Через несколько минут в квартире Татьяны раздался звонок. «Только бы не использовать его, – продолжал заклинать себя Сергей. – Пусть не открывает дверь, и я уйду». Но после небольшой паузы в отверстии глазка блеснул свет, затем дверь открылась. Перед ним стояла Татьяна, на ней была ночная рубашка, которую он подарил несколько месяцев назад.

– Привет, – удивлённо произнесла она. Сергей ни разу за три года не приходил к ней без предупреждения.

– Привет, – сухо, будто робот, отозвался Сергей и переступил через порог. Дверь закрылась. Татьяна автоматически поцеловала его в щёку. На лице у неё отражалось явное непонимание.

– А ты чего так поздно? – удивлённо спросила она.

– Тебя видели, – безэмоционально ответил Сергей.

– Чего?

– Тебя видели. Вчера. В восемь.

Татьяна растерялась. Она хотела что-то сказать, но ей стало очевидно, что всё уже раскрыто. Сергей подошёл ближе.

– Я не хотел его использовать, – сказал он.

– Кого? – спросила Татьяна.

Сергей плавно вытащил руку из кармана и так же плавно надавил на живот своей девушке. Она резко вздохнула.

– Как же так получилось-то? Зачем ты так? – обиженно и мягко спросил Сергей.

Татьяна пожала плечами, развела руки и показала мимикой: «Не знаю, не могу объяснить». Сергей развернулся, открыл дверь и вышел. За дверью продолжала стоять растерянная от разоблачения Татьяна с виноватым лицом и торчащим ножом в животе.

Идя обратно по дороге, Сергей снова думал: «У меня же есть всё – деньги, работа. У меня есть всё для того, чтобы жить счастливо. Зачем я только что это сделал? Я же не любил её. Она была всего лишь девушка. Я не могу обмануть себя, я знаю, что не любил её. Зачем же я это сделал!? Я мог бы развернуться и пойти домой. Жить дальше припеваючи. Но я поступил глупо, как все… как каждый… Я не хочу быть, как каждый! Я особенный!..»

За пятиэтажным домом одного далеко не самого благополучного района Москвы стоял шестилетний мальчик и смотрел вниз. В его руках было множество полиэтиленовых пакетов, которые он собрал около мусорных баков, а также взятые без спроса у родителей спички. Мальчика звали Андрей. Пока ещё он не успел привыкнуть именно к такому обращению. Привычнее для него было – Андрюша.

Андрюша уже не в первый раз развлекался подобным образом. Он проделывал это либо один, либо в компании с другими мальчиками. Сначала его задачей было найти большой загруженный работой муравейник. Затем он поджигал полиэтиленовый пакет и начинал бомбить целый мир, который находился у него под ногами. Наверное, разбегающиеся в панике муравьи воспринимали происходящее за конец света. Кто знает, может быть, кто-то из муравьёв много лет назад, по их меркам, а по нашим – несколько дней или часов назад, предсказывал подобное. Может быть, у них есть целая книга пророчеств, где сказано, что однажды над планетой появится тень, которая затмит свет и станет предзнаменованием. А затем с неба начнут падать огненные шары, сжигающие и уничтожающие всё живое. Может быть, кто-то из них готовился к этому дню и втайне от всех вырыл себе норку на несколько метров ниже, чем общий муравейник…

Это всё вполне может быть, но Андрей не знал об этом. Что он мог знать в свои шесть лет? Им двигал инстинкт, перемешанный с игрой. Ему казалось, что он суровый, беспощадный бог, который обрушивает свой гнев на недостойную жизни планету. Нет, он даже и об этом не думал. Откуда ему было знать, что такое бог, что такое «достойное» и «недостойное» жизни? Он просто чувствовал власть и силу. Он был волен вершить судьбы борющихся за жизнь муравьёв. И если кто-то вдруг ускользнёт от его огненных шаров, то он раздавит того ногой, чтобы остальным было неповадно убегать.

