А сейчас…, а сейчас между ними стена, которая кажется настолько высокой, что преодолеть её было просто невозможно.
Они живут в одном доме, но обмениваются лишь несколькими фразами в день. Они видят друг друга чуть ли не постоянно, но Аллен мрачно игнорирует его, а Неа не может растопить тот самый лёд, который окружал брата на протяжении этих одиннадцати лет, но сейчас стал таким прочным и толстым, что даже разбить не получается.
Они были братьями, в конце концов.
Но отчего-то совершенно не были семьёй.
— Ты не рассказывал, что Малыш бантё, — удивился Тики, прерывая горькие размышления Неа. — Ты вообще мало о нём мне рассказываешь, если уж начистоту.
— Да невеселый рассказ, на самом деле, — вздохнул мужчина. Выливать на друга всю эту грязь ужасно не хотелось — тот был изначально послан Адамом, но не знал всей этой истории, и, может, это к лучшему. Слишком цинично все это, и на самом деле Неа жутко повезло, что… хм… он смог понравиться Тики. Да, пожалуй, так.
Микк признавал, что найти их было чертовски сложно, и пришлось задействовать все свои связи, но ведь нашел же он Уолкера в Киото, ведь сблизился же с ним.
И больше того — Неа до последнего не знал, кто такой Тики. До тех пор, пока тот не пришел к нему и не выложил свои карты на стол.
«Меня послали за тобой шпионить, но я не хочу выдавать тебя и твои секреты, потому что ты стал мне охрененным другом. Не знаю, как ты вообще это сделал, но факт».
Тогда Неа его и привез к себе домой.
Тогда Тики и познакомился с Алленом. С тех пор… с тех пор он всячески поддерживал Неа, утешал его, веселил, прикрывал — чаще всего они вместе решали, что именно Микк скажет Адаму.
И поэтому нагружать друга Уолкер не хотел совершенно. Тот и так ужасно много для них с Алленом делал, и если он будет думать еще и обо всем этом…
А еще Неа просто не хотел, наверное, чтобы Тики узнал про Ману.
Он не мог пока сказать точно причину этого, не мог себе признаться в этой ужасно личной и чертовски эгоистичной причине, а потому и старался с другом вообще не говорить про семью.
— Ну, тогда расскажи хоть что-нибудь о нём, Неа, — мягко предложил Тики, пожав плечами. — Я же знаю о нём лишь то, что он несносный мальчишка, — начал он загибать пальцы с лукавой усмешкой и хитро сверкнул светлыми карими глазами. Очень похожими на глаза Маны. Даже удивительно, — что он твой младший любимый братишка, ещё то, что он вечно куда-то пропадает, что он потрясающе готовит, — мужчина задумался, сложив губы с трубочку, и Уолкеру захотелось рассмеяться. — О, а также то, что он, оказывается, бантё. Драться, что ли, умеет?
Неа всё-таки рассмеялся.
Знал бы Микк, чего стоили Аллену его тренировки. Кровь и слёзы просто. В буквальном смысле.
— В детстве он был до такой степени смазливым, что его можно было перепутать с девчонкой, — поделился Уолкер с другом. — Поэтому я отдал его на тхэквандо. Мы же живем в районе с самой хреновой репутацией, отморозков здесь выше крыши всегда, и когда мы только переехали, никто еще не знал, чего я стою и что буду делать. Я старался… опекать Аллена как-то — ему было лет десять, он только в школу пошел. Но быть рядом постоянно я не мог, понятное дело. Вот и отдал его на секцию, чтобы учился себя защищать.
Тики закашлялся и прыснул, явно представил мелкого худющего Аллена (Неа и сам не мог понять, почему брат такой хрупкий — жрал он всегда немеряно, но веса почти не набирал) смешно размахивающим руками в разные стороны.
Старший Уолкер помнил, как сам ставил ему удар. Ох, было время…
Это было почти десять лет назад, когда они, растерянные до крайности и объединенные общим горем, общей болью, всячески цеплялись друг за друга и старались держаться вместе.
У Аллена тогда была истерика.
Непрекращающаяся истерика длиной в несколько лет.
