-- Привет, Гриша. Можешь не дергаться пока что, я еду к профессору. Что ты говоришь, своих поедешь навестить, служивых питерских? Ну давай-давай, разузнай последние сплетни. Пока, до связи.

Анатолий проехал сквозь КПП, остановил машину и вышел. Пройдя по однотонным коридорам изолятора, Горчаков вошёл в уютный кабинет. Через некоторое время дверь скрипнула, и охранник привёл заключённого. Пожилой профессор присел на стул. По его глазам было видно, что он не почти спал, и теперь находится в состоянии плохо скрываемого стресса. Горчаков радушно посмотрел на него и сказал:

-- Ну вот, Эдуард Сергеевич, быстро встретились. Как спалось? Вижу, не очень.

-- Оставьте любезности, майор. -- ответил мужчина тяжело дыша. -- Вы мне вчера задавали вопросы, теперь задам их я. Надеюсь, можно?

-- Конечно можно, задавайте.

-- Скажите мне, только честно, в чём обвиняют этого человека? Моего собеседника, ведь из-за него весь сыр-бор?

-- Вашего собеседника обвиняют по целому ряду правонарушений: информационный шпионаж, мошенничество в особо крупных размерах, со вскрытием счетов госкомпаний, в преднамеренной клевете на высших должностных лиц, а также в сокрытии информации о готовящемся особо тяжком преступлении -- я об убийстве депутата и, возможно, в соучастии в оном преступлении. А ещё в экстремистской деятельности разной направленности. Ну и по мелочи всякого у него накопилось.

-- Вот как? А конкретно, каким образом? Как именно, по вашему мнению, он мог осуществлять подобное?

-- Это подобное, как вы выразились, подозреваемый осуществлял посредством интернет-активности особого рода, не в последнюю очередь -- и это особенно подчеркну -- благодаря своим знаниям в программировании и как выясняется сейчас, в прикладной математике. Теперь вы понимаете, насколько нам нужна ваша помощь?

-- Ааа... -- Луговской протяжно вздохнул и уставился на стену. -- м-да... -- закончил он странную фразу, продолжая оставаться в застывшей позе. Горчаков выдержал паузу и мягко спросил:

-- Итак, Эдуард Сергеевич, "Лёлик" это?..

-- Евгений Ряба. Мой ученик, студент.

После этих слов Луговской обречённо опустил голову, словно только что предал родного брата. Внутри Горчакова пробежала яростно-сладостная волна возбуждения, которая разлились по всему телу вибрациями радости, и майор чуть было не заулыбался во весь рот, но успел сдержаться.

-- Ну вот! И стоило из-за этого сутки тут пропадать?! Я вас поздравляю, Эдуард Сергеевич, вы поступили благоразумно!

-- Я поступил глупо и подло... -- сказал профессор, не поднимая головы.

-- Не понял? Постойте-ка, почему же это? Видите ли, у меня, как у следователя ФСБ нет никакого желания убеждать кого бы то ни было, и уж тем более быть чьим-то личным психотерапевтом, избавляя его от чувства вины, моё дело -- выбивать признание. Но здесь не удержусь -- с какого это перепуга, уважаемый профессор, такое немотивированное чувство вины?

-- Какая разница, вам не понять. Как вы правильно сказали, вы поломали человека, добились желаемого, чего вам ещё нужно? Будьте довольны. Теперь, я могу отправиться домой?

-- Эээ, погодите, профессор, не так скоро.

-- Я так и знал...

-- Давайте-ка сначала выясним ваши отношения. И в самом, деле, чего так быстро расходится, разговор только начинается.

-- Неуверен, что начинается. У меня на редкость немного информации об этом человеке.

-- Уверен, что нам будет достаточно. Итак: расскажите о Евгении всё, что знаете -- кто он, откуда, как учился, какие между вами были взаимоотношения, какую роль тут играет математика. -- Горчаков настроил диктофон и развернул его к профессору. -- Пожалуйста, говорим сюда.

