– И что же это за история, герцог Риенци?

– Герцог! – почти умоляюще прервал ее Франческо Борджиа.

– Любовная история! – ответил герцог.

– Послушаем, что за история… – сказала Лукреция. – Любовь … Да это же единственная вещь, ради которой стоит жить и умирать!..

И в то же время она обвила шею Франческо.

– Рассказывайте, герцог! – приказала она томным голосом.

– Да, да! – закричали сотрапезники. – О любви! Будем говорить только о любви!

– О, – смутился герцог, – это история о чистой девичьей любви. Мне даже немного стыдно ее здесь рассказывать.

– Начинайте, – приказал Чезаре.

– Раз вы приказываете, монсиньор… Так вот, говорят, что однажды знаменитый капитан, самый благородный из тех, что есть, влюбился…

Взгляды присутствующих обратились на Чезаре.

– И притом, – продолжал герцог, – так сильно, как никогда еще не влюблялся. Утверждают, что его сердце сделано из бронзы, но теперь это сердце стало голубиным. Он вздыхает, томится… И что самое любопытное? Предмет его страсти остается неизвестным, и никто не может к нему приблизиться. И вот наконец история становится просто невероятной, и все-таки правдивой: неизвестная отклоняет с восторгом и признательностью все подарки этого великого капитана, отвергает и презирает их!

– А как зовут этого достойного влюбленного?

– Отгадайте! – запинаясь, пробормотал вконец опьяневший герцог Риенци… – Он среди нас.

– Не надо гадать! – прорычал Чезаре Борджиа. – Этот влюбленный – я! И горе тому, кто меня осудит!..

– Монсиньор!.. Поверьте…

– Что же до этой женщины, то клянусь вам: скоро она перестанет меня презирать!…

Лукреция рассмеялась:

– Итак, дорогой мой Чезаре, вы мне изменили?.. Покидаете меня?..

– Да нет! – ответил Чезаре, почувствовавший, как тяжелеет его мозг под опьяняющим действием вина, чувств и гордости.

Он продолжил, запинаясь:

– Нет, Лукреция, я не предам тебя. Ты – навечно моя! Как и она будет моей, тоже моей!.. Как и твоя жена, Риенци, была моей!.. Как и ты должна быть моей! Моей! Только моей! Вы слышите? Все вы?

Он тяжело дышал. Взгляд его метал кровавые молнии… И именно в эту минуту Лукреция поднялась и обеими руками обняла Франческо, герцога Гандийского. Франческо, смертельно побледнев, вынес ее поцелуй. Тщетно он пытался освободиться.

– Черт возьми! – покраснел Чезаре и, движимый приливом бешенства, оттолкнул стол.

Одновременно он схватил лежавший пред ним кинжал и, разъяренный, двинулся к своему брату Фраческо… Внезапно он набросился на него. Рука его взмыла вверх, а потом молниеносно упала вниз. Лезвие кинжала целиком вошло в грудь герцога Гандийского. Тот упал навзничь. Изо рта пошла кровь.

Насмерть напуганные зрители этой сцены просто-напросто окаменели. Лукреция отступила, странная улыбка появилась на ее губах.

– Ко мне, – прохрипел несчастный герцог Гандийский, – ко мне! О, я горю… Воды!.. Пощадите!.. Глоток воды!..

– А, ты хочешь воды, – зловеще рассмеялся Чезаре. – Подожди, братец, я напою тебя!..

И тогда произошло нечто чудовищное. Чезаре Борджиа схватил брата за ноги и потащил его по полу, причем мертвенно-бледная голова оставляла на гладких плитах кровавый след. Чезаре тащил тело и ревел:

– Воды моему брату Франческо! Воды любовнику Лукреции!.. Всю воду Тибра герцогу Гандийскому!..

Чезаре миновал всю анфиладу комнат, добрался наконец до последней двери и распахнул ее… У ног безумца в ночи катил свои воды Тибр. Чезаре поднял тело и резким толчком сбросил его в реку. Свидетели этой сцены в ужасе разбежались… Тогда Лукреция Борджиа бросилась к матерчатой занавеске, подняла ее и проскользнула в едва освещенный кабинет. Там в каком-то своеобразном кресле пристроился старик с грубыми чертами лица, на котором застыло выражение неописуемой злобы. Этот старик все слышал и все видел!.. Это был отец Франческо, герцога Гандийского, отец Чезаре, герцога Валентинуа, отец Лукреции, герцогини де Бишелье[4], – это был Родриго Борджиа… Это был Римский папа Александр VI…

– Вы довольны, отец? – спросила Лукреция.

