Тики испустил длинный судорожный стон и зарылся рукой в его волосы, на какой-то момент замолкая, но только ради того, чтобы потом горячо зашептать Аллену в ухо, что тот — его, и бережно скользнуть пальцами по его животу, присваивая себе и растущую внутри юноши жизнь.
Уолкер глухо рассмеялся, отвечая на его шёпот мурчанием и низкими долгими стонами. Он не хотел говорить — он вообще не любил говорить, если честно. Зачем говорить, когда действия показывают всё намного лучше?
В детстве он понимал это, а потому иногда целыми днями пропадал в зоопарке вместе со зверями и отцом, который рассказывал про каждого из них: про повадки, про рацион, про классификацию и другие интересные факты, а Аллен слушал и разговаривал с ними.
Тогда это казалось ему естественным.
Он не говорил до шести лет, пока наконец не понял, что является человеком.
А с десяти запретил себе использовать все животные повадки, проклиная свою природу.
А сейчас лежит на Тики и мурлычет как самый настоящий кот. И счастлив. И ему плевать на эту звериную природу.
Аллен тяжело задышал парню в грудь, сжав его член и принявшись водить по нему пальцами, ловя протяжные стоны губами и целуя лицо, и через несколько минут Микк кончил ему в кулак, судорожно сжимая в себе, заставляя исступленно вскрикнуть, толкнуться в последний раз и излиться следом.
Так они и лежали в обнимку в разворошенной кровати — горячие, потные, выпачканные в сперме — и Аллен был совершенно точно доволен происходящим. Тики лениво гладил его по спине, словно убаюкивая, и юноша тихо мурлыкал, ощущая, как широкая ладонь скользит по коже, спускаясь от лопаток к пояснице, и действительно немного задремывая.
— Прекрасный ответ, — наконец тихо выдохнул Микк в тишину комнаты, и Уолкер вскинул голову, всматриваясь в его лицо. — А теперь словами, — между тем, наблюдая за ним из-под ресниц, продолжал тот. — Аллен, ты любил меня хоть немного все это время?
Первой мыслью, мелькнувшей у юноши в голове, была мысль о том, что его, кажется, не поняли, и нужно повторить. А второй — что папа был все-таки кругом прав.
— Господи, Тики, — зашептал Уолкер в ответ, не сдерживая смешка и на секунду утыкаясь парню носом в грудь. — Ты же такой умный, ну чего ты дуришь? — юноша потянулся к нему, мягко целуя подбородок и скулу и слизывая из уголка губ сладкую тень. Только успокоившийся пожар внутри грозил снова разбушеваться и накрыть их обоих огненной волной. — Ну конечно да, идиот…
Тики на несколько секунд завис, явно обдумывая только что сказанное, и вдруг возмущённо выдохнул:
— Ах ты ж кошак немой, — и Аллен рассмеялся, до невозможности счастливый.
Всю последующую ночь они провели в объятиях друг друга, долгих поцелуях и ласковых нежностях.
И когда утром на него запрыгнуло что-то тяжелое, Аллен испуганно вскрикнул, уже на инстинкте прикрывая ладонями живот. Тики рядом не оказалось — зато прямо на коленях у него сидел донельзя довольный Тимоти.
Уолкер ошалело проморгался, попытавшись понять, где он и почему он здесь, а потом воспоминания медленно вернулись. И он покрылся горящим румянцем до плеч, пытаясь невзначай проверить, сильно ли заметны следы бурной ночи на постели.
Тимоти воодушевлённо взглянул ему в глаза, чмокнул в щёку и сбежал к Тики, который обнаружился в кресле с книгой в руках.
— Доброе утро, — чуть улыбнулся Аллену парень, сажая мальчика к себе на колени и легко чмокая его в макушку. — Хорошо поспал?
— А Тики сдержа-а-л обеща-а-ние! — опередив только открывшего рот донельзя смущенного юношу, заявил Тим. — Все на месте и всё хорошо, да? — он задрал голову на наблюдающего за ним Микка и звонко засмеялся, когда тот ему кивнул. — И тепе-е-рь, — протянул мальчик, — я хочу братика!
Аллен закусил губу, сдерживая непрошенную улыбку, и отчего-то смутился — черт, он просто не представлял, как сказать собственному ребенку о том, что… черт!
Это зажгло в Уолкере теплый огонек, как только он узнал, но все равно продолжало жутко, просто до страсти смущать. Потому что было чем-то личным и настолько сокровенным, что страшно было раскрыть даже сам факт существования тайны.
