Мужчина тем временем извлек на свет божий телефон и на идеальном латышском посетовал кому-то на излишнее рвение подчиненных, вздумавших останавливать его машину и предъявлять идиотские претензии.

Этот голос, этот акцент…

Софи резко обернулась.

На нее в упор, не мигая, глядели серые глаза Александра Аверонского. И что-то с ними было не так. Вампиры пили и даже ели – ради собственного удовольствия! – однако никогда не пьянели, но не это тревожило Софи. Тогда что? Она не смогла заставить себя идти дальше. Остановилась. Дождалась, пока патрульные с тысячей извинений заберутся в похожий на раскрашенный обмылок Форд и спешно ретируются, и неуверенно направилась к «шестерке».

– Александр!

– Да, Софи?

Она подошла ближе, обогнув багажник.

– Хотела вас поблагодарить. Спасибо за Виктора. Только не рассчитывайте на перемирие или нечто подобное.

Что же с ним было не так?

– Сочтемся. Я не ради тебя старался.

Ну же?!

– Мне пора, извини.

Софи кивнула. И тут до нее наконец дошло.

– Александр!

Аверонский раздраженно обернулся:

– Еще благодарности? Слезы признательности и умиления? Оставь уже!

– Ваше отражение…

– Мне некогда! – отрезал он и быстро сел в машину. «Шестерка» плавно и почти бесшумно утекла по мокрому асфальту, словно спасаясь бегством. А оглушенная Софи так и осталась стоять с разинутым ртом, и никакие осенние пейзажи не могли теперь вытеснить из памяти осунувшееся лицо вчерашнего вампира, заросшее недельной щетиной.

Нет, сегодня отменялась не только анатомия.

***

Аверонский был в бешенстве. «Шестерка» рассекала по дорогам Задвинья, как ополоумевшая гончая: почти проскакивала перекрестки, но, будто в последний миг передумав, влетала в повороты, визжа шинами.

Аверонский был в панике.

Никто и никогда не прижимал его к стенке. Почему же теперь перед носом маячил ее шершавый бетон? Чей пристальный взгляд буравил затылок?

Какого дьявола его понесло в центр?! Катался бы себе по Задвинью, если уж приспичило. Что там, магазинов мало?

Дотошные выродки Андрея Хелмса теперь вцепятся в него, как черт в грешную душу, особенно этот доморощенный инженер-конструктор. Сегодня же загрузит в какой-нибудь футляр от контрабаса свою очередную противовампирскую базуку и заявится убивать бывшего вампира всех времен и народов. И не беда, что к тому определение «вампир» теперь применимо не больше, чем титул герцога или барона. Зато непогашенных счетов – целый рулон! Все в силе: и свои, и сестрины, и папашины, и тех бедолаг, что отведали его клыков.

Проклятье!

Потерявшая покой стрелка спидометра отчаянно дергалась: вверх – вниз, вверх – вниз.

Аверонский был в бешеной панике. Или в паническом бешенстве.

Девчонка непременно выложит все дядюшке, и тот как пить дать присоединится к сыну. Расскажет…

Или нет?

Какая неожиданная мысль! Он же видел ее, до ужаса нелепую в мрачной, стильной кожаной куртке. Видел ее изумленно распахнутые глазищи с единственным бредовым желанием на дне – протянуть руку и удостовериться, что щетина не нарисована и не приклеена.

Аверонский с усмешкой вывернул руль вправо, и BMW взобрался по серпантину въезда на виадук: почему бы не прокатиться до аэропорта?

Шутки у природы, однако! Отчего было не проснуться с бородой по колено? Или сразу плешивым стариком, скрюченным от радикулита, с дрожащей челюстью и зубами в стакане на тумбочке? А лучше прямо в гробу – трупом!

Семейка Хелмс, будь она неладна! Скольких ее членов он пережил на века, скольких вогнал в могилу, а уж загубленных им «великих миссий по очистке мира от скверны» так и вовсе было не счесть. Старший из семейства, отец девчонки, убрался в Москву – тем лучше для них обоих. Детей у него, кроме Софии, больше не было, и на том спасибо. Оставшийся в Риге Андрей да его чокнутый сынок – вот все, с кем Аверонский играл в кошки-мышки. Серьезных неприятностей эта парочка крестоносцев не доставляла – кишка тонка! – но вот мелкие пакости сыпались как из рога изобилия.

А еще была Софи.

Ох уж эта Софи! Как вампир он в последний год начал сходить по ней с ума. Она пахла какой-то неуловимой, упоительной цветочно-медовой сладостью с тонкими нотками цитруса, и еще чем-то пряным, соблазнительным. Она беспокоила, раздражала и злила, потому что голод в ее присутствии буквально выжигал изнутри. Сегодня голод исчез, словно свечу задуло внезапным порывом ветра, а беспокойство, к полному его смятению, лишь окрепло. Перед мысленным взором то и дело возникали ее взволнованные серые глаза, кроткие, как у лани, слишком проницательные для малолетней дурочки, слишком привлекательные, чтобы не бередить душу.

Аверонский чертыхнулся и досадливо дернул плечом, словно стряхивая невидимого беса, капающего на мозги всякой чушью. Поскольку ангелы на его втором плече никогда не водились, он вновь оказался в одиночестве и первым делом предпочел всецело сосредоточиться на дороге. Злость потихоньку отпустила, и Аверонский вдруг осознал, что не влетел в загребущие лапы дорожного патруля повторно по чистой случайности. Впрочем, если бы и влетел – не велика потеря, все давно куплено. Однако привлекать лишнее внимание в нынешнем положении никуда не годилось.

Лишь только «шестерка» съехала на обочину и облегченно заглохла, из бардачка грянул похоронный марш. Аверонский уныло покосился на зеркальце, тайно уповая на то, что в нем не возникнет отражение. Как бы не так. Из зеркала мрачно взирала все та же помятая, небритая физиономия. Он мысленно выругался и полез за айфоном.

– Луис?

– Bonjour, mon ami.

Уж лучше Луис, чем кто-нибудь из директоров со своими «неразрешимыми» проблемами. Только их деловой мути сейчас и не хватало!

– J'écoute.

– Завтра утром, в половине одиннадцатого в аэропорту, – сухо изрек француз. – Рейс из Парижа. Милен.

– Без фамилии?

– Милен Арден. Современный аналог Мессинга, если тебя это интересует. Пришлешь машину. И возьмешь на себя все ее расходы.

– Оплата?

Ощущение было такое, будто абонент на том конце брезгливо скривился:

– Вовек не расплатишься.

– А если серьезно? – Аверонский напрягся.

– Мне ничего не нужно.

– Ты говоришь о бескорыстии, Луис? Ты?

– Да, говорю. Я позвонил – назначил встречу, позвонил в аэропорт – заказал билет. И все. Никаких усилий, Алекс. Это было просто. И бесплатно, – француз усмехнулся. – Может, мне еще счет за телефон выслать?

– Я плачу не за работу.

– Ты платишь за конфиденциальность, – холодно подтвердил Луис. – А я отказываюсь брать.

Аверонский слушал, чувствуя, как в груди содрогается новый вулкан панического бешенства. Мерзкое сочетание. Неизведанное ранее. И потому из-за одного этого стоило драться за возвращение бессмертия.

– Спи спокойно, Алекс. Я и без твоих грошей буду нем, как рыба.

– Гордыня – никудышный союзник, – уже по-русски произнес Аверонский в замолчавшую трубку и откинулся на спинку сиденья. – Значит, первого ножа в спину стоит ожидать от тебя, Луис? Логично. Ты слишком много знаешь, mon cher ami, а теперь, когда у тебя развязаны руки, когда ты непостижимым образом догадался о моем проклятии, ты пустишься во все тяжкие. Гроши, говоришь? Ну да, гроши в сравнении со счетами в Швейцарии, гроши в сравнении с акциями моих компаний…

Айфон снова ожил. На сей раз из динамика полился скорбный плач «Лунной сонаты», и Аверонский непроизвольно подобрался, прежде чем «снять трубку».

Журчание воды. И тишина. Он знал, что она сдерживает дыхание.

– Вы позвонили, чтобы молчать, мадемуазель Хелмс?

– Мне нужно с вами поговорить, – выдохнула девушка.

– Запишись на прием у секретаря.

А я пока подумаю, чем тебя купить. Жаль, фокус с красками больше не пройдет: поторопился.

– У вас нет секретаря.

– Как раз подыскиваю.