Они прошли не один километр по лесу, который освещался только благодаря луне. Было невыносимо холодно, но они не останавливались, стиснув зубы. Шел то снег, то дождь, и температура росла с каждым часом. Если бы они остановились – то погибель пришла бы очень скоро. Поэтому они брели из последних сил, поддерживая друг друга. Она уже не думала ни о чем, плетясь по снегу, спотыкаясь через каждый метр. Иногда даже хотелось умереть, когда Гермиона замирала на секунду и смотрела по сторонам: бесконечный, нескончаемый лес, который тянулся намного дальше, чем туннель.

Когда их схватили, не было даже сил сопротивляться. Она просто упала, посмотрев на Марка последний раз прежде, чем случилось кое-что действительно страшное. Кое-что похуже и сырой комнаты, и темного лабиринта, и холодного леса. Смерть Марка.

Он оказался героем. Настоящим героем, который даже в последние секунды жизни боролся за свободу.

Случилось это, когда Безликий настиг их, поразив заклинанием. Девушка упала без сил, отстраненно смотря, как ее кровь растекается по белому снегу. А он – нет. Он склонился перед убийцей на коленях, пытаясь держать голову поднятой. Когда последовало следующее проклятие, Марк упал на живот, закрывая глаза. Но снова поднялся из последних сил. Посмотрел в бездонные глаза Безликого, истекая кровью.

— Гори в Аду, — прошептал он перед тем, как замертво лег на все тот же белый снег, на котором остались следы от крови девушки.

***

— Хватит! – прокричала Джорджина, когда он ударил девушку невидимой плетью снова.

Гермиона дернулась на веревках, опуская голову. По виску и лицу струилась красная жидкость, попадая в рот. Девушка давилась ею, кашляя и выплевывая на пол.

— Ты убьешь ее!

Он несколько секунд смотрел на дочь, держа палочку в руках. Гермиона не видела ничего, закрыв глаза от жгучей боли. Даже если бы ее не было, кровь не дала бы нормального обзора.

— Ты помнишь нашу цель, — прошептала Джорджина, смотря в лицо отца, — и это не она. Нам нужен Малфой.

Кажется, он согласился, положив длинное древко в карман. Еще раз посмотрел на дочь и, проведя рукой по ее густым волосам, вышел из комнаты.

— Мерлин! – тихо произнесла Джорджина, когда дверь захлопнулась. Она бросилась к висящей на веревках девушке. – Гермиона, — она обхватила ее лицо руками.

Боль была невероятной: организм рвало на части, словно выворачивали наружу органы. Кровь текла по лицу, кровь текла из ран на животе и ногах. Руки ужасно ныли после часа пыток в подвешенном состоянии. Она еле держалась в сознании, глотая красную жидкость, давясь ею.

— Черт, — Джорджина на минуту отошла от нее, а затем вернулась со стаканом воды. – Давай, открой рот. Аккуратно.

Девушка, приставив край стакана к трясущимся губам Гермионы, влила в рот немного жидкости, чтобы она не подавилась. Она, глотнув прохладной воды, вновь закашлялась, выплевывая кровь.

— Я тебе помогу. Уменьшу боль и ослаблю веревки, — шептала Джорджина, доставая из кармана кофты маленький флакон с темной жидкостью. – Открой рот, это поможет.

Если бы у Гермионы было хоть немного сил для того, чтобы что-то сказать или хотя бы отрицательно помахать головой, она бы так и поступила. Однако все, что она могла сейчас, это чуть раскрыть рот, чтобы девушка влила ей зелье. Даже если это яд, хуже не будет. Боли, сильнее той, что терзала ее тело, все равно не было.

— Через пару минут подействует, и станет легче, — Джорджина убрала флакон от трясущихся губ пленной. Она махнула палочкой, пробормотав какое-то заклинание.

Гермиона вздохнула, когда веревки перестали с такой силой впиваться в кожу. Руки уже немели от тяжести – она даже не касалась носками пола, раскачиваясь над ним.

— Я не могу полностью освободить тебя. Стивен зайдет сюда в любой момент, — девушка с болью посмотрела на Гермиону, которая болталась на веревках. Положив голову на плечо, она тяжело вдыхала воздух.

