Немая сцена длилась несколько секунд. Первым опомнился Леха.

– Это что сейчас было? – спросил он, округлив глаза.

– Ни фига не врубаюсь, – пожал плечами Петя и выпустил из объятий Дашу.

– Димон малость перепил, – предположил Караежин.

– Да он вообще не пьет! – отмахнулся Петя, расстроенный поведением друга. – У него тренировки, режим…

– Тогда полный неврубон, – почесал в затылке Леха. – Ну! Ставлю другой?

– Мне по барабану, – махнул рукой Петя. – Я пас.

Даша с тоской смотрела вслед Петру, выходящему из комнаты.

Вдруг громкий продолжительный звонок оповестил, что кому-то не терпится попасть в квартиру Кирсановых.

– Кого черт принес? – удивился Леха и пошел в прихожую.

На пороге стоял одноклассник, Антон Шпултаков. Его слегка покачивало, глаза разбегались в разные стороны, на губах играла бессмысленная улыбка.

– Шпуля?! – поразился Леха, не ожидавший такого визита.

– Я. А что? Не пустишь? Я типа поздравить…

Шпултаков неверным движением потянулся во внутренний карман дорогой куртки и с трудом вытащил оттуда початую бутылку вина.

– О! Винище! – выпятил нижнюю губу Леха и отступил назад, как бы приглашая непрошеного гостя в дом.

Запнувшись и чуть не упав, Шпултаков переступил порог, стащил с себя куртку и вязаную шапочку, машинально пригладил волосы.

В прихожую вышли ребята и стали разглядывать одноклассника, как внезапно прилетевшего птеродактиля. Дело в том, что этот парень не водил дружбу ни с кем, держался свысока и наособицу, считая сверстников тупыми инфантилами.

– Привет, – неуверенно сказал Антон и пьяно ухмыльнулся. – Отжигаем?

– Привет, – ответил за всех Караежин. – Каким ветром?

– Попутным, братан, – ерничал Шпултаков и вдруг замер с открытым ртом.

Из кухни вышла Эля Киселева, признанная красавица десятого «Б». Небрежной походкой она приблизилась к столпившимся однокашникам, окинула презрительным взглядом Шпултакова и, гордо подняв красивую головку, направилась в большую комнату, из которой доносились звуки танго.

Антона будто подменили. Вся его спесь мигом улетучилась. В прихожей стоял жалкий тип с потерянным лицом. Ребята, кто равнодушно, кто с брезгливой усмешкой, отвернулись, разошлись кто куда, оставив поверженного воина одного – не то умирать, не то зализывать раны.

Снежная пелена превратила улицу в новогодние декорации.

«Как хорошо!» – подумала Лида, глубоко вдыхая пахнущий свежими огурцами воздух. Она спешила на работу, старалась идти как можно быстрее, но все время оскальзывалась и даже один раз упала на колено.

«Не хватало что-нибудь сломать», – рассердилась она. Пришлось отставить спешку и двигаться крайне осторожно, держась поближе к цоколю зданий.

Опоздав на пятнадцать минут, она влетела в вестибюль дома творчества, на ходу снимая пальто.

– Лидия Петровна! – раздался поставленный голос замдиректора Веселкиной.

«Влипла», – вздрогнула от неожиданности Лида и круто развернулась на голос.

– Зайдите ко мне в перерыв, пожалуйста, – с подчеркнутой вежливостью попросила Веселкина.

– Обязательно, Инна Ивановна.

Не заходя в преподавательскую, с пальто под мышкой, она ринулась в свою мастерскую, откуда доносился невообразимый шум – ребятня оттягивалась по полной.

– Здравствуйте, ребята, извините за опоздание. Сегодня так скользко, – оправдывалась она, вешая пальто на случайный гвоздь и поправляя прическу.

– Клевая погода, – высказался Эдик. – Как будто Новый год скоро.

– А вы видели, какие снежинки, Лидия Петровна? – протянув руку в сторону окна, воскликнула Рита. – Целые снежинищи! Правда же, Насть?

– Ага, – подтвердила подружка. – Размером с пуговицу.

– И я это заметила, – улыбнулась Лида. – Красиво, прям дух захватывает. А что это расшумелись так? Или погода подействовала?

– Погодка ништяк, – как бы про себя высказался Андрей, украдкой взглянув на Еву.