Он молчал. Это Неа помнил прекрасно. Его братишка молчал, смотрел вперёд пустым, лишившимся всех эмоций взглядом, был подобен бледной тени, и лишь алое увечье на лице вообще позволяло замечать его. Аллен молчал, чёрт подери, и Неа пугало это больше всего. Потому что рыжеволосый мальчишка всегда улыбался, всегда что-то лопотал, всегда сверкал серыми глазами, всегда искренне смеялся, а седоволосый старик, ставший таким за считанные дни, молчал. И это молчание было самым страшным на свете — но Неа ничего не мог поделать.
Он должен был обезопасить их. Должен был спрятать от Адама. Должен был найти своё место, чтобы выжить и позволить Аллену жить дальше.
Неа ставил ему удар, а братишка молчал, и лишь слёзы текли по его бледному лицу, когда тот рассекал коленку или когда ему выворачивали руку.
Но по ночам Аллен залезал к нему в кровать и цеплялся за него так, словно парень мог раствориться в любой момент. И это грело душу. Немного.
А потом случилось что-то странное: братишка вдруг отстранился, закрылся, стал игнорировать. И огрызаться. И, чёрт подери, когда Аллен послал его, фактически впервые заговорив за эти долгие три года, Неа был счастлив. Конечно, он сразу же шлёпнул мальчика по губам, чтобы не смел так делать больше, но счастье буквально распирало ему грудную клетку.
Но Аллен неуловимо и стремительно леденел.
И в итоге от него осталась лишь жалкая пародия на самого же себя.
Неа понимал, что должен был тогда оставаться с ним, поддерживать его, успокаивать его, но… он должен был обезопасить их.
Да только это, скорее всего, не было достаточным оправданием.
— Всё равно не верю, что этот хлюпик может вообще кого-нибудь уложить на лопатки, — наконец отсмеялся Тики, и Неа лишь хмыкнул.
— Честно говоря, я тоже, — пожал он плечами. — Я ни разу, по сути, и не видел его в деле. Аллен не любит драться, а потому к применению силы прибегает очень редко.
Микк хмыкнул, явно вспомнив, каким избитым иногда приходит домой Аллен, и покачал головой.
— Никогда не понимал этого всего, — почесав в затылке, признался он. — Наверное, потому что мое дело — просто стрелять, причем, не только других бандитов, но и политических. Нет во мне этого всего, хотя я в этом с детства как в грязи.
— А ты и не похож на гангстера, — с усмешкой поделился Неа. — Скорее, на мажора. По тебе и не скажешь, на самом деле, что ты даже стрелять умеешь, не то что фанатеешь от оружия как безумец.
О, у Тики был целый чертов склад оружия, и Уолкер даже не представлял, как тот умудряется контрабандой провозить с собой через границу самые любимые игрушки. А пару дней назад Микк рассказал, что Шерил на двадцатипятилетие решил подарить ему… стрельбище.
То есть самое настоящее стрельбище. Не тот тир, в который обычно они с мужчиной ходили, а стрельбище по военному типу, куда можно будет на постоянной основе (и на законном основании) перевезти весь оружейный склад Тики.
Это якобы должно было стать сюрпризом, но Микк со смехом рассказал, что брат не удержался и попросил как-нибудь в скором времени прилететь и оценить все с точки зрения профессионала, чтобы на юбилей не было никаких косяков.
— И неужели ты ни разу не решался проследить за своим братцем, чтобы узнать, как у него дела? — вырвал Неа из размышлений мужчина. — Ты же над ним трясешься как курица над яйцом.
Уолкер неопределённо засмеялся, отведя взгляд.
— На самом деле, было несколько раз, — Тики поперхнулся, явно не ожидая положительного ответа, — но, представляешь, у меня не получилось!
— В смысле? — не понял Микк, и Неа неловко втянул воздух сквозь стиснутые зубы.
— В самом прямом: он ушёл от слежки, понимаешь? — взмахнул он ладонями. — С одной стороны, я рад, а с другой… — мужчина цокнул языком, — мне тревожно.
Неа и правда был рад тому, что Аллен научился, видимо, многому из его тренировок, но одной из самых частых мыслей, которые вообще проскакивали в голове старшего Уолкера, была о том, что братишка становился с каждым годом всё больше и больше похожим на отца. На того, кто мог стать прекрасным живым оружием или шпионом. Как Лулу, например. Та была великолепным агентом, способной просочиться в любую организацию и раздобыть данные любой важности и степени защищённости.
