С приходом Николая Николаевича Зинина в Казанский университет в маленькой лаборатории со сводчатым потолком и каменным полом зазвучали молодые голоса.

Зинин сломал невесть когда сложившуюся традицию: отношения профессора и студентов ограничиваются лекцией. Он читает — они слушают. Закончил — чинно поклонился и вышел. Николай Николаевич всегда был в окружении учеников.

«Не искупаться ли нам?» — частенько говорил Зинин. И все веселой гурьбой отправлялись к Волге. Николай Николаевич был прекрасным пловцом — на противоположном берегу почти всегда оказывался первым.

А вечерами студенты допоздна засиживались в тесной квартирке профессора, поражаясь его знаниям. Казалось, не было вопроса, на который бы он не ответил.

Хотя Зинину едва перевалило за тридцать, он преуспел во многих науках. С золотой медалью окончил философский факультет. Потом увлекся астрономией, защитил диссертацию о движении планет. Получил звание магистра физико-математических наук. А теперь посвятил себя химии.

Зинин считал, что знания, которые студенты получают на лекциях, должны подкрепляться практикой. Поэтому он и привлек учеников к работе в лаборатории.

А работать там было нелегко. Не только из-за требовательности профессора, но и из-за условий, в которых ставились опыты. Не хватало специальной посуды, отсутствовал водопровод, не было газа. Нужно вещество подогреть, вскипятить. Средство одно — «кочегарка». Так с легкой руки Зинина называли жаровню с тлеющими углями.

— Глядя, как мы добываем огонь, — шутил Николай Николаевич, — не всякий поверит, что здесь знакомы с химической переработкой угля!

К этому времени в «черном камне» открылись возможности, о которых раньше и не подозревали.

Вместе с каменноугольным газом на заводах образовывалась какая-то черно-бурая, похожая на деготь смола. Она неприятно пахла и страшно пачкала. Долгое время не знали, что с ней делать. Ее пробовали вывозить за город — земля становилась бесплодной. Пытались сбрасывать в реку — гибла рыба.

И вдруг оказалось, что смола, захламлявшая заводские дворы, — «кладовая» ценнейших веществ.

Из каменноугольной смолы было получено и вещество, открытое на дне газового баллона.

За это время бензол побывал уже в лабораториях многих ученых. А в 1842 году за его изучение взялся Зинин. Точнее, он проводил опыты с веществом, полученным взаимодействием бензола и азотной кислоты — нитробензолом. Что-то подсказывало ученому, что в этом веществе таятся неиспользованные возможности.

Уже не раз в лаборатории проводился один и тот же опыт. Нитробензол вливался в стеклянную реторту. Затем туда по трубке пропускался сероводород. А под реторту ставилась пресловутая «кочегарка». Но пока нового соединения получить не удалось.

Тогда Зинин решил насытить нитробензол аммиаком. Затем все пошло в том же порядке…

Когда жидкость закипела, из нее начал выпадать осадок. В реторте произошли какие-то химические превращения.

Пропустив пары жидкости через холодильник, ученый обнаружил в ней присутствие какого-то нового вещества. Оно и проявило себя по-своему: прежде всего кипело при иной температуре, чем нитробензол.

В последующие дни «кочегарка» не затухала. Профессор со скрупулезной точностью повторял опыт. Потом его провели студенты. Зинин лишь следил за их работой. И на этот раз в мензурке, капелька за капелькой, собиралась бесцветная жидкость.

Она имеет двойное название. Химическое — аминобензол. Практическое — анилин. Бесцветная жидкость получила самое широкое применение. И вместе с тем во многом определила «судьбу» вещества, открытого Фарадеем.

Бензол — вещество с трудным «характером», нелегко раскрыть его возможности. Зато аминобензол-анилин куда более «покладист» и «сговорчив». Вот он и проторил дорожку к получению многих веществ, «родственников» бензола. А заодно помог появлению новых синтетических материалов. В том числе душистых веществ.

