Минато немного поколебался, оценивая полученную информацию, а затем медленно кивнул.
— Пожалуй, такое вполне возможно, — согласился он. — В итоге убийца заметил, что нож не очищен до конца, и решил его спрятать в стойке продавца, вместо того чтобы вернуть на место на кухне, а по пути у него оторвалась пуговица, которую ты нашла…
Минато продолжил рассуждать уже на тему пуговицы, но Хитаги перестала понимать смысл его высказываний. До этого она внимательно ловила каждое слово, надеясь первой достичь истины и бросить её в лицо убийце сестры, но в какой-то момент все звуки словно отдалились от неё, звуча в каком-то параллельном измерении. Вернее, это она невольно оказалась изолирована от остального мира. Хитаги стояла в ступоре, уставившись в одну точку. Это было крайне странное ощущение, словно вокруг неё вдруг воздвигли толстые стеклянные стены, не пропускающие внутрь ни единого звука. И вместо того, чтобы дать ей послушать рассуждения на тему убийства её любимой сестры, они решили показать ей кое-что. В памяти как никогда ярко вспыхивали разные картины — картины её прошлого. Все самые важные эпизоды её жизни возникали перед глазами, как вырезки из киноленты: от момента её “рождения” до “смерти”, от “починки” до “переустройства”; дни, полные радости общения с многочисленными сёстрами, и дни, полные разочарования в некоторых из них; минуты счастья, боли, надежды, отчаяния, горечи, веселья, обиды — все они заполняли её сознание, словно оно было полупустым сосудом. И, когда воспоминания достигли его краёв, они стали потихоньку вытеснять всё лишнее…
Оно закончилось так же резко, как и началось. Занавес вокруг её клетки опустился, являя миру новую Хитаги — “заполненную” воспоминаниями о том, кто она есть и для чего здесь оказалась. Вот только за рассуждениями никто не обратил внимания на произошедшую с ней метаморфозу. А Хитаги обновлённым взглядом обвела зал. В её голове всё ещё продолжался “показ” фильма, только теперь он был не столь красочным и демонстрировал её жизнь здесь, в заключении. Постепенно он достиг сегодняшнего дня. Все самые мелкие детали увиденного сегодня всплыли в памяти. И тут-то она осознала, что в этом деле было не так.
Минато уже заканчивал своё рассуждение, но чёткого результата всё никак не предвиделось. Внезапно в его речь вклинился странный звук. Он был настолько неестественным в напряжённой атмосфере зала суда, что и Супер Повелитель персон, и все остальные присутствующие принялись искать глазами его источник. Наконец, шесть пар глаз (Тау также заинтересованно выискивала взглядом) остановились на Хитаги. Супер Азартный игрок тихонько посмеивалась в кулак. Её смех совершенно не сочетался со словами, сказанными в тот момент Минато, так что она, очевидно, смеялась над своими мыслями. Всеобщее недоумение лишь усилилось, когда Хитаги вдруг запрокинула голову назад и засмеялась в голос. Остальные лишь ошарашенно смотрели на неё, совершенно не понимая причину её веселья.
Наконец, Хитаги отсмеялась и обвела взглядом зал. Её выражение лица ещё больше поразило окружающих: в голубых глазах читалась горькая тоска.
— Ах, это всё так печально… — вдруг проговорила она каким-то чужим голосом, не глядя ни на кого конкретного. — Так печально, что хочется смеяться. Так забавно, что хочется плакать… — Хитаги немного помолчала, а затем тряхнула головой. Ясным взором она взглянула на Минато и серьёзно продолжила: — Говорите, Арисато-сан, что убийца хотел спрятать нож в стойке? О нет, всё не совсем так. Он положил его туда, откуда взял изначально.
— Погоди, ты знаешь, кто убийца?! — воскликнул Ёшики.
Хитаги медленно кинула.
— Знаю, — подтвердила она. — И знаю, как примерно всё происходило. Сейчас объясню. — Хитаги поудобнее скрестила руки на груди и начала свой рассказ: — По всей видимости, сначала никакого убийства не планировалось. Будущий убийца просто решил пойти ночью в столовую за запасом энергии. Едой ли, напитками — неясно. Важно лишь то, что ему понадобились стаканы или чашки, и среди них он обнаружил нож. Вот тут-то он и сделал первый шаг на пути к преступлению. Честно, я не представляю, зачем ему всё это нужно было. — Хитаги с досадой покачала головой и, вздохнув, продолжила: — В любом случае, в конце концов он обнаружил свою жертву — Дэймона…
— Постойте, а как же письмо? — в недоумении перебила её Марибель. — Ведь кто-то же вызвал вашего брата на крышу… Вы думаете, его преступник подбросил потом? — робко предположила она.
