— Так, вы там от таких самоубийственных мыслей избавьтесь, Арисато-сан! Разве вы не понимаете, что вашим друзьям от такого будет ненамного лучше?

Черты лица Минато разгладились, оно вновь приняло своё обычное спокойное выражение. Супер Повелитель персон скосил глаза на недовольную куклу и с лёгкой улыбкой заметил:

— Ну, я бы и сам предпочёл, чтобы до этого не доходило. Однако стоит быть готовым ко всему, даже к самому неблагоприятному исходу. В конце концов, в этом и заключается суть игры, где ставка — твоя жизнь. Или ты со мной не согласна, Хиганбана-сан? — На этих словах он слегка прищурился, и в его глазах блеснули лукавые огоньки.

Хина закатила глаза и тяжело вздохнула.

— Используете мою натуру игрока как аргумент в споре против меня же? Засчитано, Арисато-сан, — усмехнулась она и добродушно взглянула на Минато.

Наблюдая их беззаботный настрой, Тау не сдержалась и раздражённо скрипнула зубами. “Почему, почему всё должно идти наперекосяк?!” — гневно спрашивала она себя, буравя Хиганбану взглядом. Тау просто не могла этого понять: она ведь раскрыла перед ними все преимущества, так почему же они всё равно отказываются?

— Почему вы все так хотите сделать себе же хуже? — не выдержала и спросила она, не глядя ни на кого конкретного. — Разве вы не понимаете, что я предлагаю вам решение ваших проблем? Почему вы бросаетесь в их гущу сами?

Повисло тяжёлое молчание. Никто не торопился отвечать Тау — все лишь мрачно глядели на неё. Впервые с тех пор, как она покинула мир Хиганбаны и обрела свой собственный, она ощущала себя настолько потерянной. Тау чувствовала, что окончательно потеряла контроль над ситуацией, и вся её уверенность куда-то исчезла. “Не понимаю! — лихорадочно думала она. — Я же даю им то, чего они так хотят — так что ещё им надо? Неужели, они просто не могут закрыть глаза на свою неприязнь ко мне ради достижения своих целей? Я ведь даже не собираюсь после этого вмешиваться в их жизни, так что же…”

— Тау, — вдруг прервал её мысли спокойный голос Хиганбаны.

Тау резко подняла голову и взглянула на Хину: на лице той играла лёгкая улыбка, так и кричащая о чувстве превосходства. Две куклы словно поменялись ролями: каким-то образом теперь Хина превратилась в хозяйку положения, а Тау только и могла, что в напряжении ждать её действий. И Тау ждала, неотрывно глядя в спокойное лицо своего главного врага, так нагло и уверенно улыбающегося ей. Видя это, Хиганбана продолжила:

— Неужели ты думаешь, что после всего того, что ты сделала, кто-то из этих людей согласится с тобой сотрудничать? Отбросим часть с заключением в плен убийственной игры, и всё равно останутся очевидны твои ошибки. Ну разве кто-то в здравом уме согласиться на условия того, кто прежде столько на него давил?

— Н-но это ведь наиболее надёжный и простой выход! — возразила Тау, и на этих словах её голос предательски дрогнул. Уже всем в этом зале было очевидно, что она находится в крайне взвинченном состоянии. Всеобщий отказ сотрудничать с ней слишком сильно ударил по Тау, и теперь с каждой минутой она становилась всё более дёрганной. Всё труднее было сдержать дрожь в руках, всё чаще она нервно облизывала губы. И всё-таки она упрямо продолжала: — Разве не рациональнее проигнорировать свои эмоции, чтобы в итоге получить желаемое?

Хина взглянула на неё, как на неразумного ребёнка, а затем хихикнула.

— Тебя уже не было в моём мире, когда я нашла в доме Энн одну занятную книжку, — проговорила она. — И знаешь, что там говорил один дяденька? Тип, конечно, противный, но мысль очень и очень дельная. “Нельзя игнорировать эмоции,” — вот его слова.

— Очень напоминает одного занудного недодетектива… — неприязненно прокомментировала Эрика, поморщив носик.

