С приближением осени, он не утратил своей красоты. Первые золотистые листья, понемногу начинали усыпать дорожки и аллеи. Ещё немного и яркий, пышный ковёр покроет всё вокруг, ходить по которому, будет несравненное удовольствие.

Сёстры говорили о сестре Анне, о прошлой, весёлой и беззаботной жизни в имении родителей, старательно минуя в разговоре события связанные с Дмитрием.

Неожиданно, Дарья задала вопрос:

— Лена, а чем занимается Арсений Андреевич?

Елена охотно ответила:

— Книгу пишет, стихи переводит. В душе он — литератор.

— Об этом ты с ним подолгу беседуешь?

— Именно об этом.

Дарья пожала плечами и села на скамью.

— Я не совсем понимаю, какой тебе в этом интерес?

— Тебе известно, я всегда любила литературу.

— Видишь ли, Лена, ситуация складывается деликатная.

— Не понимаю, — девушка покраснела. — В чём дело?

— Арсений Андреевич, не просто знакомый нам юноша, он сын Андрея Михайловича. Человека, который помогает и защищает нас. Мне бы не хотелось неприятностей с нашим хозяином.

— Хозяином? — невольные слёзы вскипели на глазах Елены. — Ты говоришь — хозяин? Не уверена, Даша, что над нами есть иной хозяин, кроме Бога. Во всяком случае, не надо мной.

— Лена, — поспешно заверила её сестра. — Я не хотела обидеть тебя.

— Помилуй, Даша, тогда я не понимаю, на что ты намекаешь?

— На то, что Арсению Андреевичу возле тебя, как мёдом намазано. Я подозреваю, что этот юноша увлёкся тобой.

— Подозреваешь? — спокойно ответила Елена, хотя эта видимость спокойствия стоила её большого самообладания. — Даша, не нужно слушать всякий вздор, который распространяет прислуга.

— Это верно. — В голосе Дарьи послышалось сомнение. — Такие мысли и подозрения возникли у меня от случайно услышанного разговора между Полиной и Екатериной.

— Признаюсь, мне интересно беседовать с этим юношей. Иначе, можно умереть от тоски! Там, — она кивнула в сторону высокого забора. — Петербург! Улицы с фонарями, дворцы, набережные, Нева, магазины, лавки и театры, нарядная публика. Там — жизнь! А здесь — золотая клетка. И только Арсений привносит в неё глоток свежего воздуха. Не знаю, ты привыкла жить в келье, но я — нет!

— Лена, голубушка, — Дарья встала.- Не сердись! Да ты побледнела.

— Я не сержусь. Но прошу, больше никогда не заводи разговор в таком тоне об этом юноше и его отношениях ко мне.

— Обещаю.

Дарья крепко обняла сестру.

***

Ксения любила эту кофейню на Невском проспекте с вкусным названием «Парижское кофе». Горячая выпечка, пирожные, с которыми можно было выпить чашечку кофе или чая, полистать газеты и модные журналы.

Войдя, окинула взглядом уютный небольшой зал и вздрогнула, увидев за столиком знакомый силуэт.

Арсений Рунич, с папиросой во рту и с сосредоточенным лицом, сидя за столом, писал в тетради.

И хотя всё эти месяцы она мечтала о встрече, в душе оказалась не готова к ней.

Почувствовав чей-то взгляд, Арсений поднял голову и заметил её.

Он улыбнулся и, загасив папиросу в пепельнице, поднялся со своего места.

Поколебавшись, пошёл к ней.

— Какая встреча! — он учтиво поклонился. — Моё почтение, Ксения Сергеевна.

Ксения сдержанно ответила:

— Здравствуй, Арсений.

— Вижу, ты не рада мне. А когда-то говорила, что мы друзья.

— Мы и остались друзьями.

— Тогда как с другом, хочу поделиться с тобой радостной новостью. Мою книгу издали.

Глаза девушки засияли.

— Покажи.

Арсений протянул ей томик. Она погладила глянцевую кожу переплёта.

— Ты не напрасно трудился!

— Сегодня в три часа дня, встреча литераторов. Если ты не против, я могу заехать за тобой.

— Конечно, не против.

Ксения открыла книгу. Вздрогнув, замерла и медленно прочла:

— « Моему Ангелу»… Ангелу?

Она пристально уставилась в глаза Арсения. На её немой вопрос он промолчал.

