Когда Киллиан открыл глаза, то с удивлением обнаружил, что «Роджер» не то чтобы не разбился о листерийскую границу, но не было слышно даже характерного для такого маневра треска обшивки, а паруса галеона, лишенные силы океанского ветра, не обвисали уныло на мачтах. Капитан Джонс опомнился, что не управляет кораблем, поймал крутящийся штурвал и остановил его, выравнивая ход галеона. Сжав рукоять в правой ладони, Киллиан не почувствовал той самой дрожи корабля, которая была характерна при прохождении границ. «Роджер» свободно скользил через границу Листерии, не встречая никакого сопротивления, цветные сполохи, которые обычно интересовались людьми, зависли на почтительном расстоянии, а сама пограничная субстанция словно расступалась перед легко скользящим кораблем. Это было слишком необычно — раньше пиратам не доводилось сталкиваться с таким явлением.
Все были настолько поражены этой необычностью, что застыли, зачарованно наблюдая, как «Веселый Роджер» плыл сквозь листерийскую границу. Никто и не замечал, как ярко сиял медальон на груди Хеллиона — черно-красная финифть с золотой вязью, образующей спираль вокруг ограненного черного камня. Тот самый, что Феликс снял с Темного Мага Листерии, и который все еще был на мальчике — за всеми треволнениями он совершенно забыл о нем. Но когда сияние медальона обожгло грудь мальчика, и он застонал, прижимая к груди руки, Феликс развернул его к себе, и понял, что произошло. Как только «Веселый Роджер» коснулся темной стены границы, та почувствовала присутствие на его борту Верховного Мага Листерии. Вернее, медальон, дающий неограниченную власть над этим ахроматичным Миром. А точнее, граница приняла Хеллиона за Владыку Листерии и расступилась перед ним. Феликс подхватил мальчика на руки и прижал его к себе, чтобы скрыть яркий свет, исходящий от медальона, и чтобы больше никто не заметил того, что увидел он. Особенно Сидни, которая стояла возле грот-мачты и не обращала на брата никакого внимания, околдованная разноцветными сполохами, танцующими вокруг корабля. Феликс же мысленно ругал себя за то, что забыл про этот проклятущий медальон и не снял его с Хелли. Потому что Листерия выбрала своего следующего Верховного Мага, закрыв реальность мальчика в медальоне и пометив его особой меткой на груди ровно там, где сердце. И рано или поздно удручающе серый Мир призовет своего Владыку. Но в то же время Феликс был уверен, что именно эта забывчивость и спасла их всех от забвения в листерийской границе. Конечно, ему придется объясниться с Сидни, когда она узнает, что Листерия станет Миром Хеллиона. Хорошо, если временно, но вероятнее, что навсегда. И возможно, они что-то придумают, чтобы Хелли избежал уготовленной ему участи. А если нет, то Феликсу придется вернуться с Хеллионом в удручающе-серый Мир и снова стать Цепным Псом Верховного Мага Листерии. Оставалось лишь уповать на чудо или на то, что Хеллионом не овладеет темная магия, и он не превратится в кровожадное чудовище. И Феликс надеялся, что у них еще будет достаточно времени до всех этих перемен. А пока…
Феликс перестал чувствовать жар, исходящий от медальона, который казалось пытался расплавить кожаные латы. Как этот обжигающий жар терпел Хелли, Феликс не понимал, но мальчик за все время не произнес ни звука и только впивался тонкими пальчиками в его плечи. Он осторожно опустил Хеллиона на палубу и снял с него медальон с золотистой витиеватой вязью. Мальчик вскинул на Феликса синие глазищи, облизнул искусанные до крови губы и кивнул головой, давая своим проницательным взглядом понять — все должно остаться тайной. Феликсу на мгновение показалось, что Хеллион специально не снял медальон, будто знал, что он понадобится. А еще Феликсу казалось, что все, кроме темно-синих глаз мальчика, размылось, став почти неразличимым на периферии зрения, а сам он словно балансировал на краю бездны, манящей своей синевой упасть в нее. Но как только Феликс нашел в себе силы кивнуть Хеллиону, наваждение тут же отпустило, а «Веселый Роджер» вынырнул в серые нейтральные воды Границ Миров, оставив за кормой листерийскую границу, за которой осталась и непроглядная ночь. Серость Границ Миров не шла ни в какое сравнение с мрачной и удручающей серостью, царящей в Листерии.
