— Ксения Сергеевна, действительно, у сына болит голова, — оправдывался Рунич.— Я это подтверждаю. Он мне ещё с утра жаловался.

— Да уж, ваш сын не очень придерживается светского этикета. — Заметила Маргарита Львовна. — Глеб Александрович, — обратилась она к Измайлову. — Не стойте как столб! Развлекайте свою даму.

Измайлов отвёл, вконец расстроенную Ксению к софе, сел рядом и успокаивающе погладил ладонью по её руке.

— Не печальтесь, Ксения Сергеевна. То, что он ушёл, это даже к лучшему.

Растерянно глядя на Глеба, с дрожью в голосе, она прошептала:

— Сейчас, у меня такое ощущение, что я осталась… в полном одиночестве.

Два часа Ксения невпопад отвечала на вопросы своего поклонника и пыталась улыбаться на шутки матери.

Канун Нового Года не принёс ей радости.

Укладываясь спать, Маргарита Львовна, грустно покачала головой и вздохнула, рассуждая вслух:

— Бедняжка, она всё еще надеется. Никак не хочет понять, что это серьёзно. Я сразу поняла, что мальчишка тоже влюблён в ту женщину. Девочка моя, ты бессильна что-либо с этим сделать. Кому, как не мне, знать этих Руничей.

***

Арсений приехал с визитом в дом Карницких во второй половине следующего дня.

За высокой чугунной оградой, двухэтажный, белый особняк, украшенный, с кичливой роскошью, новомодными архитекторами, смотрелся помпезно.

Когда Ксения вошла в гостиную, он, ожидая её там, встал и, виновато улыбнулся.

— Здравствуй, сестричка. Как ты?

— Здравствуй, — она смотрела на него недоверчиво. — Благодарю, хорошо.

— Кажется, я помешал? Ты, наверное, занята. Извини.

— Ну, что ты! — спохватилась Ксения. — Какие дела? Сегодня же воскресение.

— Я совсем забыл. Ты одна?

— Да. Мама поехала с визитом к княгине Шаховской. Ты к ней или ко мне?

— К тебе.

Она указала не двери будуара.

— Проходи.

Арсений протянул Ксении бонбоньерку с шоколадными конфетами и, коробку пирожных, перевязанную розовой лентой.

— Это тебе. С Рождеством, сестричка.

— Спасибо.

Он сел в кресло и осмотрелся по сторонам.

— Как тебе живётся у родителей?

— Лучше чем в монастыре.

— Ксения, я хотел сказать, верней, попросить у тебя прощения за вчерашний вечер. Так было нужно, чтобы я ушёл. Не мог при посторонних всего тебе объяснить.

Видя его неловкость и смущение, девушка догадалась, что Арсений не может решиться сказать правду.

— Я всё пойму, Арсений. Мы ведь всегда понимали друг друга с полуслова.

— Я…

Ксения быстро взглянула на него и поняла, что он, никак не решается признаться ей. Именно сейчас он неспособен что-либо скрыть и, очень хочет, чтобы она его услышала.

Их духовное родство, как всегда соединяло их, делая их беззащитными перед другими, но не друг, перед другом.

Этот вывод молнией пронесся через ее сознание, и она повернулась к Арсению лицом. Тихим голосом спросила:

— Ты нашёл свою любовь?

— Нашёл, — выдохнул он.

— Наверное, я поступаю не правильно и лезу в твою жизнь, — нахмурившись, сказала она. — Но я боюсь, что ты совершишь ошибку.

«Мне и не нужно, чтобы ты в неё лезла», — подумал он про себя, а вслух произнёс:

— Ты всегда скрашивала серость моей жизни.

— Хочу как-то помочь тебе. Ведь ты одинок.

— Моё сердце уже не одиноко, — признался он. — Однако, спасибо. Мне приятна твоя забота.

— Арсений, мы расстаёмся?

— Что ты! Мы всегда будем вместе.

— На небесах, когда умрём?

В его молчании был ответ.

— Спасибо, что не солгал.

Он виновато опустил глаза.

— Так вышло, Ксюша.

— Значит, не судьба.

— Я хочу, чтобы ты тоже нашла свою любовь. — Арсений крепко обнял её. — Клянусь, сестричка, я очень этого хочу! Верь, я всегда буду рядом и защищу тебя от любой беды.

Девушка провела ладонью по его щеке и печально улыбнулась.

— Спасибо… Брат и сестра не по крови, а по духу. Незримой нитью Господь связал нас навсегда.

