Смотрю в отражение на зеркальной стене, действительно, это нечто, глаза пылают как раскалённые угли, жар идёт, даже стена мутнеет, но по спине бежит озноб. К счастью огонь меркнет и, к моей радости, сетчатка очищается от пламени, глаза жжёт, но это от множества кровоизлияний в белках.
— Что делать будем? Схему теребить не рискну, вдруг химеры опять попытаются влезть через экран, — признаюсь я.
— Здесь пульсировало пятно, — показывает пальцем в паутину линий Семён. — Очевидно, эти пересечения и есть наш разъезд.
— Да, да, — я не спеша приблизился к карте, — тоннели ведут далеко, только там выходы в «линзы». Ближайшая пустота совсем рядом от станции, вполне вероятно, это и есть вход в её страну, — я смотрю на сосредоточенное лицо Грайи, — относительно лифта… нам сюда.
— Мы проходили мимо этого места, ничего там нет… кроме дерьма гоблинов, — уверенно заявляет женщина. — Кстати, в этом месте, два тоннеля, — Грайя проводит по схеме изящным пальчиком.
— Один выходит в «линзу», другой исчезает в нижних уровнях, — замечает Семён.
— Что ж, ещё раз пройдём, мы что-то да пропустили, — я даю команду двери открыться, тишина, ни один механизм не дрогнул. Беспощадно давлю выплывающую из глубин сознания панику, подавляю внутреннюю дрожь, закрываю глаза, вновь вызываю образ движения, но дверь стоит мощно, без какой либо реакции. Семён рядом со мной, начинает догадываться о происходящем.
— Не получается? — нарочито бодро произносит он, но из глаз едва ни течёт ртуть, он крайне встревожен, остаться замурованными — хуже смерти.
— Устал, пожалуй, посижу на скамейке, — усаживаюсь на холодное каменное сидение, откидываюсь на спинку, закрываю глаза, пытаюсь сосредоточиться, но перед внутренним взором всплывает скопища бесформенных химер. Встряхиваю головой, бью кулаком по каменной скамейке, когда-то здесь сидели люди исчезнувшей, но могучей цивилизации, их система до сих пор работала исправно, очень долгое время. Неужели в ней нет защиты от вторжения? То, что её вывели их строя не гуманоиды — факт. Как же выйти? А сделать, необходимо, в самое ближайшее время. Я уверен, сюда уже спускаются передовые отряды химер. Раздумывать больше нельзя. Но как быть, мои команды не действуют. Стоп, мои мысли заблокированы! А вдруг у Семёна получится? С надеждой смотрю на друга: — Как у тебя с образным мышлением? Можешь, представит, но только очень правдоподобно, движение двери, грохот, врывающуюся сырость в образовавшуюся щель.
Семён смотрит на меня с испугом, неуверенно кивает, закатывает глаза, тужится, капельки пота скатываются к кончику носа. Я бледнею, результат очевиден — ничто не колыхнулось, дверь, как стояла, так и стоит, и, появляется ощущение, что её ещё сильнее заклинило. Как некстати возникает раздражение, перерастающее в злость, словно Семён в чём-то виноват, я срываюсь: — У тебя что, запор? Тужься сильнее!
— Чего? — вскидывает на меня ясный свинцовый взгляд мой друг.
— Извини, — потупился я.
Светочка подбегает ко мне, утыкается в колени, щебечет как маленькая пташка: — Дядя Никита, это игра? Можно мне попробовать?
— И я хочу! — вторит ей Игорёк.
Горько вздыхаю: — Конечно, ребята, попробуйте представить, что эта дверь отходит, сюда врывается воздух из тоннеля… — они раздувается от гордости, морщат носики и… словно проносится ураган, дверь едва не срывает с петель, столь сильно воображение детей.
— Бегом! — ору я.
Как стадо копытных ломимся в широченный проём, едва не обдираем плечи. Вовремя, дверь, словно испытывая злость, начинает стремительно задвигается, на прощание с грохотом лязгнула, под сводами пещеры прокатывается многократное злое эхо, и становится пронзительно тихо.
Стоим на воле, тяжело дышим, сложно осознать, что так лихо избежали ловушки. Вот, молодцы, ребятки, сколько укрыто в них силы — это всё их детское воображение, какая мощь! Светочка с Игорем хохочут, до сих пор думают, что взрослые затеяли весёлую игру и им невдомек, что избежали участи быть замурованными заживо.