Границы Миров находились в постоянной власти вечерних сумерек, когда дневной свет мерк, а на сереющем небе светились немногочисленные, но хорошо заметные звезды. При этом цвета не скрадывались серостью, а лишь приглушались до спокойных тонов. Галеон не получил ни единого повреждения после маневра скольжения, и команда была в полном составе, о чем Мистер Сми и доложил Капитану Джонсу. Киллиан оставил на вахте тот минимум, который был необходим для того, чтобы продолжить плавание, а остальным приказал отдыхать до следующего испытания. Хотя прохождение радужных арок и называть-то испытанием было нельзя. Или все же можно? Наверное, ребяческая радость суровых пиратов и их искренняя вера в то, что загаданные под радугами желания непременно сбудутся, для Капитана Джонса были именно испытанием. Но выбора у него не было, потому что кратчайший путь в Кансию, куда Киллиан и должен был доставить все семейство Брикс во главе с Сидни, лежал именно через узкий перешеек между двумя Мирами. Потом можно было бы попробовать попасть в граничащую с Кансией Церию, но у этого Мира была абсолютно не предсказуемая граница, и там можно было пропасть на долгое время. Иногда на очень долгое. Киллиан слышал пиратские байки о годах, проведенных в ожидании, когда граница Церии становилась снова доступной для скольжения сквозь нее. Капитан Джонс был уверен, что это были всего лишь выдумки, подогретые обычно внушительной порцией рома. Но проверять их на собственном опыте ему как-то не очень хотелось. Уж лучше потратить лишнюю неделю пути и доплыть до Торсы с ее куда более дружелюбной и предсказуемой границей.
Узкий перешеек между Верлией и Сурфидией Капитану Джонсу приходилось проходить не единожды, но в этот раз он доверил штурвал Мистеру Сми. Киллиан не был уверен, что одной рукой сможет управлять галеоном так, чтобы с ювелирной точностью провести корабль между крайне нестабильными границами Миров и не попасть под притяжение какого-либо из них. Не то чтобы Верлия или Сурфидия были опасны. Наоборот, Верлия была сказочно красивым Миром с невероятным сиреневым небом. Просто Киллиану не хотелось терять время впустую или на ерунду вроде той, как загадывание желаний под огромными радужными дугами.
Shinedown — Lost In The Crowd
Капитан Джонс стоял на носу «Веселого Роджера» и наблюдал, как нестабильность границ близко лежащих Миров превращалась в разноцветные тяжи, сплетающиеся в причудливых танцах — будто два Мира занимались любовью, а когда наслаждение достигало своего пика, их переплетенные «тела» выгибались, образуя радужные дуги. Зрелище, надо отдать должное, было красивым и завораживающим, если бы ни радостные вопли, свист и улюлюканье, которые разрушали атмосферу волшебства. Киллиан, стоя ко всем спиной, качал головой и тихо посмеивался этому дурашливому ребячеству взрослых людей. Такое поведение могло быть простительно только Хеллиону, которому в силу его возраста были положены все эти эмоции. Но мальчик стоял неподалеку от Киллиана, и лицо его было абсолютно серьезно, когда он что-то говорил Феликсу.
Очередная дуга выгнулась над галеоном, и Киллиан вскинул голову, отмечая, что такой широкой и огромной радуги соединившей соседствующие Миры он еще ни разу не видел.
— Загадай желание, Киллиан, — прохладные тонкие пальчики скользнули в его ладонь, и Киллиан вздрогнул от неожиданности, но голову не опустил, зависнув взглядом на разноцветной арке над своей головой. — Он ждет тебя… Загадай желание — вернуться в Неверлэнд. Я точно знаю, что оно сбудется.
Киллиан отвел глаза от радуги, чтобы посмотреть на Хелли, но столкнулся с напряженным взглядом рядом стоящего Феликса. Парень еле заметно покачал головой и прищурил глаза, которые, как показалось Киллиану, на мгновение стали желтыми — это было предупреждение.
