“Для начала, я извинюсь за ложь. Да, у тебя на самом деле никогда не было и просто никаким образом не может быть братьев. Мне бы очень, очень хотелось рассказать тебе всю правду, но меня связал уговор. И это вторая причина, по которой я чувствую свою вину перед тобой: я косвенно причастен к твоей потере памяти. Если бы не моё бездействие, Роза бы не смогла претворить свой план в жизнь. Она считает, что ты бы разболтала всё, останься ты со своими воспоминаниями. Да, твоё мнение насчёт неё было совершенно справедливым”.

Хитаги оббегала весь первый этаж, но так и не нашла того, кого искала. “Да где же ты?!” — в панике думала она, предполагая наихудший исход, и, тяжело дыша, направилась на исследование остальных этажей. Она всё ещё не теряла надежды — по крайней мере, старалась.

“К тому же, я хочу извиниться за своё поведение уже здесь. Ты знаешь (хоть и, скорее всего, ещё этого не помнишь), что ты самое дорогое для меня в этом мире. И, когда ты очнулась здесь, растерянная и напуганная, к моему стыду, ты показалась мне очень милой и беззащитной. И… В общем, мне понравилось то, как ты от меня зависишь. Но в какой-то момент я осознал, что пытаться оградить тебя от общения с такими людьми, как Марти и Эрика, совершенно бессмысленно. Да и делать тебя “правильной” глупо. В конце концов, я люблю тебя именно такой, какая ты есть на самом деле. В общем, прости меня за мой эгоизм”.

Нет.

Его нигде нет.

Она обыскала уже четыре этажа, и до сих пор не напала на след нужного человека. Хитаги всё больше и больше охватывала паника, близкая к истерике. Она уже не в состоянии была нормально соображать, ведомая лишь одной мыслью: “Найти, во что бы то ни стало!” И она упорно продолжала искать. Исследовать каждый уголок очередного помещения, надеясь увидеть уже привычный облик родного человека. Надеясь без лишних слов обнять его, забыть о напрасных подозрениях, лишь бы он был рядом. “Пожалуйста, пусть твоё чутьё ошибётся!” — молила она, чувствуя, что вот-вот расплачется.

“Почему я пишу тебе именно сейчас? Наверное, это из-за моего предчувствия. Понимаешь, сегодня мне весь день кажется, что со мной должно случиться что-то плохое. Может, я даже стану следующей жертвой… Короче, я не мог оставить всё так, как есть. Мне нужно было излить душу, и вот настал подходящий момент. Надеюсь, я просто ошибаюсь. Извини, если причиняю тебе лишнее беспокойство”.

Хитаги вся взмыленная добежала до лестницы на крышу. Её ноги подкашивались, когда она поднималась к двери. “Пожалуйста, пожалуйста…” — мысленно повторяла она, стараясь привести в порядок дыхание. Наконец, она подошла к двери и дрожащими руками взялась за ручку. “Умоляю…” — слабо прошептала она и, зажмурившись, резко распахнула дверь.

В лицо ударила волна холодного ветра, но Хитаги мужественно выстояла и осторожно раскрыла один глаз. На улице стояла метель, так что сложно было разглядеть что-то даже на расстоянии вытянутой руки. И всё же Хитаги заметила подозрительное тёмное пятно в углу крыши. Она открыла уже оба глаза и неверными шагами медленно приблизилась к нему. Ей мешали глубокие сугробы, колючие снежинки, летящие в лицо, тяжёлый воздух, которым было невозможно дышать, но она упрямо шла вперёд. Она была тут в последний раз в день смерти Супер Боксёра, и в её сердце теплилась смутная надежда, что “пятно” появилось за то время, что она не посещала этого места.

Надежды рухнули в один миг. Внезапно ветер ослаб, снег стал реже, и перед Хитаги открылась вся картина произошедшего, вся истинная ужасающая природа “пятна”.

В углу, возле забора, лежал Дэймон. Вся его поза казалась неестественной, он выглядел, как брошенная изломанная кукла. На его иссиня-белом лице застыло выражение мучительной боли, а на щеках — маленькие бисеринки слёз. Остекленевшие изумрудные глаза смотрели в небо, отражая снежинки на фоне густых чёрных облаков. Безвольное тело, похоже, лежало тут довольно давно: его уже слегка припорошил снег, окрасившийся в багровый в местах ужасных ран. А органы, которым положено быть внутренними, были вытащены наружу через огромный разрез в животе.

