— Аллен… Алиса… то есть ты, — запнулся Микк и с длинным вздохом продолжил: — Ты говорил, что брат запрещает тебе заниматься музыкой, — он помедлил, и Уолкер почувствовал, как всё у него внутри леденеет. И лицо его — оно тоже леденеет, чтобы сквозь эту стену невозмутимости не пробилась ни одна искренняя эмоция. — Почему?

— Это… — юноша больно закусил изнутри губу, жутко боясь, что только что возведенная стена треснет, лопнет, осыплется… Потому что Тики, заметив его мрачное замешательство, смотрел обеспокоенно. — Разве Неа тебе не рассказывал?..

Мужчина подозрительно прищурился.

— Нет… — его ответ был каким-то задумчиво-медленным, почти заторможенным, и Аллен недоверчиво вскинул на него взгляд.

— Нет? — стена все-таки рухнула. — Он назвал тебя Маной, но не пояснил, кто такой Мана?

— Думаю, это я и сам понимаю, — Микк отвел глаза, пожимая рассеянно плечами. — Но причем здесь близнец Неа и музыка? Мана… был музыкантом?

— Замечательным музыкантом, — бледно улыбнулся в ответ Аллен. — И Неа теперь… очень болезненно реагирует на все, что связано с занятиями музыкой, — он вздохнул и устало потер переносицу, вмиг ощутив себя столетним старцем с грузом на плечах. — Для него это горечь, а для меня… память. Потому что… это с меня все и началось, понимаешь? Все эти… гонки Адама за нами. Ему нужен я. А Неа не хочет меня отпустить.

— А сам ты хочешь уйти? — теперь Микк смотрел на него в упор — не искоса, как прежде. И под этим взглядом Уолкер не чувствовал себя способным еще хоть на какой-то миг скрывать правду.

Он неопределенно повел плечами.

— Я готов это сделать, если для Неа так будет лучше. Но мне… страшно его оставлять теперь. Потому что все мои усилия пошли прахом.

Аллен замолчал, чувствуя, как щиплет глаза, как ком подкатил к горлу, как руки мелко дрожат и как ему хочется выскочить из машины, чтобы броситься к дому, к пачке успокоительного и похоронить свои эмоции глубоко внутри себя.

Потому что это было опасно.

Потому что Аллен не знал, что делать со всем этим.

Тики глубоко вздохнул, неотрывно наблюдая за ним, и юноша, не выдержав, всё-таки отвёл взгляд.

— Усилия? Попытки заставить его ненавидеть тебя? Но зачем, редиска? Зачем ты всё это делал?

Юноша рвано вздохнул, пытаясь заставить себя успокоиться хоть как-нибудь, и скомкал в пальцах полу своей парки.

— Мне было семь, — глухо произнес он, — когда Адам решил, что я должен… стать его наследником. Он… проводил параллели между нами, отождествлял меня с собой. У него… был брат, Майтра — отец близнецов. Он… они очень дорожили друг другом, но в итоге Майтра умер. А мы с близнецами были очень близки. И он… он решил, они — мое слабое место. Он решил убрать их, чтобы я не страдал как он, — говорить было сложно. Аллен впервые рассказывал кому-то эту историю вслух, и теперь… он просто не знал, что чувствует Тики, как смотрит на него, о чем думает… Потому что сам на него не смотрел. Ему было… слишком страшно. Однако он продолжал. — Неа и Мана в тот вечер на концерт собирались. Их машина была заминирована. Я… я об этом знал, поэтому напросился с ними в надежде, что старик передумает. А в итоге… машина взорвалась, Мана умер на месте, а я обгорел. Только Неа, слава богу, легко отделался, за что корит себя все эти одиннадцать лет.

Щеки горели, и Аллен не сразу понял, что плачет. Слезы были горячие и соленые, струились к подбородку и капали на парку.

Его прорвало.

Его снова разбило.

— Вот я и пытался… пытался показать, что он мне безразличен, — судорожно выдохнул юноша, шмыгая носом. — Я пытался защитить его так, как мог, и, будучи всего лишь семилетним инвалидом, не придумал ничего лучше, кроме как притвориться невозмутимой тварью, игнорирующей его в упор. Чтобы в нужный момент Неа смог отпустить меня, не жалея ни о чём, но… но… — всхлипнул Аллен, проклиная себя за свою слабость, за свои слёзы, за то, что высказывает всё это молчащему Тики, за то, что не справился. Сломался под грузом ответственности и навалившихся эмоций.

