— В таком случае пора на бал!

Шурша шёлком платья, Анна, величественно, направилась к выходу из дома.

***

Маргарита Львовна, любезно улыбаясь, глядела на своего нежданного гостя.

Уже час, как Арсений Рунич развлекал её, говоря о пустяках.

В чёрном фраке из тонкой материи, в таком же жилете и галстуке, в белоснежной рубашке сшитой по последней моде. Аккуратно причёсанные на лбу и висках, светлые вьющиеся волосы, красиво обрамляли его лицо с тонкими аристократическими чертами. Только в голубых глазах юного сына Андрея затаилась печаль.

Отпив шампанское, Арсений посмотрел на свет через бокал и рассмеявшись, заметил:

— Шампанское — волшебный яд!

— Андрей говорил, ты любишь только хорошие напитки, — подключившись к беседе, подала голос Маргарита Львовна.

— Раньше я выбирал. Теперь предпочитаю пить всё, что доставляет наслаждение или развевает тоску.

— Ты пьёшь для того, чтобы забыться?

— Нет. Ради удовольствия. Помимо удовольствия, вино вызывает во мне, то исступлённое состояние, которое придаёт мне силы и заменяет подчас веселье. Когда я выпью, всё так упрощается. Становиться легче на душе.

— Вот ты и сознался! — смеясь, воскликнула женщина. — И всё-таки ты пьёшь для того, чтобы забыться.

— От вас невозможно ничего скрыть, Маргарита Львовна.

— Давно ты понял прелесть «волшебного яда»?

— Ещё в Европе. На наших литературных диспутах в кабачке «Элизе-Монмартр».

— Где это? Я не раз бывала в Париже, но о таком месте не слышала.

— Это на Монмартре. Бульвар Рошешуар, дом номер восемьдесят. Этот район не для светских дам.

— Я не дружу с богемными местами.

— Бульвар Клиши, площадь Пигаль.

— Это же район Красных фонарей! — воскликнула Маргарита.

— Кабаре-бар «Мулен Руж», где танцуют Кан-Кан. В этом месте стирается граница между высоким и низким.

— Арсений, это вульгарно!

— Да, не спорю. Но… манящий взгляд, движения дразнят, пена взлетающих вверх юбок, стройные, обнажённые ножки. Эта изюминка Парижа давала весёлое, шумное гулянье, ухаживания… любовные истории.

— Боже! Ты меня вгоняешь в краску.

— Маргарита Львовна, — сощурился юный Рунич. — Это вульгарное зрелище стало предметом восхищения и, как ни странно, символом изысканного вкуса французской столицы. Я часто вспоминаю то время. — Арсений встал и, держа в руках бокал с шампанским, медленно прошёлся по гостиной. — Оно было самым счастливым в моей жизни! Приехав из Франции, я не переставал удивляться, и никак не мог понять, отчего люди так равнодушны ко всему? Половина нашего населения безграмотно. — Он пожал плечами и отпил из бокала. — Нас, русских, часто обманывали и предавали из-за нашего легковерия и невежества.

— Надеюсь, ты пришёл ко мне не для того, чтобы философствовать, рассказывать о своей сумасбродной жизни в Париже, или читать лекции по литературе? Давай поговорим о чём-нибудь другом.

— О-о! — лукаво сверкнул на неё глазами Арсений. — Только не о любви к моему отцу.

Маргарита Львовна расхохоталась:

— Совершенно не зачем об этом напоминать.

— Вы правы, мадам, теперь это незачем, — согласился он. — С новым годом!

— И тебя, дорогой, с новым годом.

Они выпили шампанское до дна. Арсений налил ещё.

— А почему ты не дома? — полюбопытствовала Карницкая. — До полуночи осталось не так уж и много времени.

— Дома никого нет, — поморщился молодой человек. — Все разошлись.

— А отец?

— Его тоже нет. Он уехал на бал-маскарад. Он сейчас… — на полуслове юноша умолк и отвернулся.

— Что же ты не договариваешь? Он с ней.

— С ней.

— А мы с тобой здесь. Мы лишние там, верно?

Арсений молчал.

— Скажи, я подурнела?

— Должен признаться… — Арсений замолчал на полуслове.

— Ты как всегда — искренен. Знаю, я подурнела. — Она махнула рукой и отвернулась. — Мне даже не хочется смотреть на себя в зеркало.

