Литмир - Электронная Библиотека

– Это не подкуп, дорогая, – спокойно произнес Аверонский, разглядывая деревянный пенал с акварелью. – Не означает примирения и вообще ничего не меняет.

– Мне… не нужно, – выдавила Софи, силясь проглотить ком, заткнувший горло. Вожделенная коробка с красками могла принадлежать ей… В ушах шумело, звенело, гремело. Руки отнялись. Губы задрожали.

В чем дело, Софи? Он не впервые над тобой издевается, дай уже ему сдачи! Не продавайся за коробку красок!

– Ну конечно, – Аверонский хмыкнул. – Тебе ничего не нужно. – Он вручил «Рембрандт» продавщице: – Я возьму. Еще подберите набор кистей, пенал, бумагу… Ну, вам виднее.

– Кисти белка? – промурлыкала девушка, чрезвычайно довольная общением с приятным клиентом – что ни говори, а «музейные экспонаты», бывало, пылились на полке и по году.

Аверонский вопросительно взглянул на Софи, но у той отнялся язык.

– Разумеется, – согласился он.

– Нам недавно завезли замечательную немецкую хлопковую бумагу, – защебетала вторая продавщица, сдергивая откуда-то с верхней полки за прилавком пару огромных альбомов нестандартного формата.

– Я же сказал: на ваше усмотрение, – с нажимом произнес Аверонский.

– Что-нибудь еще? – уточнила первая.

«И полцарства в придачу!» – едва не вырвалось у Софи.

– Достаточно для начала, – сказал Аверонский.

«Для какого такого начала»? – мелькнула тревожная мысль, однако вежливый жест Аверонского уже приглашал к кассе, и Софи на нетвердых ногах поплелась вдоль прилавка. В голове назойливо крутились цифры, складываясь в нечто фантастическое, и все происходящее казалось нереальным. «Сколько же я буду ему должна? И когда наступит время платить? Ведь это не может быть подарком, не может быть бескорыстно. Нельзя ничего брать… Или нет, возьму – и швырну в его самодовольную физиономию! Пусть подавится своими подачками, путь увидит, что я неподкупна и не заключаю сделок с врагами, как и все в моем роду! Я не опозорю предков, я себе заработаю и на краски, и на жизнь, вот только закончу учиться и устроюсь на работу… Когда-нибудь, лет через пять».

Однако тонкий голосок здравого смысла надорвался от визга и издох, едва лишь пакет с покупками очутился в дрожащих руках. Стеклянные двери магазина открылись, в лицо дохнула городская осень, и Софи сама не поняла, как оказалась на крыльце.

– Тебя подвезти? – заботливо осведомился Аверонский. Его черная «шестерка» BMW красовалась напротив входа. Софи тупо уставилась на хищную морду машины, и ее вновь захлестнуло страхом.

– В другой раз, – пробормотала она, отступая, понимая, что не в силах воплотить в жизнь красочную картину, нарисованную воображением: не в силах не только ли швырнуть в лицо Аверонскому, но даже просто уронить на мостовую содержимое пакета.

Аверонский пожал плечами и открыл дверцу. Вот сейчас он сядет за руль, скроется за тонированными стеклами, и она никогда не разгадает загадку, откуда взялась эта неслыханная щедрость. И зачем он вообще заходил в этот салон: ведь не ради того, чтобы преподнести ей подарок, ей-богу. Однако прежде, чем сесть в машину, Аверонский оглянулся.

– Все равно ты будешь моей, – вдруг произнес он тихо, но так отчетливо, словно голос прошелестел в голове. Глубоко, с наслаждением вдохнул влажный октябрьский воздух, прищурившись и окидывая каменные громадины старинных домов мечтательным взором. – Рано или поздно.

И исчез за дверцей. Софи проводила его автомобиль растерянным взглядом.

– Как-то… двусмысленно, – прошептала она, бессознательно прижимая ладонь к груди. Там, под шерстяным свитером, под блузкой на цепочке висел тонкий серебряный крестик.

***

Тем же вечером, прикопав новоприобретенные сокровища в недрах книжного шкафа и старательно давя в груди восторг и сладостную дрожь предвкушения, Софи отправилась в библиотеку.