Это была настоящая пытка. Она задыхалась, истекала кровью, чувствовала, что еще чуть-чуть, и руки онемеют окончательно. Она не могла даже открыть глаз, которые были залеплены красной жидкостью.

Гермиона не думала ни о чем, потому что боль стала слишком тяжелой. Это та грань, когда еще можно соображать, но голова полностью отключалась. У нее оставалось все меньше сил, и она была в обморочном состоянии, чувствуя соленый привкус на языке. Жизнь буквально выходила из нее, и, если говорить честно, то единственное, о чем могла сейчас мечтать Гермиона, это чтобы жизнь вышла быстрее. Смерть Марка больше не казалась ужасной.

— Прости, — сказала Джорджина словно через бетонную стену. Послышался щелчок, и девушка через силу открыла глаза, приподняв голову.

Дочь Безликого стояла перед ней с камерой, которые за собой всегда носили журналисты. Изображая понимание на лице, она еще раз зажала кнопку, выпуская вспышку на лицо Гермионы. От яркого света веки закрылись, и девушка вновь погрузилась в мир другого измерения. Где-то далеко в ее сознании промелькнул вопрос, зачем она сфотографировала ее, но это было слишком далеко, чтобы даже подумать об этом.

— Чем скорее сюда придет Малфой, тем быстрее ты перестанешь мучиться, — она убрала камеру и стала направляться к выходу из комнаты.

Гермиона висела, ощущая, как капли крови начинают стекать с порезанных запястий. Так медленно, скатываясь по рукам, попадая на грязные спутанные волосы.

Она уже перестала понимать, где находится. Перестала ощущать боль, растекающуюся по всему телу, перестала соображать вообще хоть что-нибудь. Отключалась через каждую секунду, а потом возвращалась в реальность, вздрогнув ресницами.

У нее перед глазами стояла одна темнота — ничего больше. Темнота была мягкой и успокаивала – не то, что в той комнате, лабиринте или в лесу. Сейчас ей было так спокойно на душе, тепло. Кажется, что она плыла по теплой реке, улыбаясь всему, что видела.

Стояла тишина. Не давящая на голову, не сдавливающая виски, а просто тишина. Обычная. Та, которая приходит к Вам, когда выключается телевизор, когда останавливаются машины, когда гаснет свет, и замирает мир. Останавливается время. Так было и у нее, пока девушка висела, склонив голову к руке. Равномерная тишина, не беспокоившая ее, пока фраза «Чем скорее сюда придет Малфой…» не застыла в воздухе, не попала в голову и, Мерлин, не достигла ее сознания. Кажется, впервые за долгое время она действительно поняла смысл сказанного.

— Стой, — одними губами прошептала она, раскрыв глаза, которые были в крови. Она затуманенным взглядом посмотрела на расплывчатую фигуру уходящий Джорджины. – Стой…

Кажется, это было громче, потому что девушка обернулась и подбежала к ней, испуганно посмотрев в глаза.

— Что? – Джорджина напрягла слух, чтобы расслышать слова девушки.

— Не… — она задыхалась. – Не приводи… — в горле стоял ком, а от движений головы из виска вновь побежала кровь. – Драко… не приводи… — Гермиона из последних сил перевела взгляд на стоящую около нее девушку; в нем читалась мольба. А затем она погрузилась в долгий мучительный сон.

***

Секундное раздумье, и старинная терраса открылась во всей своей красе. Величественный дом с огромным садом впереди мог поблекнуть на фоне разве что Малфой-Мэнора, и то, здесь можно было поспорить. Терраса – по-другому этот дворец было бы назвать неуважительно – принадлежала семье Торинов, умершей десяток лет назад. Это была одна из самых древних и чистокровных семей, однако на них было наложено какое-то проклятье, после которого ни одна женщина не смогла принести здорового наследника. Кажется, террасу отдали какой-то другой менее известной семье, однако она до сих пор считалась дворцом Торинов. Еще в самом детстве, когда Люциус только обучал его правильным манерам и, собственно, рассказывал, что родиться в семье Малфоев – это подарок судьбы, его знакомили с другими семьями, с которыми «нужно общаться». Семья Торинов попала бы в этот список, будь она жива, однако это не помешало Малфоям издалека взглянуть на их дом, чтобы показать сыну, как существуют богатые аристократы. Именно поэтому у него не было проблем с тем, чтобы попасть на эту улицу.