— Нет, Маргарита Львовна, — он попытался взбодрить упавшую духом женщину. — Вы всё та же!

— Не утешай. Я не так тщательно слежу за собой как раньше. И всё потому, что не для кого.

Она задумалась. Арсений тоже не возобновлял разговор. Каждый из них думал о своём.

Неожиданно, Маргарита Львовна предложила:

— У меня есть билеты на бал. Мой Карницкий встречает новый год в Москве. У него дела. Если хочешь, его билет твой.

— Не откажусь! — обрадованно, оживился Арсений.

— Тогда подожди. Я быстро.

Через полчаса, она вышла из своей спальни в гостиную, где её ожидал младший Рунич.

***

На углу Михайловской площади и Итальянской улицы показался скромный с простым фасадом дом.

Ещё в экипаже, сёстры надели маски. В гардеробе сняли манто из плотного шёлка, отделанного по подолу и широким рукавам, мехом. Такой фасон не позволял измяться платью. На плечах у них остались короткие накидки под названием «Сорти-де-баль». Продели руки в петли на подоле платьев и, подобрав их, чтобы не мешали двигаться.

Парадная лестница и вестибюль.

Сёстры в сопровождении Андрея Рунича, ступили в большой, бальный зал, украшенный коринфскими колоннами белого мрамора.

— Как красиво!

Дарья не могла оторвать взгляда от раззолоченных рам зеркал парадного зала, от гирлянд, из живых цветов источающих тонкий аромат, от огоньков электрических лампочек в хрустальных люстрах и от вензеля при входе в вестибюль «1900».

Она схватила Елену за руку.

— Да, Дашенька, я тоже волнуюсь, — поняла её порыв Елена.

— Надеюсь, это приятное волнение? — поинтересовался Рунич.

— Мы попали в сказку?

— Мы попали на бал-маскарад.

— Никогда раньше, в те времена… — Даше трудно было скрыть волнение. — Во времена моей юности, я не видела ничего подобного. Как всё великолепно!

— Хотя балы мне не в диковинку, — Елена оглядывалась по сторонам. — Но и я на этом фоне блистательного шика и лёгкости, места, где царствует мода, чувствую себя неловко. Балы в Москве не сравнить с балами в столице. До чего же всё чудесно!

Блестящие туалеты, переливы драгоценных камней на изящных шеях, в ушах, в причёсках дам. На запястьях их затянутых в перчатки ручек — браслеты, а пальчики в кольцах.

Казалось, петербургские дамы высшего света, решили, на этот новогодний бал, выставить напоказ всё богатство, которое сияло всеми цветами радуги.

— Смелее, милые дамы, на бал под названием «В царстве роз».

— Андрей, — заверила Даша, обдав его ласковым светом глаз. — Мы уже справились с первым волнением.

«Говори, говори, моя милая, — сокрушённо думал Рунич, не отводя от неё взгляда. —

Слушать тебя, ловить твой взгляд, просто смотреть на тебя, это уже счастье. Я думал, так бывает в юности, а люди моего возраста ограждены от этого. Думал, привычка менять женщин убила во мне все романтические чувства, и я перестал замечать любовь. Но вот произошло. Случилось… и мне приятно наблюдать за тобой, любимая, а твоя неуверенная улыбка для меня как награда».

***

Маргарита Львовна и Арсений Рунич уселись в сани с низкой спинкой и укрыли ноги меховой полстью.

— Гони к дворянскому собранию! — приказал юноша кучеру.

На Невском проспекте царила праздничная толчея.

Сани, экипажи, тройки с веселящимися компаниями купцов.

Снег сиял и искрился на свету электрических фонарей и витрин булочных, кондитерских, магазинов и лавок, которые располагались на первых этажах зданий и, в которых до сих пор велась бойкая торговля.

Поглядывая на серьёзное и сосредоточенное лицо юноши, Маргарита Львовна заметила:

— Должна тебя предупредить, там будет Ксения. Не одна. С некоторых пор за ней ухаживает Глеб Александрович Измайлов.

— Знаю, — рассеянно смотря перед собой, спокойно отозвался он.

— Знаешь?

— Желаю ей счастья.

— Неужели тебе всё равно? — Карницкая не сводила удивленного взгляда с его побледневшего лица.

— Если она так решила — пусть будет так, — выдавил Арсений. — Счастья Ксении