Хитаги пожала плечами.
— Возможно, потом. А может, именно из-за него Дэймон оказался на крыше. Впрочем, это не важно, ведь письмо никак не может являться делом рук убийцы.
Это заявление шокировало всех, кто не понимал, к чему она ведёт. Тогда Хитаги решила продолжить.
— Дело в том, что некоторые улики подтасовали уже после того, как их подкинул убийца, — заявила она. — Но обо всём по порядку. Сначала убийца совершил преступление и отправился заметать следы, то есть создавать фальшивые улики, призванные всех запутать. Путаница со справочниками, куртки, рубашки, “предсмертное послание” — всё это его рук дело. Убийца подкинул улики на всех, в том числе и на самого себя, чтобы не выделяться. И нож в итоге он вернул на то место, где его обнаружил. Вынуждена признать, преступление удалось действительно запутанное. Не последнюю роль в этом сыграл “серый кардинал” — некто, поработавший после того, как убийца уже замёл следы. На его существование указывает то, что справочник Дэймона, изначально находившийся в шкафчике Хан-сан, был переложен в мой шкафчик. Иначе зачем ещё было взламывать замок? Это он создал большинство улик, указывающих на меня. А ещё этот некто в самом начале переложил нож с держателя на полку в стойке. Почему я приписываю всё это ему? Ответ кроется в цветочной пыльце: она была на справочнике, у ножей и в оранжерее, где находилось письмо. А что тем временем делал убийца? Собственно, он уже закончил создание фальшивых улик. Замечательных улик. Разве что прокололся кое в чём. Дело в том, что той ночью в столовой у него действительно оторвалась пуговица. Вот только, очевидно, обнаружил он это слишком поздно. Естественно, если бы его увидели в одежде без одной пуговицы, то сразу же обо всём бы догадались. И тогда он просто переоделся. Да, вот так банально. — Хитаги развела руками. — А рубашка без пуговицы наверняка до сих пор лежит где-то в его комнате…
Хитаги прикрыла глаза и перевела дыхание. В её словах была непоколебимая уверенность в собственной правоте и вине одного конкретного человека. Все с трепетом выслушали её теорию и теперь ждали того заветного момента, когда она назовёт имя. Тогда Хитаги сделала глубокий вдох, решительно подняла глаза и, глядя прямо на одного человека, произнесла:
— Теперь я хочу знать лишь одно. — Её голос дрогнул, лицо исказило выражение горечи. Полным боли тоном, она хрипло спросила: — Почему ты это сделал, Марти?..
Марти молчал. К нему были прикованы заинтересованные, выжидающие и шокированные взгляды, но он молчал. Вся его поза выдавала напряжение: кулаки были сжаты, фигура казалась застывшей. Он смотрел куда-то в сторону, будто боясь встретиться взглядом с кем-нибудь, в особенности — с Хитаги. Наконец, Марти нервно облизнул пересохшие губы и хрипло заметил:
— Всё это, конечно, интересно, но в твоей теории есть дыры. Например, “предсмертное послание”. Ты ведь сама подтвердила, что я не умею читать иероглифы, как бы я мог его написать?
Хитаги тяжело вздохнула и объяснила:
— Для того, чтобы написать имя “Эрика”, нужна только катакана. Ты же уже показал, что знаешь её. Тогда, в столовой, когда я мучила тебя японской письменностью и диктантами.
Марти кивнул, подтверждая её слова. Ещё немного помолчав, он поинтересовался:
— А с чего ты вообще решила, что я переоделся? И вообще, разве это так странно?
— Когда ты приходил ко мне пару дней назад, ты был в мятой рубашке и таких же мятых джинсах, — с готовностью ответила Хитаги. — Сегодня же ты вдруг оказался в новой, свежей рубашке. Джинсы же на тебе всё те же — даже не отпирайся, я запомнила складку на них.