Хитаги несколько секунд в оцепенении смотрела на труп. Затем её будто покинули все силы: она упала на колени и, не отрывая от Дэймона полного отчаяния взгляда, только и вымолвила:

— Дея…

“В любом случае, спасибо, что всё это прочитала. Надеюсь, мои переживания напрасны, и ты вспомнишь, какие нас связывали отношения. А пока, я всегда буду рядом, если тебе понадобится помощь.

Твоя любящая старшая сестра,

Орхидея”.

И, как она и предсказывала, следующей жертвой стал Хицугири Дэймон, Супер Мечник, также известный как Орхидея.

Комментарий к lastendconductor

Коротко о части: всеобщее отчаяние.

U.N.Owen was her, или история об ОМП, который на самом деле ОЖП.

И Эрика, Эрика появляется целых два раза!

Небольшое пояснение по поводу письма: Дея использует нейтральное местоимение, поэтому по содержанию нельзя понять, является ли автором мужчина или женщина. Но поскольку в Великом и могучем такого варианта нет, все спорные моменты я решила написать от мужского лица. На всякий случай.

========== resurrectedreplayer ==========

Холод, пробирающий до самых костей. Тяжёлый морозный воздух, которым невозможно дышать, если хоть на мгновенье сбиться с изначального ритма. Острые мелкие снежинки, норовящие залететь за шиворот и растаять от соприкосновения с тёплым телом. Сырость снега, осевшего на голове, спине, плечах, шее.

О существовании всего этого Хитаги смутно догадывалась, но ничего не воспринимала. Она словно бы окончательно потеряла связь с окружающим миром. Для неё было лишь одно — бездыханное окоченевшее тело Дэймона в её руках. Хитаги с сожалением вглядывалась в его лицо: черты будто бы заострились, красивые изумрудные глаза помутнели и запали, в уголке приоткрытого рта собралась уже засохшая кровь. Не думая, что она делает, Хитаги аккуратно убрала прядь потускневших рыжих волос и коснулась губами холодного лба. Затем она вздрогнула и отдалилась от лица Дэймона, лишь чтобы в следующее мгновенье порывисто прижать его тело к себе, крепко обвив руками. Едва мысль о том, что она опоздала, возникала в её голове, Хитаги дрожала мелкой дрожью, проклиная себя за медлительность. Слёз не было, но к горлу подступала спазма. “Если бы только я вспомнила всё чуть-чуть пораньше… — с болью думала Хитаги. — Если бы я успела, то ты была бы жива, Дея… Кто же, кто сделал такое с твоим творением? Кто принёс тебе мучительную смерть и одновременно разрушил это тело? Ты ведь так старалась, создавая этот образ…”

— Хитаги?.. — прервал её мысль чей-то чужой, но в то же время смутно знакомый голос.

Хитаги вздрогнула и резко повернула голову в направлении говорящего. В дверях стоял Марти и с вялым удивлением смотрел на неё. Хитаги опустила глаза и тяжело вздохнула.

— Неприятная находка, — невесело усмехнулась она.

Марти подошёл ближе, и перед его глазами явственно возникла картина: дрожащая и посиневшая от холода Хитаги, сидящая на снегу и обнимающая изуродованный труп брата. Марти буквально передёрнуло: уж больно жутко выглядела эта сцена, так сильно напоминающая ему о собственных ранах. Усугублял ситуацию и вид Хитаги: она была бледна, на её лице было странное пугающее выражение отчаяния, а на одежде — ещё не до конца засохшая кровь брата.

— Тебе не холодно так? — спросил он первое, что пришло в голову.

Хитаги коротко взглянула на него: в отличие от неё, в спешке даже не подумавшей накинуть висящую на крючке у лестницы куртку, он был одет подобающе для выхода на улицу в такой мороз. Некоторое время она молчала. Наконец, отвернувшись, Хитаги хрипло бросила:

— Я ничего не чувствую.

Марти тяжело вздохнул. Затем он без лишних слов снял с себя куртку, опустился на корточки возле Хитаги и накинул предмет одежды ей на плечи. Хитаги едва заметно вздрогнула, внезапно ощутив на себе тяжесть пуховой куртки и фантомное тепло, а затем сжалась и тихо проговорила: