое ведра в несколько мисок, расставил их по разным углам загона, чтобы не создавать ненужных конфликтов, хотя, иерархии никто не нарушал, кому хотелось получить трёпку от Норда. Вожаку он поставил широкую, удобную для приёма пищи кастрюлю. Пёс посмотрел на хозяина, будто приглашая его к трапезе, услышал традиционное: «Я позавтракал», – и принялся за еду.