– Черт возьми, дочка, ты зашла слишком далеко… Бедный Франческо!.. Я сам отстою мессу по его душе!.. Как жалко!.. Он был отличным парнем, этот Франческо, но как герцог Гандийский он мешал моим планам. А теперь прощай, дочь моя… даю тебе благословение понтифика, чтобы новый грех был полностью прощен тебе…

Лукреция склонилась. Понтифик встал и вытянул десницу. Когда Лукреция распрямилась, отец ее уже исчез.

Лукреция Борджиа вернулась в пиршественный зал и убедилась, что он опустел.

– Трусы… – процедила она, – разбежались… Опьянение страхом заменило в их жилах опьянение сладострастием… Эх, нет больше мужчин!.. Мой отец был последним, но он уже состарился… Почему природа сотворила меня женщиной?.. Меня, готовую проглотить весь мир…

Она бросилась на кучу подушек и вытянулась. Вдруг перед ней обрисовалась какая-то тень. Лукреция небрежно повернула голову:

– А, это вы, братец? – и она протянула руку Чезаре.

Он только что вернулся, и тот, кто сейчас увидел бы его, никогда бы не подумал, что этот человек несколько минут назад убил брата. Сестра увидела веселое, жизнерадостное лицо и улыбнулась Чезаре. В двойной улыбке этой чудовищной парочки заключалось нечто ужасное.

– Злюка! – сказала Лукреция. – Почему вы причинили зло бедняжке Франческо?.. Вы, значит, ревнивы?

– Правду сказать, да… Мне не нравится, когда перед моими друзьями, где бы это ни было, в каких бы то ни было обстоятельствах, показывают, что я не первый…

Лукреция покачала головой и задумалась.

– Однако, – вдруг заговорила она, – ты наследуешь брату, мой Чезаре… Его смерть обогатила тебя, и без того уже богатого… А еще этот «случай» даст тебе титул герцога Гандийского.

– Это верно, сестренка… Только и ты получишь свою долю. Я передам тебе миллион золотых дукатов. Довольна?…

– Конечно, – зевнула Лукреция. Я как раз собираюсь построить храм.

– Храм? – удивился Чезаре.

– Да… Храм Венеры… Мне хочется восстановить в Риме ее культ. Пусть этот храм возвышается между Святым Петром и Ватиканом… И когда на следующий год наш отец будет служить пасхальную мессу в своем христианском храме, у меня, в моем святилище, пройдет служба в честь языческой богини. И тогда мы увидим, где будет больше верующих.

– Лукреция, ты – восхитительная женщина! – восторженно отозвался Чезаре. – Твой замысел великолепен.

– Не меньше, чем твой: завладеть Италией и основать единое королевство, абсолютным хозяином в котором будешь ты, мой Чезаре…

– Мы оба, Лукреция, когда я реализую свой план… Мы оба будем править миром и превратим его…

В этот момент рядом с ними послышались какие-то крики. Они насторожились. Шум доносился из дворцовых апартаментов.

Лукреция набросила шелковый покров и устремилась за Чезаре в вестибюль со статуями. Бронзовая дверь открылась. Брат и сестра увидели перед собой толпу дворцовой прислуги. Человек тридцать орали, бранились, толкались, награждали друг дружку тумаками, падали с ног, окружая или пытаясь окружить, постороннего мужчину, уверенно противостоящего этой разъяренной своре.

– Что это за наглец?.. – крикнула Лукреция.

Она хотела выскочить, но брат удержал ее.

– А! Да это мой французик… Я назначил ему свидание здесь, ровно в полночь… Черт возьми! Какой молодчина! Какие удары! Бах – с правой! Бах – с левой! И вот – двое на полу, а еще парочка собирает зубы!

Чезаре пришел в восторг и исступленно зааплодировал! Человек, который так браво управлялся с целой толпой слуг, к восхищению Чезаре и к большому удовольствию Лукреции, и в самом деле оказался шевалье де Рагастеном. Как только раздался полуночный звон колоколов, он выскочил из гостиницы.

«Какое омерзительное зрелище! – думал он по дороге к дворцу. – Этот человек в Тибре!.. Несчастный, которого только что убили!.. О, эти руки, цепляющиеся за каменные ступени… это тело, исчезающее в черной воде… И эти таинственные слова… Кто-то хочет похитить Примаверу!.. И именно тот, кто намеревается совершить это злое дело, убил незнакомца! Но кто же этот убийца?.. Где его искать?.. Как предупредить графа Альму?.. Ему необходимо рассказать об этих странных событиях и о прославленном капитане, ожидающем меня… В Риме один он обладает достаточным могуществом, чтобы распознать правду и, быть может, предупредить новые убийства!