Листерийцы не покидали свой Мир без особой надобности. Но даже в других Мирах хорошо было известно, что у листерийца три души: одна, заключенная в теле, а две остальные — в тенях, что образуются благодаря двум солнцам. Эта особенность делала жителей Листерии практически неуязвимыми, потому что убить листерийца можно лишь тогда, когда исчезают его тени, души перемещаются в тело, а глаза становятся абсолютно черными. Тени же исчезали лишь тогда, когда слившиеся солнечные диски зависали в зените и все пожирала серость. И неважно, где в этот момент находился листериец — да хоть в другом Мире — связь с двумя солнцами и их цикличностью никогда не терялась. Именно в это время вершились казни и происходили вероломные убийства с разными целями: начиная с банальных грабежей, до свершения мести. Поэтому листерийцы предпочитали пережидать время зенита за замками надежных укрытий, и на несколько часов в день Листерия почти вымирала.
Капитану Джонсу это было хорошо известно, и «Веселый Роджер» вошел в порт Листерии именно в это самое «удачное время», практически никем не замеченным. Начальник порта, который по статусу имел защиту от слияния душ, был не в счет — Киллиан знал, чем купить его молчание и сколько попросит мистер Броу за укромное, скрытое от посторонних глаз, место в ремонтном доке. На чужестранцев листерийские солнца никак не влияли. Тень, конечно, раздваивалась также как у всех листерийцев, но душа оставалась целой и не покидала частично телесную оболочку. Хотя глаза темнели под влиянием окружающей серости, но при этом четкий цветной край радужки всегда выдавал тех, кто находился в Листерии временно. Правда, глаза Фелиса своей звериной желтизны не меняли даже во время зенита. Он объяснял это тем, что одно время жил в этом Мире и даже имел весомое влияние, которое позволяло ему не только не прятаться, а быть орудием справедливого, а иногда не очень, наказания. И цвет глаз был его отличительной чертой, которую сам Феликс связывал с магией. Парень неохотно рассказывал про свои желтые глаза, и Киллиан не лез к нему в душу — мало ли у кого какие тайны. Но тайна Феликса оказалась полной неожиданностью для видавшего виды Капитана Джонса.
Киллиан стал подозревать, что с Феликсом что-то не так, когда они с Сидни отправились на поиски Бена. Сид почувствовала брата сразу, как только они пересекли границу Листерии, и обрадовалась — это означало то, что Бен не находится под влиянием магии Темного Мага, чего она так боялась. Сид хотела отправиться на поиски брата немедленно, как только «Веселый Роджер» встал на якорь в ремонтном доке. Но Киллиан считал, что зенит не самое подходящее время, чтобы бродить по опустевшим улицам Листерии, привлекая к себе ненужное внимание, когда можно запросто оказаться жертвами нападений. Феликс же считал, что это, наоборот, самое безопасное время для поисков, а вот визит к тому, у кого Бен находится, лучше нанести рано утром, когда бирюзовое солнце окрашивает Листерию в свой цвет или вечером на закате красного солнца — в зависимости от обстоятельств. Киллиан согласился с ним лишь потому, что Феликсу, как бывшему жителю, были куда более понятны законы и правила этого Мира.
Поисками они занялись на следующий день, когда улицы Листерии погрузились в мрачную серость. Киллиан все время был настороже и держал руку на эфесе шпаги, готовый выхватить ее в любой момент, если он почувствует опасность. Феликс же был абсолютно спокоен, правда, не отставал от Сидни ни на шаг. Ветер раздувал полы его изрядно потрепанного плаща, а «живая серость» делала их похожими на черные крылья, которые, казалось, защищали и Феликса, и Сид. Пока нюх «ищейки» Сидни вел их троицу по узким улочкам к цели их путешествия, от Киллиана не укрылось то, что редко встречаемые ими прохожие если не шарахались от них, то, по крайней мере, быстро отводили глаза, в которых читался явный испуг, и старались проскользнуть мимо них как можно незаметнее. Никто ни разу даже не заговорил с ними, не говоря о том, чтобы приблизиться. Киллиан решил, что Сидни обладает еще и даром «отвода глаз». Но шокирующая правда открылась, когда они после нескольких дней слежки, пришли вызволять Бена из унизительного рабства к дому, за стенами которого Сид почувствовала брата.