Хотя какой смысл в этой тайне, если о ней все знали?.. Все эти три чертовых недели Линали завистливо вздыхала и красноречиво косилась на своего рыжего избранника, сигнализируя ему о том, что она тоже хочет детей и постоянно приводя в пример «настоящего мужчину капитана».
Это веселило, но раздражало. И Аллен честно не знал, как появиться сегодня в столовой и не провалиться под пол — он буквально чувствовал, как горят места засосов на плечах, шее, груди и даже за ухом.
— Понимаешь… — собрав мысли в кучу и постаравшись не замечать, с каким веселым интересом на него смотрит Тики, начал Аллен. — Кажется… эм…
— Подожди полгодика, малыш, — оборвал его Микк, обращаясь к Тимоти. — И будет у тебя братик, — пообещал взвизгнувшему от счастья мальчику он.
Аллен обречённо вздохнул, аккуратно погладив всё ещё плоский живот, и заметил искрящийся взгляд мальчика.
Интересно, а второй ребенок в кого пойдет?
Тимоти вот полностью пошёл в Неа, и Уолкер был безмерно рад и благодарен за это. Он почти об этом не думал, но иногда, очень редко, когда смотрел на ребёнка украдкой, когда сторожил его сон, когда любовался им за работой, позволял себе согласиться, что да, хорошо, что от того безымянного ублюдка в нем почти ничего не было.
Это радовало.
Это успокаивало.
Аллен улыбнулся, расслабленно вздохнув, и, пока Тики отвлекал Тимоти разговорами, быстро прошмыгнул в ванную, уже через минут пятнадцать выходя обратно к ним.
— Смущение делает тебя расторопным? — Микк все-таки засмеялся в голос и, спустив Тима со своих коленей на пол, поднялся на ноги. Уолкер в ответ буркнул что-то, смысл чего не дошел до него самого, и улыбнулся, когда мальчик крепко обнял его за талию и потерся носом о скрытый теперь чужой рубашкой живот.
— Ты специально это сделал, — как только за ускакавшим в столовую Тимом хлопнула дверь (юноша был уверен — ребенок поспешит объявить всем присутствующим, что у него скоро будет братик), заявил Аллен.
— Что именно? — мягко заулыбался Тики, обнимая его и легко целуя в висок. На секунду Уолкеру показалось, что парень даже засиял, засветился, обдавая его своим теплом.
— Сказал Тимоти про… — юноша запнулся, просто не в силах злиться от волной накатившего на него смущения, и тряхнул головой.
Он просто не мог сказать этого.
Думать — пожалуйста.
Но сказать вслух, сказать, что у него, как бы мужчины, будет ребенок… это было просто выше его сил.
— Тебя это так смущает? — негромко поинтересовался Тики, зарывшись носом ему в волосы.
Аллен кивнул, горестно вздохнув, и обессилено мыкнул.
Кажется, все его животные повадки вернутся, потому что держать себя в руках становилось все сложнее и сложнее.
— Просто… это… это же… ну… — затараторил он, пытаясь хоть как-то заковать всё это в слова, но в итоге лишь разочарованно рыкнул.
Парень прижал его к себе, поглаживая по спине и бокам и разгоняя по телу теплые волны.
— Это удивительно, — уверенно припечатал он. — Необычно, скандально — согласен, — Аллен прикусил губу, жмурясь и не зная, что с собой делать — говорить словами так, чтобы было понятно, он попросту не умел, но очень хотел научиться. Теперь — хотел. Потому что теперь важно было, чтобы они с Тики понимали друг друга. И потому что он… — Но ты не должен себя ненавидеть за то, каким являешься, — оборвав его мысли, заявил Микк.
— Но ведь я же… мужчина, — выдохнул наконец Уолкер. — И это странно. И неправильно. И это против природы. Вот.
— Ты — пятнистая кошка, — многозначительно хмыкнул в ответ парень, явно намекая на оставшиеся с ночи у него на теле засосы. — И то, чем мы с тобой занимаемся наедине — тоже против природы. Ты назовешь это плохим?
— Я не называю нашего ребёнка плохим, Тики! — возмущенно воскликнул Аллен, нахмурившись, и поймал довольный лукавый взгляд, сразу же смутившись. Вот же гадюка, а. — Просто мне стыдно, — признался он, отводя глаза. Нужно сказать об этом. Нужно объяснить и признаться, а не прятаться словно трус. — Я же пытался сбежать от этого. Ненавидел себя, пытался от этого… избавиться, даже запретил свои повадки и привычки… я… — Аллен запнулся, приподняв плечи, и зло выдохнул с рыком. — Я же неправильный.