Семён нервно подхихикивает, как это неуместно выглядит, если смотреть на его внушительные габариты и перекатывающиеся под кожей, словно чугунные шары, мышцы. Грайя, не в полной мере осознала таившуюся опасность, переводит взгляд то на меня, то на Семёна.
— Хватит ржать! — грубо обрываю я Семёна, тот мгновенно прекращает смеяться и глубокомысленно замолкает, как рыба, набравшая в рот креплёного пива. Я вновь ловлю себя на мысли, что моя нервная система начинает давать сбой. В раздражении на самого себя прикусываю губу, криво улыбаюсь другу, Семён отвечает тем же, он прекрасно понимает моё состояние, сам был на гране срыва.
Смотрю в тоннели, вроде как на уровне подсознания мерещится шум приближающегося поезда, вслушиваюсь, вроде тихо. Или состав всё же приближается? В любом случае необходимо спешить. Я не стал говорить о своих ощущениях, а вдруг ошибаюсь, зачем напрасно создавать напряжённость, но отголоски стука колёс, как мелкий гнус впиваются в барабанные перепонки. Пытаюсь ловить эти звуки, но они не постоянны, как обрывки снов. Вскоре я устал заниматься мазохизмом и сосредоточился на поисках тайного хода.
Обходим станцию — голые стены, рельсы, лужицы на полу от просочившейся влаги, даже намёка нет на скрытый лаз. Бродим в недоумении, даже стены простукиваем, но на карте, где-то здесь должен выход, а его нет. Что за мистика?
Действительно, Грайя была права, под ногами чавкает дерьмо гоблинов, вонь такая, что в носу свербит, словно внутри елозят паяльной щёткой, а глаза стремятся выпрыгнуть из глазниц. Что за твари такие, надо же всё так загадить!
— Отхожее место устроили! — возмущается жрица. — Сволочи, нет, чтобы куда-нибудь в сторону уйти, навалили прямо на дороге, — жрица гадливо трясёт ногой, затем шарахается в сторону, чтобы вновь не вляпаться в зловонные кучи. — Надо в другом месте поискать выход! — в отчаянье выкрикивает Грайя.
— Ну, да, именно в другом месте, где сухо и не воняет, — с иронией произношу я. — А не кажется ли вам, что гоблины специально здесь гадят, чтобы отвадить от этого места всех любопытных?
— И старательно как! — соглашается со мной Семён. — Ребята, осторожнее ходите, меня держитесь, — советует он Игорю и Светочке и, внезапно словно взрывается от дикого возмущения: — Я так и знал, опять влез! Грайя, посвети! — в раздражении требует он.
Жрица повела очами, красные лучики её глаз тускло осветили обгаженную дорогу.
— Какая мерзость! — восклицает она.
— Не то слово, — поспешно соглашается Семён.
— М-да, похоже, здесь в великой задумчивости сидела целая армия нашего господина Бросса, — я замечаю плохо переваренные человеческие косточки.
Внезапно, словно внутри себя, ощущаю явственный перестук колёс. Смотрю на спутников, они пока не слышат, поезд далеко, в нашем распоряжении есть минут десять, невероятно мало.
Часто проходим мимо толстой арматуры, даже цепляемся, Семён, тот, вообще едва не повисает на ней. Прошу быть осторожным, не нужны лишние травмы.
Облазили все закутки, растерянно хлопаем глазами, головоломка, ход есть и… его нет. На этот раз шум состава слышат все, вероятно он вышел на прямую линию, скоро на переезд выскочит поезд. С кем встретимся? Мне становится плохо от мысли, что это химеры.
— Надо, что-то решать, — басовитые нотки в голосе Семёна несколько дрожат. — Необходимо бежать к вагонетке! — высказывает он дельный, но весьма идиотский совет.
— Не успеем, догонят. Выход искать надо здесь, он где-то рядом.
— Его нет, мы всё обыскали.
— Есть, — уверенно говорю я.
Вновь обходим, прощупываем, обнюхиваем, морщимся, нет даже дуновения свежего воздуха, в душах гадко и тоскливо, наши ребята громко сопят. Светочка закуталась в какую-то тряпку и лишь поблёскивают огромные злые глазёнки, Игорь ко всему относится более спокойно, в своё время волки научили его многому, вероятно, с малолетства живя в их стае, ему не раз приходилось, есть даже падаль, поэтому к мерзким запахам он относится спокойно. Хотя, о чём это я размышляю, Игорь с нами уже не один год, конечно, он давно отвык от дикой жизни. Словно не соглашаясь с моими умозаключениями, мальчик неожиданно приподнимает губу и рычит, обнажая хорошо развитый клык.