Breaking Benjamin — So Cold
Феликс выждал момент, когда бирюзовое солнце скроется за горизонтом, а красное озарит Листерию своими «огненными» сполохами, и уверенно постучался в богато украшенную дверь, которая почти сразу распахнулась, явив им хозяйку дома — Хильду Милд. Киллиан оценил дамочку своим наметанным пиратским взглядом, еще когда они следили за домом: лет тридцати или около этого, весьма симпатична, с хорошей фигурой, всегда со вкусом одета и, судя по роскошному убранству дома, довольно богата. Теперь он подметил ее хищную улыбку и глаза цвета фуксии. Впрочем, цвет глаз был неестественным в лучах красного солнца. Потому что у синеглазой Сидни глаза были интенсивно фиолетовые, а у Феликса пугающая желтизна превратилась в теплый рыжий. Хильда Милд их тоже оценивающе осмотрела, прежде чем поинтересоваться целью их визита. Феликс сказал, что у них есть деловое предложение.
— И оно связано с вашим новым… воспитанником, — у Феликса не поворачивался язык назвать юного Бена любовником. — С Беном.
— Вы, наверное, имеете в виду Бенжамина? — дамочка сощурилась, окидывая взглядом незваных гостей.
— Бенжамина? — Феликс удивленно выгнул бровь и обернулся к Сидни.
— Это его полное имя, — девушка кивнула и чуть скривила губы, — которое он терпеть не может, — она протянула листерийке портрет, который нарисовала утром.
— О, да… — женщина игриво закатила глаза и закусила губу. — Красивый мальчик. Немного стеснительный, но это поправимо. Из него получится отличный любовник, но он только начал свое обучение, и я не думаю, что он именно то, что вам нужно… — листерийка бросила быстрый взгляд на покрасневшую Сидни. — А вообще, проходите в дом — о делах не разговаривают на пороге, — хозяйка посторонилась, пропуская троицу внутрь.
Хильда порхала по гостиной, рассаживая гостей на низенькие позолоченные скамейки с изящными подлокотниками и разливая в тонкие бокалы знаменитое листерийское приторно-сладкое рубиновое вино. Вот только когда исчез последний красный луч, закатившегося солнца, вино стало темно серым. Впрочем, как и все вокруг, когда снова попало в плен всех оттенков серого.
— Так почему именно Бен вас заинтересовал? — Хильда повернулась к Феликсу, чтобы протянуть ему вино, но испуганно отшатнувшись, выронила бокал из рук. — Бог мой! — и Киллиан, и Сид опешили, когда бокал разлетелся о мраморную плитку, а густое вино брызнуло в разные стороны тяжелыми серебристыми каплями, похожими на ртуть. И только Феликс не отводил от Хильды своего взгляда, снова ставшего пугающе желтым. — Этого не может быть… Ходили слухи, что ты исчез… А я ведь еще подумала, что вроде знаю тебя, — листерийка прикрыла рот рукой и уставилась на Феликса. — Значит, этот Темный ублюдок решил вернуть себе свою игрушку? Чтобы сломать и выбросить? Напомни ему, что Бена я получила взамен Иргуса, который погиб по его вине. И договор, скрепленный кровью, расторгнуть нельзя. В конце концов, это было его предложение! — женщина распалялась все больше, а Феликс смотрел на нее немигающим взглядом и молчал. Киллиан переглядывался с такой же, как и он, ничего не понимающей Сидни. — Ты посмотри какой мерзавец! Решил меня испугать? Да мне плевать! Передай ему, что Хильде Милд плевать на его угрозы! И незачем было посылать ко мне своего Цепного Пса! Я не отдам ему этого мальчика, понятно?
— Меня никто не посылал, — Феликс подался вперед. — Я пришел попросить тебя отпустить моего… друга.
— С каких пор у Цепного Пса Верховного Темного Мага появились друзья? — Хильда сложила руки под своей впечатляющей объемами груди и презрительно скривила губы.
— Наверное, с тех пор как я перестал быть Цепным Псом, — Феликс ухмыльнулся, взял бокал, который Сидни осторожно поставила на низкий столик, так и не притронувшись к вину, сделал приличный глоток. — М-м-м… — он довольно зажмурился. — Соскучился по этой многогранности вкуса… Кстати, познакомься с моими друзьями. Это Киллиан, — Феликс указал на замершего в нелепой позе Капитана, — и Сидни, она сестра Бена. Поэтому не вдавайся в подробности своих уроков, которые ты даешь невинным мальчикам, Хильда, — Филикс хохотнул и, покрутив головой, снова пригубил вина. — И не называй меня Цепным Псом. Меня зовут Феликс.