Небесная кара всегда начиналась с первой капли. Андрей знал, как всё начать внезапно. Настолько внезапно, что, вероятно, некоторые муравьи умирали от сердечного приступа в результате возникшего страха, а не от раскалённой полиэтиленовой массы, падающей на них. Сначала он аккуратно подбирался к муравейнику. Затем несколько минут усыплял бдительность часовых, задачей которых было подавать сигнал об опасности при первой подозрительной ситуации. А затем поджигал своё оружие и первой каплей всегда атаковал самый центр муравейника – прямо в толпу. Потом неумолимо капал на всю остальную площадь. Под ним царили паника и безысходность. «Спасайтесь, убегайте!» – кричал отец семейства своим родным. «Помогите! Помогите мне!» – кричал наполовину обугленный муравей, задняя часть которого сгорела дотла и прилипла к горячей земле.

Наконец, когда почти все муравьи были казнены, наказаны за грехи, за то, что они не слушали своих пророков, которые тысячелетиями, по их времени, пытались нести им истину и слово божие, Андрей добивал последних оставшихся в живых. Это было не менее интересно. Он не сразу убивал их, а начинал атаковать по краям, что бы тот, кто посмел избежать общего наказания, перед смертью почувствовал себя в ловушке, почувствовал неизбежность своей участи. И вот, по прошествии нескольких минут, целый мир был уничтожен. А может быть, всё-таки не мир, может быть, это государство, страна или, к примеру, область. Андрей постоянно уничтожал муравьёв, но ему было неизвестно, чем же это является для них. Может быть, в соседнем муравейнике, метрах в пятидесяти или, например, в двухстах, внезапно прервали показ запланированной программы на всех каналах? Может быть, известный всей стране «Муравьедии» телеведущий с важным видом, со скорбью на лице объявляет о том, что соседнего государства больше нет. Или что соседняя страна подверглась неизвестной космической атаке и в итоге… сгорела дотла. А может быть, наоборот, в тех же пятидесяти метрах соседний муравейник продолжает жить и даже не подозревает, какая катастрофа произошла у их соседей. Может быть, они и вовсе не знают, что у них есть соседи?

Андрей, конечно же, не вдавался в такие подробности, потому что ему было всего шесть лет. Его дело было вовремя открыть огонь и уничтожить всех до единого. Наконец, когда самый последний муравей был обессилен и лишён всякой воли к жизни, суровый палач вдруг превращался обратно в ребёнка – шестилетнего Андрюшу, которому скоро, через пару месяцев, идти в школу, в первый класс. И этот самый Андрюша вдруг подумал, что ему жалко последнего оставшегося в живых. Этот муравей так бегает, так хочет жить, вызывает какое-то странное, новое для Андрея чувство – чувство сострадания. Может быть, не стоит его убивать? Конечно, не стоит! Пусть живёт. В конце концов, бог должен уметь не только карать, но и щадить, и даровать жизнь. Пусть он ползёт себе. Пусть отбежит на несколько метров и спрячется. Затем отсидится пару дней, приходя в себя. А далее побредёт по свету… Затем наткнётся на новый муравейник, в котором его приютят. Найдёт там себе жену или мужа… Затем у него или у неё появятся дети, и жизнь вернётся в обычное русло. И Андрей не стал убивать последнего оставшегося в живых муравья.

В коридоре одного из отделений психиатрической больницы в очередной раз скопилось множество молодых людей. Это были студенты пятого курса одного из медицинских университетов Москвы. Весь работающий персонал – от санитарок и медсестёр до некоторых врачей – возмущался этому ежедневному столпотворению. Всё дело в том, что учёба у студентов начиналась ровно в восемь утра, и опаздывать категорически запрещалось, а сами врачи, так сказать, кураторы, приходили несколько позже. В восемь пятнадцать у них только начиналась пятиминутка, которая длится вовсе не пять минут, как исходит из названия, а около двадцати минут в среднем. Далее – ещё какие-то мелкие дела. Затем телефонные звонки, конечно же, по делам. В итоге врачи разводили своих студентов по кабинетам только около девяти часов утра. А всё остальное время в отделении, что называется, «ни пройти ни проехать». К тому же, врач Альберт Юрьевич, несмотря на свой профессионализм, всегда опаздывал. Поэтому его группа, численностью в восемнадцать человек, освобождала место в коридоре ещё позже. В этот день Альберт Юрьевич пришёл вовремя, потому что он оставался дежурить и опоздать было бы совсем не культурно с его стороны.