Так как уже отстегнул ремень, он хотел поскорее выскользнуть из машины, потому что это… сдерживаться было невыносимо. Но стоило только схватиться за ручку двери, как… Тики дернул его за плечо и прижал его к себе, порывисто обнимая и легко хлопая по спине. И юноша, растерянно замерший на мгновение, вдруг насморочно вдохнул, захлёбываясь слезами, и, зажмурившись, уткнулся лбом мужчине в грудь.

— Ну до чего вы дурные оба, — в голосе Микка слышалось какое-то ласковое облегчение. — Один хотел, чтобы смазливый братец умел за себя постоять, и третировал его рукопашными тренировками, а второй не нашел ничего лучше, кроме как игнорировать столько времени… — Микк рассеянно гладил его по спине поверх парки, и Аллен цеплялся за него так крепко, как только мог, боясь утонуть в собственных слезах.

— Ну… я-я же… — он всхлипнул, и Тики плотнее прижал его к себе. И Уолкеру тут же показалось, что теперь можно спокойно выплакать все эти годы, потому что… Тики не был таким даже когда в трепетном беспокойстве сжимал ладони Алисы в своих руках, узнав о ее побеге.

— Дурак ты, — мужчина зарылся пальцами в волосы ему на затылке, вызывая по телу волну какой-то неясной, ошеломленной дрожи. — Ты же не один, — вздохнул он. — Меня бы вот Шерил за такое поведение выпорол, между прочим.

Аллен не сдержался и судорожно рассмеялся сквозь слезы. Смех получился каким-то лающим и очень слабым, но стало определенно легче.

Тики хохотнул в ответ, опаляя его макушку горячим дыханием, и похлопал юношу по спине в успокаивающем жесте, отчего Уолкер зарылся с носом в его пальто, чувствуя, как слёзы всё ещё текут по щекам и как ему приятно быть в чьих-то объятиях.

Глаза болели — линзы задвигались, и нужно было бы снять их и закапать капли, но двигаться не хотелось. Хотелось, чёрт подери, обнимать Микка и гретьсягретьсягреться.

Мужчина был тёплым. Неожиданно тёплым, ласково-заботливым, надёжным. Аллен ощущал себя сейчас в безопасности.

И он грелся. Наконец-то грелся.

Даже Неа не дарил ему столько тепла, или, возможно, это Аллен просто не мог воспринять именно его жар, закрывался от брата, но Тики… он согревал. Он плавил.

Юноша зажмурился (глаза стрельнуло болезненной молнией) и глухо рассмеялся, глубоко вдыхая полной грудью и прижимаясь к мужчине крепче, чтобы уже через мгновение отстраниться, смущённо шмыгнув носом.

— Прости, — сконфуженно буркнул он, закусывая губу, и почесал шрам, как всегда обычно делал, когда не знал, как вести себя.

— Да я уже привык, что вы все плачете, — Тики как-то наигранно скорбно сжал губы, словно оттаивая к нему, и щелкнул юношу по покрасневшему носу. — Только глаза не три, а то еще воспалятся, и твой брат будет потом допытываться, уж не бил ли я тебя тут… — на этом он отвел взгляд в сторону, на миг снова становясь каким-то отстраненно-задумчивым, но тут же коротко кивнул словно сам себе — и открыл дверь, выскальзывая из авто на улицу.

Аллен все-таки потер глаза, на секунду жмурясь, чтобы сохранить в памяти приятное теплое ощущение, и последовал за ним. А Неа скажет, что линза чуть не выпала, вот глаза и заслезились. Потому что эта маленькая, совершенно в данном случае, незначительная недомолвка — она того определенно стоила.

========== Op.12 ==========

Тики лениво потянулся, совершенно не горя желанием покидать постель, и уткнулся носом в подушку, укутывая себя в одеяло поплотнее, чтобы никакая часть тела не выглядывала. Отчего-то на душе было приятно, легко, светло. Словно вчера он был на концерте Алисы, словно он трепетно держал её за руки и тонул в своей влюблённости.

Микк резко раскрыл глаза, обречённо вздыхая.

Никакой Алисы не было.

А вот влюблённость, по всей видимости, осталась.

Он всё-таки поднялся с кровати, мимоходом отмечая, что ни Неа, ни его вещей в комнате нет, и поплёлся в ванную, застряв там минут на тридцать. Когда же мужчина вышел, по квартире разливался аромат чего-то съестного. Тики любопытно повёл носом и заглянул на кухню, где, что было уже совершенно неудивительно, у плиты орудовал Аллен, ужасно домашний в растянутой красной футболке и шортах, с собранными в пучок волосами и напевающий что-то в такт, видимо, тому, что звучало в наушниках.