– Фи! – фыркнула та, капризно поведя плечиком. – Что хорошего? Идешь, как мокрый пес, с шапки капает, шарф мокрый. Противно. Фу!

– Ты, Силянина, не романтик, – небрежно бросил Эдик. – Вот Кошкина у нас романтик, даже романтище. Правда же, Андрюха?

Рита, как и в прошлый раз, показала задире язык и демонстративно отвернулась.

Лида тем временем раздала альбомные листы, карандаши, кисточки и гуашь.

– Все, успокоились, – строго сказала она, заняв свое рабочее место. – Эдик, угомонись! Ева, хватит разговаривать! Слушаем задание. Итак, природа сама подсказывает нам тему. «Снегопад» назовем мы панно, которое должно украсить школьный вестибюль. Каждый человек по-своему представляет картинку этого природного явления. Для одного это игра в снежки, для другого – запорошенные пушистыми снежинками елки и березы… Вот и вы нарисуйте свою картинку, которая станет эскизом для оформления школьного фойе.

– А можно каток нарисовать? – подняла руку Рита Кошкина. – Дети катаются вокруг елки…

– Тоже мне креатив, – немедленно отозвался Эдик. – Детский сад.

– Сам ты детсадовец, – обиделась Рита.

– Эдик, – прикрикнула Лида, – самые яростные критиканы, как правило, бездарны! Но ведь ты к ним не относишься, правда?

Мальчик тряхнул светловолосой головой, но от комментариев воздержался.

Вскоре аудитория затихла. Увлеченные рисованием, дети забыли обо всем. Лида успокоилась, открыла журнал, сделала необходимые записи, отметила отсутствующих.

– Лидия Петровна, можно спросить? – раздался голос Эдика.

– Пожалуйста.

– Вот я решил нарисовать лес, на который падает снег. А потом подумал…

– Ну! Что тебя смущает?

– Дак неинтересное какое-то панно получается. Скукотища. Типа заходим в школу, а там одни елки-палки торчат.

– То есть пейзаж ты называешь елками-палками?

– Да какой там пейзаж?

– Самый настоящий. Шишкин, Левитан, Поленов – все они пейзажисты, замечательно изображали наш русский лес. Где тут скукотища?

– А-а, понял, – вдруг оживился мальчик, и глаза его осветились вдохновением. – Сейчас мы замутим такой пейзаж, что Шишкину и не снилось…

Лида улыбнулась, поднялась и пошла к окну, за которым по-прежнему валил снег, предмет всех сегодняшних разговоров.

Глядя на белую кружевную завесу за окном, она вдруг вспомнила школьные уроки физкультуры. Зимой они проходили в парке, среди густых черных елей и высоких мачтовых сосен. Однажды она сломала лыжу и плелась в школу пешком, то и дело соскальзывая с лыжни и проваливаясь в глубоком снегу. Уже смеркалось, весь класс давно сдал спортинвентарь и отправился домой, а она все никак не могла преодолеть эти проклятые два километра по пустынному парку. Измученная, продрогшая, она едва не плакала от обиды. И вдруг впереди замаячила фигура лыжника. В синеве сумерек она не могла разглядеть, кто движется ей навстречу. Почему-то стало страшно. Это нехорошее чувство усиливала глухая тишина парка, изредка нарушаемая скрипом деревьев. Лида затравленно оглянулась, но вокруг никого. А лыжник приближался. По высокой фигуре она поняла, что это парень или молодой мужчина.

Решив, что будет изо всех сил кричать и звать на помощь, она остановилась.

– Воронцова! – позвал парень, не доехав до нее десяти метров.

– А? Это ты, Женька? – сдерживая радость, откликнулась она.

– Ну! Ты чего застряла? – подъезжая, спросил он.

– А я лыжу сломала, – внутренне ликуя, объяснила Лида.

– Ну, ты даешь, Воронцова. На ровном месте… Ладно. Что с тобой делать-то?

– Не знаю, – растерянно пожала она плечами.

– Короче, так. Надевай мои лыжи, а я пешочком по холодочку.

– Неудобно как-то.

– Неудобно на потолке спать. Давай сюда ногу, помогу крепление приладить.

Воскресив в памяти этот эпизод, она переживала неповторимые мгновения счастья и одновременно досаду на себя. Даже не поблагодарила парня за рыцарский поступок – на прощание бросила: «Пока!» – и с независимым видом пошлепала восвояси. Дуреха!