Неприметная табличка над огромной дверью, просторный вестибюль, широкая винтовая лестница, вьющаяся вокруг решетки лифтовой шахты, арочные ниши в стенах – столетие назад в них стояли чугунные подсвечники, а теперь были встроены прикрытые запыленными плафонами светильники. Побелка на стенах давно не обновлялась, поэтому зажелтела и покрылась темными пятнами, а лестница тянулась бесконечно, каждый пролет вмещал по двадцать ступенек. Но Софи нравилось приходить в это здание. Полутемные пролеты и гулкий стук подметок об пол вызывали в душе смутную тревогу, словно память крепко держала в своих глубинах какие-то события, связанные с этим местом, словно это она, София Хелмс, когда-то жила в этом огромном старинном доме, разъезжала по балам и вот так же, как сейчас, поднималась по нескончаемым ступенькам. Тогда еще не существовало лифта, зато были шелка, муар, жемчуга, шляпки со страусовыми перьями и веера.

Лифт здесь не работал никогда, и наверх приходилось подниматься пешком. Библиотека занимала третий этаж целиком. Внизу, кажется, кто-то жил, на втором расположилась то ли туристическая фирма, то ли агентство, занимающееся проблемами эмигрантов, но сейчас дневная суета потихоньку сходила на «нет», и Софи удалось расслабиться.

Она не любила читальные залы: чье-то сдерживаемое, будто извиняющееся покашливание, шелест страниц, ерзанье на стульях и громоподобный звук шагов в напряженной, неестественной тишине. Ей нравилось забраться поглубже в одну из тесных, длинных комнат, где вдоль стен тянулись стеллажи, расставленные вдоль и поперек. И где не было света. Только лампы в каждом закутке. Захочешь – включай, устраивайся на потертом табурете и погружайся в чужую реальность. В мир чьих-то фантазий.

Но сегодня были не фантазии. Сегодня была странная, на взгляд сухой, тощей, пропахшей книжной пылью библиотекарши, подборка книг. Оборотни и вампиры. Вампиры и оборотни. «Трактат о вампиризме» Аннет Боже, «Мадьярские легенды и сказания» венгерского автора-составителя с непроизносимой фамилией, славянская мифология, средневековые суеверия, кое-что из художественной литературы. Зажав в зубах карандаш и воткнув блокнот между томами классики, Софи листала предложенные книги, то скептически хмурясь, то вздрагивая, то с замиранием вчитываясь в текст.

Описания вампиров разительно отличались между собой. Бегло пролистав по паре глав, Софи не стала трогать стокеровского «Дракулу» и «Упыря» Толстого. Все это – далеко не объективное восприятие авторами языческих суеверий. Все это – красочные и далеко не оригинальные фальшивки. Хотя кое в чем они перекликались с псевдонаучными трудами. А именно – и речи быть не могло о задатках человечности в вампирах. Алчные, порабощенные плотоядным голодом, одержимые демонами разврата и похоти покойники, богомерзкие твари, умертвия. Умерщвленные, но не мертвые. Nosferatu. Никакой души, одна оболочка, не способная ни печалиться, ни радоваться, ни любить, ни сострадать. Какая же гадость!

Софи с отвращением захлопнула «Трактат» и помахала перед носом рукой, разгоняя пыль.

До чего же люди консервативны, когда дело касалось мифологии! Откуда только бралось это слепое стремление сохранить в первозданном виде горстку языческих поверий? Получается, человечество веками менялось, создавая и разрушая один социальный, религиозный, политический строй за другим, из пещер перебираясь в замки, из замков – в пентхаусы, стремясь нырнуть все глубже, взлететь все выше, подчинить себе стихии. Все менялось. А вампиры – малочисленное, но все же общество, группа, организация, тайное сословие – да как угодно! – так и прозябали в могилах на старых кладбищах? И ни один не догадался выбраться, помыться, почиститься? Ну, Аннет Боже, это уж слишком!

Существовали, конечно, примеры такого парадокса – скажем, аборигены Новой Зеландии. Ну так их просто цивилизация не коснулась. Вампиры же, насколько известно, предпочитали густо населенные территории, где миллион возможностей затеряться в толпе, утолить свою гнусную жажду и не быть при этом прибитым к воротам серебряными гвоздями. Старые кладбища были хороши для простаков и романтичных идиотов. Любопытно, что бы сказала госпожа Боже, встретив Александра Аверонского? Принялись бы кричать «Изыди!» и осеняться крестным знамением? Или развернула очередной монолог на тему вампирского «бездушия»? Даже когда он галантно поцелует ей руку, пригласит станцевать под Венский вальс и заслушается Шопеном, прикрыв от наслаждения глаза? Бездушный? Пустой? Мертвый?

2
{"b":"600372","o":1}