— Кто такая Утна?

   — Его дочь. Я рассказывала тебе об этой подруге.

   — Что же произошло с Утной? — обеспокоенно спросил он.

   — Она была обещана одному мужчине. Когда он пришёл в гости и вручил отцу свадебный подарок, тот благословил свою дочь. Меня поразило, что гость стал любить Утну на наших глазах. Мы всё видели. Мне пришлось стать свидетелем этой сцены, — сказала она задумчиво. — Неужели любви нужно учить? — спросила она. — Ты научишь меня ей?

   — Что поделаешь, мы в крестьянской стране! Мы все живём бок о бок. Нередко вся семья размещается в одном помещении. Так что все всё видят, слышат, ощущают. Ребёнком я не раз навещал дядю, спал с ним на циновке, на которой он любил свою жену.

   — Да, да, — ответила Алко, хотя её мысли были далеко. — А ты смог бы смотреть, как меня любит кто-то другой?

Энос усмехнулся:

   — Мой ответ ты знаешь. Даже мой самый близкий друг не посмел бы и пальцем тронуть тебя. Пойдём, — позвал он её, — мне нужно поискать дрова в развалинах домов. Садись рядом, смотри на меня и отдыхай.

На краю покрытого руинами поля, которое он пересёк в поисках дров, ему попалась на глаза убогая лачуга, где жили люди. Войдя в жалкую хижину, он заметил в глубине двух женщин, от страха поднявших крик.

На шум прибежал крестьянин.

   — Это мои дочери, — словно извиняясь, пояснил он. — Они давно не видели посторонних мужчин.

Вскоре крестьянин уже беседовал у края пашни, состоящей не столько из гумуса, сколько из пепла, с двумя мужчинами помоложе.

   — Это мои сыновья, — представил он.

   — А почему они не живут с тобой? — спросил Энос.

   — Так лучше. Так меня больше устраивает. Трое мужчин и две женщины... хлопот не оберёшься.

Когда Энос вдвоём с крестьянином вернулись в бедную лачугу, младшая дочь, Нопина, хозяйничала по дому. Эноса удивило, что она не имела ни малейшего представления о чистоте. Пол был усеян объедками: костями, луковой шелухой и подгнившими стеблями растений. На столе лежали заплесневевшие грибы и ягоды.

   — Что вы делаете с кедровыми орехами? — поинтересовался Энос, заметив разбросанную повсюду скорлупу.

   — Жмём из них жир.

Энос поразился множеству берёзовых лучин, сложенных в углу.

   — Мы втыкаем их в стену, и какое-то время они дают нам свет, — пояснил крестьянин.

Нопина подошла к отцу и по-детски прижалась к нему. Он заботливо расчесал ей волосы и привёл в порядок её одежду. Немного погодя она спросила, отправляться ли ей на поиски дров, и при этом покосилась на Эноса, словно предлагала ему помочь ей в этом деле.

   — Подожди, — приказал крестьянин, — пока не уйдут твои братья.

Девушка покорно отошла в глубь помещения и уселась на пол, вульгарно раздвинув колени.

   — Подожди, — ещё раз сказал отец.

   — Нет, — заупрямилась она.

Была уже почти ночь, когда Энос и Алко добрались до своего подвала и в изнеможении улеглись на пол. Алко чувствовала такую слабость, что все её попытки снять платье через голову окончились неудачей. Она подползла к Эносу, и он помог ей освободиться от одежды. Когда он случайно задел при этом её груди, по всему её телу пробежала дрожь.

   — Да, да! — прошептала она, легла на спину и протянула к нему обе руки, будто ища помощи.

Энос бережно отнёс её на постель, которую вскоре залила своим светом яркая луна.

   — Помнишь, — спросила она, — как ты обхватывал меня руками, защищая от незнакомца, который оставался у нас на ночлег?

Он кивнул, погруженный в свои мысли: в одно и то же время он находился и в Египте и в Вавилоне. Его мысли уносились к Хатор и Исиде. Один жрец однажды описал их ему как прекрасно сложенных молодых женщин. Обеих венчала божественная корона в виде двух больших коровьих рогов, обрамляющих диск. Были ли они богинями луны, знали ли там и богинь мака? Он вновь углубился в размышления: один жрец рассказывал ему, что обе зачали детей, оставаясь девственницами. Потом его мыслями завладела церемония Священного брака, который справляли во дворцах царь и верховная жрица. Он ещё прекрасно помнил, как жрец торжественно заявил, что дети, появившиеся на свет спустя девять месяцев, — дети бога.

