Все это не прошло незамеченным от внимательного взгляда Ярослава. Он подвинул блюдо с едой к гостю. Сам налил Михаилу и себе кубки с вином, сказал:

– Давай, добрый молодец, выпьем вина. Ешь, не стесняйся, а потом и поговорим обо всем.

Гость выпил кубок с вином, вытер рукавом усы и с жадностью накинулся на еду. Крепкое вино теплом побежало по всему телу, стало легко и хорошо.

Князь снова наполнил кубки с вином, немного пригубив, спросил:

– Ну что, полегчало?

Михаил улыбнулся, с наслаждением выпил еще вина и уже медленно стал есть.

– Рассказывай, добрый молодец, откуда ты и куда держишь путь?

– Слишком много надо рассказывать, Ярослав Всеволодович. Хватит ли у тебя терпения выслушать рассказ о моей судьбе?

– Хватит, торопиться нам некуда, еще успеем к татарам.

– Ну, коли так, тогда, великий князь, слушай. Зовут меня Михаилом, Романов сын. Родился и вырос я в Рязани. Отец мой, а затем я и мои братья верой и правдой служили в дружине рязанских князей. Жили мы не тужили, занимались ратным делом, сопровождали князя в его походах и на охоте. Все было хорошо. Зимой, в декабре, прискакал на княжеский двор человек и сообщил, что к реке Оке подошли и расположились на берегу несметные полчища татаро-монголов.

Ударили в набат колокола на всех церквях, призывая народ к защите города. Тогда на стены встали и стар и млад, женщины и мужчины. Непрошенные враги обложили город со всех сторон и в течение пяти дней вели обстрел камнями и огненными шарами из своих орудий. На шестой день, 21 декабря 1237 года, татары пошли на штурм города. Их было такое множество, что мы не успевали их сталкивать со стен города и обливать горячей смолой. Как мы ни сопротивлялись, но не смогли отбиться от такого множества врагов. В конце концов Рязань пала. Почти все защитники были перебиты. Князь Юрий и его жена погибли. Женщины и девицы у всех на виду были поруганы, после этого татары завязывали им их юбки на голове, вспарывали своими кривыми ножами животы. Людей секли мечами и расстреливали стрелами. Рязань была сожжена и полностью уничтожена.

Я же, оглушенный по голове, потерял сознание, долго лежал без памяти. Видно, татары подумали, что я мертв, и не тронули. Очнулся я ночью и сразу же увидел над собой лицо молодой девушки. Она произнесла:

– Очнулся, родненький! Я уж думала, что ты мертв!

Я кое-как с ее помощью сел. Голова кружилась, перед глазами все плыло, в затылке ломило, как будто кол забили. Я спросил:

– Где я? Где татары?

– Татары сожгли и разрушили город, почти всех перебили, над женщинами и девушками надругались. Мастеров и здоровых мужчин забрали в плен и двинулись вдоль реки Оки к Коломне.

– Как же тебя звать, милая? – спросил я.

– Анастасия, – ответила она и стала помогать мне встать на ноги. Мы кое-как дошли с ней до маленькой избушки, где она жила. Моя спасительница постелила на широкую лавку волчий тулуп, уложила меня на нее со словами:

– Отдыхай, воин, приходи в себя, а я что-нибудь найду тебе поесть, – и стала хлопотать у печи. Вскоре она поднесла мне в оловянной кружке мясной бульон и заставила выпить, а затем скормила мне кусок телятины с краюхой хлеба. После сытной еды я почувствовал себя лучше. Стал разглядывать свою спасительницу. Это была статная красавица с большими синими глазами, с пышными золотистыми волосами и здоровым румянцем на бархатной белой коже, полными губами, высокой грудью. Мне она не на шутку понравилась. Я сразу влюбился, хотя до этого был совершенно безразличен к женщинам. Вдруг захотелось, чтобы она подошла ко мне, и я попросил:

– Анастасия, подойди, сядь рядом на лавку и расскажи, как ты спаслась от татар.

И она стала рассказывать:

– Жили мы в этой избушке с братом Данилой. Он был мастеровой, хорошо мял кожи, а потом из них шили обувь. Родители умерли, когда была еще девочкой. С тех пор брат был для меня за мать и отца. Когда к Рязани подступили враги, брат ушел биться на стены. А когда в город ворвались татары, я спряталась в подполье. Оно у нас глубокое и сухое. Я там просидела до тех пор, пока не ушли татары. Выбравшись из подполья, я пошла по городу искать своего брата Данилу. Но нигде его не нашла ни живым, ни мертвым. Может, в плен его враги забрали, а может, и погиб, но тела его так и не отыскала.