— Это… — Ксения захлопнула книгу. — Для Адель, или любовнице твоего отца?

— Ты бы подумала, прежде чем такое говорить.

— Это ты подумай, кому посвящение.

Голос Ксении звучал глухо и тихо, но он врезался в его сознание, как крик.

— Бессовестной нахалке. Впрочем, это не удивительно, тебя всегда привлекали распутницы. Адель тебя многому научила. Чему ещё научит тебя содержанка отца? Может, ты возьмешь эту парвеню себе, после того как он бросит её? Ты же всегда стремился походить на него.

Арсений едва сдержался, чтобы не наговорить ей дерзостей.

— Ты не смеешь порочить её. Она чиста, как ангел.

— Ангел? — девушка зло расхохоталась ему в лицо. — Так вот он кто, этот ангел! С каких это пор распутницы стали ангелами?

Увидев гнев в его глазах, Ксения на мгновение замолчала и пристально всмотрелась в его лицо.

— Арсений, ты что? Ты влюбился?

— Я не знал, что сестрёнки умеют ревновать. — Спрятал он неловкость за шуткой. — Эта женщина для меня… она как бы, — он погладил ладонь девушки. — У меня нет слов, чтобы объяснить тебя, что значит для меня эта женщина.

— Пусти. — Ксения вырвала у него руку. — Зачем ты лжёшь? Ведь ты любишь, любишь, любишь эту мерзавку!

Губы Арсения побледнели.

— Не смей…

— Эту дрянь!

— Не смей! — не удержавшись, в ярости заорал он. — Я никому не позволю марать в грязи её имя! Даже тебе!

Ксения испугалась и попятилась.

— Думаешь, я ничего не знаю? Ты весьма благосклонно принимаешь ухаживания этого денежного мешка, господина Измайлова! И по какому праву ты требуешь от меня ответа? Всё. Я так больше не могу… Устал. С меня довольно!

Ксения испуганно смотрела на разгневанного друга.

На шум к ним подошёл хозяин кофейни.

— Милостивый государь, — обратился он к молодому Руничу. — Здесь приличное заведение. Прошу считаться с этим. — Его взгляд обратился на девушку. — Выяснять отношения с мадемуазель, можно и в ином месте.

Арсений опомнился.

— Простите, сударь, — голос его дрожал.

Не прощаясь, пошёл к дверям. На пороге на минуту задержался. Оглянулся. Взгляд его встретился с синими глазами Ксении.

— Прости мне всё зло, что я причинил тебе. Не поминай меня лихом, сестрёнка. Прощай.

Ксения, растерянно смотрела ему в след. Наконец его слова дошли до её сознания.

Она бросилась следом.

— Арсений!

Его коляска уже повернула за угол улицы.

Ксения без сил опустилась на скамью.

— Ушёл…

Она подняла к небу глаза, ища в его бездонной глубине помощи.

— Боже милостивый! Он ушёл навсегда… Арсений больше не вернётся.

***

На собрании литераторов от Андрея Михайловича не укрылось плохое настроение сына.

Однако для него оказалась полной неожиданностью, что Арсений способен, так твёрдо, отстаивать своё мнение на собрании коллег по перу. Вторая его книга была принята в печать. Успех сына обрадовал Андрея.

Главный редактор представил собравшейся публике, нового молодого писателя, звезда которого недавно зажглась на литературном небосклоне.

— Арсений Андреевич Рунич. Наш молодой, начинающий, коллега. В новом столетии, литература должна не только служить самым высоким идеалам. Она должна превратиться в голос народа. Потому что новый, двадцатый век станет веком народа!

— Извините меня, дорогой редактор, — перебил его Арсений. — Литература и в частности поэзия никогда, нечему и никому служить не будет. А что касается народа, который распрямиться только благодаря общедоступной литературе… — он повернулся к редактору и едва сдержал усмешку. — Извините, меня, но, мне кажется, вы немножечко преувеличили.

Андрей Михайлович довольно улыбнулся. Его сын тактично и умно осадил не в меру расходившегося редактора.

Арсений повел глазами в сторону отца и начал читать свои стихи. Когда он закончил чтение, его голос потонул в криках: «Браво!» и в шквале аплодисментов, к которым подключился и его отец.

Это день они провели вместе.

***

Александр Лаврентьевич Краев внимательно рассматривал своего молодого пациента.