   — О чём ты думаешь? — внезапно спросила Алко и вернула его к действительности.

Он поделился с ней своими размышлениями, которые наполовину относились к области фантазии.

   — Разве не всякий мужчина, который влюблён, бог? — спросила она. — Разве его подруга не всегда богиня или верховная жрица?

   — Боги требуют соблюдения обрядов, — сказал он. — Всему своё время, всё подчиняется своим законам, — промолвил Энос.

Они обнялись, как дети, которые ищут друг у друга защиты, и заснули.

Словно из бесконечной дали Энос услышал голос, прозвучавший в его душе:

«Будь благоразумен, сравни, сколько лет тебе и сколько — Алко! Ты годишься ей в отцы! Если вы свяжете свои судьбы, ничего хорошего из этого не выйдет».

«Всё будет хорошо», — упрямо ответил он, встал и осторожно накрыл спящую Алко циновкой.

Не от этого ли она проснулась?

   — Ты подошёл ко мне, потому что стало холодно? — спросила она, ещё не вполне отойдя ото сна.

   — Когда мы проснёмся, дорогая, нас ожидает трудный день. Ведь ты ещё не совсем поправилась.

Вместо ответа она обняла его жаркими руками и увлекла к себе под циновку.

Когда взошло солнце, они пробудились почти одновременно.

   — Что тебе снилось? — спросила Алко.

   — Запомнил только какие-то Обрывки сновидений, — ответил он. — В Маллии, во дворце, проходило большое празднество. Во главе Священной процессии по улицам ходил царь, а следом за ним — жрицы луны. Одни были облачены в тонкие покрывала, другие совершенно обнажены. Ты была самой прекрасной среди них...

   — А мне снилось, будто я — жрица в каком-то храме в Вавилоне и должна прислуживать Великой богине, богине Земли. Весь ритуал мне как-то не понравился...

   — Отчего?

Алко запнулась, медля с ответом. Потом сказала уклончиво:

   — Вокруг меня разыгрывался культ лингама, я воспротивилась этому и убежала.

Вечерело. Они как раз волокли большую балку в развалины, которым в будущем предстояло стать их домом, когда заметили, что по дороге из Амниса скачет всадник, за которым следовал раб-нубиец с тяжёлым тюком на спине.

   — Далеко ещё до дворца? — спросил всадник, поравнявшись с ними и придерживая лошадь. — Я направляюсь из Мемфиса, из Египта. Я — верховный жрец и ищу царя.

Египтянин высокомерно поглядывал на обоих путников в рваной, грязной одежде и на убогий подвал за их спинами.

   — Дворец разрушен, — нерешительно заметил Энос.

   — Где же царь, где же его свита? У меня важное поручение, — сказал тот.

   — Не знаю. Говорят, что там свирепствовало наводнение и было много сильных толчков.

Египтянин вновь бросил презрительный взгляд на Эноса и на подвал.

   — Я устал. Могу я до завтра остаться у вас? Мой фараон ждёт вестей. Для нас Маллия — важный перевалочный пункт в торговле с северными странами. Мы хотим помочь вам, но, разумеется, на определённых условиях. Я уполномочен фараоном предложить верховному жрецу Священного дома десять девственниц, если он даст взамен десять девушек для наших храмов.

Энос положил на тлеющие древесные угли рыбину, и вскоре Алко протянула угощение пришельцу, предложив ему присесть на пододвинутую балку. Тот поблагодарил, а раб принёс им мясо и ячменные лепёшки. Они говорили об извержении вулкана на острове Каллисто, спорили о причинённых разрушениях, и Энос поведал незнакомцу, что для умиротворения богов ему пришлось даже принести им в жертву собственного сына.

Египтянин испытующе посмотрел на него, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут же опять закрыл его. Критически оглядываясь кругом, он, казалось, сомневался, достоин ли вообще этот бедно одетый критянин, сидящий перед ним, чтобы к нему обращались. Помедлив, он всё же сказал:

   — До землетрясения и извержения вулкана к нам часто приезжали греки позаимствовать наши знания. Пирамиды в символической и аллегорической форме воспроизводят тайные знания посвящённых и законы, которым подчиняется наш мир вплоть до солнца и луны. Можешь мне поверить: мы, люди, способны осознать наше бытие лишь при помощи философии.