Девушка зарыдала, закрыв лицо руками, причитая:

– Как же я теперь, сиротинушка, жить буду без своего братца?

Я стал гладить ее по голове, успокаивая:

– Не горюй, Анастасиюшка, если он жив, то мы найдем твоего братца, если в плен попал, то наверняка сбежит от татар и явится к тебе здоровый и живехонький, а пока я буду твоим названным братом. Буду защищать тебя и не дам никому в обиду…

Князь внимательно слушал исповедь гостя, не перебивая его и не задавая никаких вопросов.

Тут дверца в шатер отворилась, и к князю подошел дружинник, наклонился к уху Ярослава и что-то зашептал. Князь встал и, обращаясь к гостю, сказал:

– У меня появились неотложные дела, я уйду на некоторое время. А ты пока, Михаил Романович, отдохни после долгого пути, – и сбросил с плеч свою шубу на широкую лавку со словами: – Ложись, поспи, а когда отдохнешь, я уже вернусь, и мы продолжим наш разговор. Мне еще многое у тебя нужно узнать, коли ты провел долгие годы в полоне у татар.

Михаил прилег на лавку, укрылся шубой и сразу же провалился в глубокий сон.

Над степью начиналось утро. Все небо было затянуто серой пеленой. На востоке стало светлеть, затем постепенно появилась розовая полоска, которая все разрасталась и разрасталась, и вот уже почти полнеба охватил розовый цвет, он все усиливался и усиливался.

А на горизонте стал появляться край красного диска солнца. Оно всходило постепенно, не спеша. Все небо полыхало, как будто где-то на краю земли был огромный пожар. Оранжевый цвет окрасил все вокруг: лежащий на бескрайней равнине снег, холмы, юрты. Красный цвет пробежал по золоченым башенкам и балконам ханского дворца на колесах.

Заревели верблюды, протяжно закричали ишаки, замычали коровы, заблеяли козы. Начинался новый день в Орде. Женщины шли доить коров и коз. Из отверстий круглых юрт высоко поднимался дым. Он как будто множеством рук тянулся в небо, пытаясь охватить его, чтобы узнать, что там, в бездонном пространстве, и есть ли там то, чего нет на земле.

Вильгельм Рубрук проснулся раньше всех. Из-под меховых одеял не хотелось вылезать. Он закрыл глаза, полежал еще некоторое время, обдумывая, что им предстоит сегодня сделать. Неожиданно спокойствие после сна переросло в тревогу, она как ножом полоснула по сердцу от одной мысли, что они находятся за многие, многие сотни верст от родного Рима, в совершенно незнакомом краю с агрессивной природой и такими же дикими людьми. Кардинал медленно встал, подошел к огню, который уже угасал и горел еле-еле. Он подложил сухих дров, сучьев. Пламя быстро охватило сухие дрова, и огонь стал разгораться все ярче, ярче. Вот уже он осветил желтоватым цветом полумрак юрты, дым струей потянуло в отверстие на верху войлочного дома.

Рубрук присел на лавку, которую они привезли с собой, задумался, задавая себе одни и те же вопросы: «Что их ждет сегодня, завтра и в дальнейшем? Как примет их хан Бату?».

Вильгельм прекрасно понимал, что от татар можно ждать все что угодно. Главное было не ошибиться в соблюдении их ритуалов, а также в дальнейших переговорах. Придется терпеть все, возможно, унижение и непонимание, но ради святой веры в Иисуса, ради будущего, возможно, всей Европы и католической церкви, нужно было быть готовым ко всему.

Задумавшись, кардинал не заметил, как встал переводчик Гавино, и когда тот сел рядом, от неожиданности даже вздрогнул.

Гавино улыбнулся и подбодрил кардинала, стараясь не задеть его самолюбие:

– Не волнуйся, ваше преосвященство. Все будет хорошо. Это сначала все здесь кажется диким и странным. Скоро ко всему привыкнешь и освоишься. Татары – народ доверчивый, любят подарки и уважение их обычаев. Сегодня самое главное узнать, когда нас примет хан Бату. Пойду, распоряжусь, чтобы воины, которые приставлены к нам, начали готовить еду. А то еще сами половину сожрут, тут зевать нельзя. Надо встретиться с их старшим воином – десятником, а он сообщит, что нам нужно делать после нашей трапезы.