Нитробензол имеет запах горького миндаля — такой же, как у эфирного масла, полученного из плодов миндального дерева. С подобным запахом было открыто еще одно вещество — бензальдегид. Небольшое изменение в его строении — и рождается вещество, имеющее запах ромашки. Бензолу обязаны своим появлением и кумарин, пахнущий свежим сеном, и ацетофенон с запахом мимозы, и эвгенол — вещество, определяющее запах гвоздики. Многие бензольные соединения обладают приятным запахом.

Правда, сам бензол не отличается этим свойством. И тем не менее он признанный глава «душистого семейства».

В середине прошлого века в одной из американских газет появилось объявление, сулившее премию в десять тысяч долларов тому, кто найдет материал, способный заменить слоновую кость.

Фабрики, на которых делали бильярдные шары, оказались в трудном положении: не хватало слоновой кости. Стада слонов быстро редели. В погоне за ценным материалом животных безжалостно уничтожали только ради того, чтобы отпилить бивни. Немногочисленные, оставшиеся в живых слоны уходили в дебри тропических лесов.

Объявление прочитали многие. Заинтересовался им и житель города Олбани печатник Джон Хайатт.

Однажды, работая с типографским шрифтом, он ободрал кожу на пальце и решил залить ранку коллодием, специально припасенным для таких случаев. Коллодий приготовляется из целлюлозы — вещества, образующего стенки клеток древесины. Сначала его обрабатывают смесью азотной и серной кислот. При этом получается так называемая нитроцеллюлоза. Затем ее растворяют в смеси спирта и эфира. В закрытом сосуде коллодий — прозрачная жидкость. На воздухе он застывает, превращается в твердую пленку.

В банке с коллодием Хайатт увидел твердую, поблескивающую массу: очевидно, кто-то забыл закрыть крышку.

«Вот вещество, — подумал Джон, — из которого можно сделать бильярдный шар!» И, придя домой, взялся за дело.

Шар из коллодия ему сделать удалось. Но он тут же разбился. То же произошло и со вторым шаром, и с третьим.

Тогда Джон спрессовал шар из бумаги и залил его коллодием. И это не помогло. Пленка, едва успев затвердеть, отскакивала от бумаги.

Джон окончил лишь начальную школу, знания его были невелики, но как приготовляется коллодий, он знал. «Наверно, дело в растворителе, — решил Джон, — надо его заменить». И стал растворять нитроцеллюлозу в различных жидкостях. Но шары по-прежнему разбивались.

Тут настойчивый печатник вспомнил, что на недавней Всемирной выставке демонстрировалась пуговица из какого-то искусственного материала. Джон сумел дознаться о его составе. Там тоже использовалась нитроцеллюлоза, но растворенная в смеси касторового масла и камфары.

Хайатт приготовил шар из такого же материала. Как будто получилось! Но радость была недолгой. Шар быстро потерял свой нарядный вид, оказался ломким.

Джон стал выяснять, какое из двух новых веществ подвело. Оказалось, касторовое масло: оно делало материал хрупким.

Хайатт заменил масло обыкновенным винным спиртом. Камфара в нем прекрасно растворялась. А нитроцеллюлоза в камфарных «духах» таяла, как сахар в горячем чае. В результате образовалась вязкая, тягучая масса, напоминавшая студень. Когда спирт улетучился, «студень» превратился в прочное рогообразное вещество. Стоило лишь добавить в исходную смесь немного белой краски, и получился материал, очень похожий на слоновую кость — с виду не отличишь.

Сам того не подозревая, Хайатт создал первый искусственный пластик, положивший начало необозримому многообразию современных пластических масс — целлулоид.

Новый материал с каждым днем завоевывал все большее признание. А вместе с тем все больше требовалось камфары. Пахучие бесцветные кристаллы скупали уже не килограммами, а тысячами тонн. Душистое вещество стало необходимым промышленным сырьем.