— … И я не могу с ним не согласиться, — продолжала Хиганбана. — В конце концов, люди — не компьютеры, они не обязаны математически просчитывать каждый ход. К тому же, у них не так много времени, чтобы тратить его на безопасную отсидку в укрытии рациональности. Если бы я точно знала, что мне отведено в среднем лет восемьдесят-девяносто, а подходящих для активности и того меньше, я бы тоже стремилась как можно сильнее наполнить свою жизнь. А что лучше способствует этому, как эмоции, иррациональные и спонтанные решения?

— Судя по твоей привычке говорить всё, что у тебя на уме, когда это может подчеркнуть твоё превосходство, ты очень хорошо усвоила этот урок, — язвительно заметила Тау.

Хина на эту колкость лишь пожала плечами.

— Ну, никто не идеален, — просто ответила она. — А что до остальных, так это их выбор, и ты сама позволила им его сделать. Они со своей жизнью имеют право делать всё, что захотят: хоть бороться до конца с самыми сложными испытаниями, хоть с собой покончить… Да, я помню, что только что говорила Арисато-сану, — поспешила добавить она, видя, что Тау открыла было рот для контраргумента. — Однако я могу считать и настоятельно советовать что угодно, а окончательное решение в итоге всё равно останется за ним.

Тау криво улыбнулась.

— Самоубийство, значит, тоже рассматриваешь? — переспросила она. — Ну да, человек имеет право плюнуть на всех и вся и выстрелить себе в голову, как это сделал любимый отец твоего дружка…

Хина прикусила язык. Напоминание о Марти подействовало на неё болезненно. “Значит, на его долю выпало ещё и такое испытание…” — с горечью и сочувствием подумала она, вспоминая, как долго Марти умудрялся носить свою маску и как тяжело он переживал то время, когда она треснула, выпуская наружу все его реальные чувства.

Видя, как она поникла, Тау обрела немного уверенности. Попытавшись изобразить на лице обычную насмешливую улыбку, она откинулась в кресле и с издёвкой заметила:

— А вообще, как я дала вам право выбора, так могу его и отнять.

От такого заявления окружающие вновь почувствовали холодок и быстро взглянули на куклу, кто в ужасе, кто сразу с неприкрытой ненавистью. Хина в этот момент прошипела:

— Опять твои подлые трюки вроде того, благодаря которому ты выиграла “Правду или ложь”?

Тау усмехнулась.

— О, так ты заметила? — переспросила она, но тут же махнула рукой и насмешливо продолжала: — Впрочем, это ничего не меняет. Я всё ещё имею достаточно власти, чтобы отобрать у вас всё. Да, я сейчас действительно сильна — намного сильнее всех вас, изнеженных куколок, которые сразу получили своё тело и радуются жизни, — заключила она, с выражением превосходства глядя прямо на Хиганбану, и добавила: — Именно такой как я мог бы гордиться отец, а не кем-то вроде тебя с твоими сёстрами, Хиганбана.

Тау была уверена, что Хину подобное замечание заденет. Именно поэтому реакция Хиганбаны на это заявление оказалась для Тау полной неожиданностью.

Сначала на лице Хины отразилось удивление, которое, впрочем, быстро сменилось выражением осознания. В следующий миг Хина прыснула в кулак. От подобного поведения Тау почувствовала себя оскорблённой. “Разве получить уважение отца — не высшая награда для куклы?” — растерянно и в то же время обиженно подумала она. А Хиганбана взглянула на неё с задором и снисходительно поинтересовалась:

— Тау-Тау, неужели, тебя действительно так волнует мнение отца?

Тау оскорбилась ещё больше.

— А разве его признание — не смысл существования любого из его творений? — с вызовом поинтересовалась она.

Хина вновь хихикнула. Она заложила руки за спину и, возведя глаза к потолку, протянула:

— Да-а, хорошо, что преклонение перед отцом не разделилось между нами поровну или, ещё хуже, не осталось нашим абсолютным сходством. А то это было бы действительно жалко — слепо восхищаться таким человеком…

— Ты не уважаешь отца?! — в ужасе воскликнула Тау, а затем возмущённо продолжила: — Как так можно?! Он же создал тебя, он даровал тебе жизнь, он пытался сделать идеал…

— Создал — и молодец, — резко перебила Хина, скучающе покосившись на Тау. — Однако я не считаю достойным уважения человека, который из-за своих комплексов решил устроить кукольную королевскую битву. Он довольно жалок, постоянно гоняющийся за славой своего наставника…