Эдуард чуть помялся, и косо поглядывая на диктофон, начал:

-- Семь лет назад его перевели на физтех с математического. У меня на курсе он был два года. Парень из Челябинска, переехал в Москву, затем в Санкт-Петербург. Помогал ему защитить курсовую по теме прикладной математики, точнее, флуктуации фазово-переходных процессов в волновой среде и методы их измерения, если вам это что-то говорит. Я тогда работал над этой темой и подключал в неё молодых студентов. Женя был талант, да. Один из самых способных студентов на курсе, почти гений, но...

-- Что но?

-- Но не со всем справлялся. Странным делом он был просто бог в некоторых областях, где даже авторитетные профессора рядом не стояли и абсолютный профан в некоторых общедоступных дисциплинах, которые давались всем легко. Сначала не было понятно, в чём дело. Потом, на третьем курсе, Женя взял академ, и исчез на год. Как выяснилось, ему пришлось лечь в частную психиатрическую клинику. Только тогда я понял, что уже давно замечал в нём странности и некоторые проблемы в обучении. Не знаю диагноз, это что-то невротическое, но точно не шизофрения. Он понимал тяжесть своих проблем и думаю, страдал от этого. Всё это я узнал от третьих лиц, повторю, я с ним на тот момент мало общался.

-- Какова была его сфера интересов внутри институтского курса?

-- Фазовыми флуктуациями его заинтересовал я, и он впоследствии развивал это тему, и именно тогда мы начали переписываться, оттуда и этот древний аккаунт в ICQ. Затем сфера его интересов расширилась в сторону информатики, и в частности, в построение искусственного интеллекта. Здесь, впрочем, удивляться совсем не стоит, и в этом нет ничего необычного -- почти все студенты этим болеют в тот или иной период времени, тема-то модная. Потом он вроде бросил этим заниматься, устроился на работу программистом, и надолго пропал из вида. Потом снова появился, задавал мне различные прикладные вопросы, которые я не всегда понимал, лишь потом начал связывать это с его душевным расстройством.

-- Поясните?

-- Да как бы вам сказать... он интересовался странными вещами, научными которые, в строгом смысле, не назовёшь. Я с ним общался на эти темы исключительно из-за личной симпатии, и он знал, что я не буду смотреть на него косо, в отличие от других докторов наук.

-- Что именно его интересовало?

-- Ну например, возможность обращение вспять направленности энтропии в замкнутой системе, посредством структурной поляризации пар запутанных фотонов. Он верил в связь квантовомеханической запутанности и законов энтропии, разрабатывал формулы, по которым можно теоретически, обратить направленность энтропии вспять, а значит, и заставлять течь время в обратном направлении. Ещё его интересовала фракталодинамика -- ныне модная псевдодисциплина, согласно которой, используя формулы самоподобия, можно влиять на истинно случайные процессы.

-- Вот как... А были ли у него какие-либо успехи в этих областях?

-- Успехи? Навряд ли, только теоретические построения.

-- Как по-вашему, мог ли он, используя свои знания создать что-либо такое, что... скажем так, с большой долей вероятности предугадывало бы будущее? Или даже нет, не так: какие-либо математические построения на этот счёт?..

-- Что?.. -- профессор вытянулся и усмехнулся. -- Не совсем понимаю, к чему вы клоните. Но я не замечал за ним ничего подобного.

-- О чём вы общались в последнее время?

-- Изредка, он задаёт мне вопросы по некоторым практическим аспектам решения тех или иных уравнений, ничего конкретного, всё достаточно разрознено, вот тот диалог, который показали мне вы, он ещё со студенческих времён.

-- Скажите, фамилия Шноль вам что-нибудь говорит?

-- Шноль, Симон? Конечно! Знаком с ним, помогал ему выстраивать математический аппарат для описания его биофизических опытов, и вот, кстати, с работами Шноля я познакомил и Евгения.

-- Вот-вот, подробнее можно, с чем именно познакомили?

-- Да познакомил много с чем, но Женя, как обычно, заинтересовался самым скандальным детищем Шноля -- макрофлуктуациями. Это когда рисунки гистограмм измерений совершенно различных и совершенно случайных процессов, вдруг, якобы, приобретают некую схожесть в зависимости от того, в какое именно время и в каком именно месте проходили эти измерения. А Женя за такие вещи очень цепкий, что не удивительно, вот и заинтересовался. Впрочем, он много чем интересовался, особенно новомодными физическими теориями, типа, М-теория, и тому подобное...