— Благодарю, что выслушала и поняла.

— Счастья тебе, брат.

Арсений поклонился и поспешил за двери. Едва сдерживая слёзы, Ксения смотрела ему вслед.

========== Глава 4 ==========

С наступившими холодными, хмурыми днями об руку шли приятные дни. Суровость петербургской зимы смягчило великолепие Рождества и приближение Нового Года.

Снег, заваливший город в последние декабрьские дни, не казался надоедливым, портящим настроение.

Наоборот! Даже вечно недовольные дворники, разгребающие снег лопатами, с улыбкой наблюдали, как детвора лепит снеговиков. В спины прохожих, то и дело, попадали, посланные, чьей-то озорной рукой, снежки.

Зима не казалась такой ужасной и грозной, так как была особенной.

Именно в этот год наступал новый двадцатый век.

Верилось, что все неприятности останутся там, в прошлом веке и жизнь будет только радовать и веселить, как сейчас веселил праздничный, яркий и блестящий, от разноцветных огней витрин, Петербург.

***

Накануне нового века, юная дочь Маргариты Львовны буквально расцвела.

Мать заказала для неё великолепное расшитое жемчугом и украшенное тонкими кружевами голубого цвета, бальное платье. Парикмахер причесал волосы девушки, уложив их в модную причёску. Матовая белизна кожи и лёгкий румянец, алые губы и синие глаза из-под пушистых ресниц, дуги чёрных бровей и изящная тонкая шея.

Мадемуазель Карницкая была несказанно хороша.

Ожидая её в гостиной, Измайлов едва не задохнулся от восторга, увидев вышедшую к нему девушку. Глаза его загорелись от гордости, что именно он будет сопровождать её на бал.

— Вы восхитительны, Ксения Сергеевна! — воскликнул он, предлагая ей руку.

Грациозность и изящество во всём: в движении, в словах, в повороте головы.

Скромность и мягкость Ксении Сергеевны нравились Глебу больше, чем жеманство и наивная простота знакомых барышень.

— Едемте на бал, Глеб Александрович, — робко и неуверенно улыбнулась она, беря его под руку.

Маргарита украдкой перекрестила дочь.

***

Тридцать первое декабря, тысяча восемьсот девяносто девятого года, приблизило новый век.

Андрей Михайлович, Даша и Елена спустились по лестнице, и вышли в прихожую.

Среди прислуги послышался шёпот восхищения. От сестёр невозможно было оторвать глаз.

— Вы прекрасны! — вырвалось у Полины. Щебеча комплименты, она бросилась поправлять причёску Дарьи.

— Полина, — Рунич отстранил девушку в сторону. — Разреши, я сам приколю цветы.

Выполняя должность прислуги, произнёс:

— Сегодня вы будите королевами бала.

— Почему ты думаешь, что мы будем лучше всех? — удивилась Даша. — На балу будет столько красивых женщин! Нас никто даже не заметит.

— Думаешь?

Андрей подвёл сестёр к зеркалу.

— Смотрите. Кто ещё может сравниться с вами? Грация, обаяние! Этого не скроешь даже под масками.

— Ну, хорошо, — снисходительно рассмеялась Елена. — Пусть мы будем королевами бала. — Она посмотрела по сторонам. — А где Арсений? Неужели на бал он собирается дольше, чем мы с сестрой?

— Он с нами не поедет, — спокойно ответил Рунич.

— Почему? — встрепенулась девушка.

— Сегодня, вашим ангелом-хранителем буду только я. — Андрей взял сестер под локти. — Так будет спокойней, дорогая. Прошу, не спорь.

— Пусть будет по-твоему, — пытаясь казаться равнодушной, пожала плечами Елена.

— Ты здесь хозяин и твоё желание — закон.

— Вот именно.

Стоя за колонной, Арсений, от негодования, прикусил губы до крови.

— Экипаж готов. Пойдёмте, милые дамы.

Рунич взял девушек под руки и, направился к выходу.

***

Одеваясь перед зеркалом, Анна думала о своих сёстрах, о муже и, радовалась предстоящей встрече на маскараде.

Стройная и нежная, в нарядном бальном платье, она выглядела великолепно.

— Не могу, перестать, тобою восхищаться. — Василий Антонович поцеловал руку жены. — Признаюсь, я хотел бы уединиться с тобой, а не ехать на этот маскарад, но ради Нового века так и быть, — притворно вздохнул он. — Придётся соблюдать внешние приличия.