И Тики не должен был забывать об этом — он сбежал именно потому, что не хотел быть таким же. Хотел свободы.

Поэтому парень всегда помнил, что журнал есть, пусть этот факт и терялся среди суматохи дня.

В лаборатории стоял жаркий запах горелой плоти, и вообще на месте здания теперь были лишь обгоревшие столбы и расплавленная масса из металла и стекла. Ничего не осталось. Всё было выжжено.

Уолкер нетерпеливо осматривался по сторонам, в панике метаясь с места на место, перепрыгивая через обломки, заглядывая под камни и оплавленную арматуру.

— Вот твари!.. — наконец в ярости рыкнул он. — Какие же твари! Не пожалели никого!..

Тики смерил его задумчивым взглядом, не отставая ни на шаг, и закусил изнутри щеку.

Кого здесь жалеть, если это лаборатория Семьи, полная бесноватых и экспериментальных образцов идеальных людей, подчиняющихся приказам Адама? Ученых или самих бесноватых?

Или…

Микк не думал о том, по какой именно причине Уолкер крушит лаборатории, но ведь должно же быть что-то кроме желания привлечь к себе внимание Семьи. В этой причине парень совершенно не сомневался — слишком много удовольствия капитан получал от таких стычек. Лулу Белл часто сетовала на то, что слушать братцев Кэмпбелл было совершенно невозможно — потому что Аллен Уолкер занимает все их мысли почти постоянно.

В таком случае, что могло привлечь капитана, кроме людей? Значило ли это, что он искал среди экспериментальных образцов всех адекватных и отпускал их? Или… привозил в Орден?

И тогда… кем же были все члены экипажа? А не такими ли же экспериментальными образцами?

Тики поджал губы, стараясь отвлечься от этих мыслей, и вдруг заметил какой-то блеск среди чёрного пепла и раскалённой железной массы.

— Ну здравствуй, Аллен, — прозвучал до боли знакомый голос, и Микк поражённо замер, не веря своим ушам.

Быть того не может.

Это просто тупая шутка. Очень идиотская шутка.

Уолкер, в этот момент стоявший к нему лицом, вздрогнул и остановился на месте, словно покрывшись коркой льда.

И — медленно, очень медленно и будто бы неверяще обернулся.

Перед ними стоял Адам, собственной персоной. Если быть точнее, то это была, разумеется, его голографическая проекция, однако это был несомненно он.

В очень приподнятом расположении духа. Настолько приподнятом, что Тики сразу же стало ясно, кто именно сжег лабораторию. Либо сам Адам, либо — Майтра. Эти двое были одержимы поимкой Уолкера больше всего на свете, а, следовательно, больше такое совершить было просто некому.

— Какого хрена, чокнутый маразматик?! — голос капитана с первых же слов сорвался на рык. — Они же не были виноваты!

— Полегче, — беспечно махнул рукой мужчина. — Должен же был я как-то привлечь твое внимание, Аллен, — он повел плечами и засмеялся. — Я просто сделал то, что обычно делаешь ты!

— Черта с два! — снова зарычал Уолкер. — Там же были люди! Живые дышащие люди! Которые все понимали! А ты, мать твою, убил их! Ты их убил!

— Да ладно тебе, это же были обыкновенные образцы, ценности в которых — дырка от бублика, — хохотнул Адам, хитро прищурившись. — И это ты виноват, что в наших салочках всё больше и больше игроков.

Тики сглотнул.

Салочки.

Игроки.

Глава Семьи всегда был азартным человеком — это Микк помнил хорошо. Однажды он отпустил подопытного, который обыграл его в покер, правда, тот сдох сразу же, как вышел на воздух — в его крови была смертельная сыворотка, которая активировалась с первыми попавшими на кожу лучами солнца.

Адам любил играть. Он любил фальшивить, изображать из себя любящего папочку большого семейства, смеяться и казаться благодушным мужчиной лет сорока.

Тики перевёл взгляд на напряжённого капитана, стоявшего к ним спиной — ладони сжаты в кулаки до гневной дрожи, тяжёлое шумное дыхание, — и почувствовал, как внутри что-то перевернулось.

Уолкер знал Адама.

И Адам, в свою очередь, хорошо знал Уолкера.

Они сейчас переговаривались так, словно делали это не в первый раз.

Словно были знакомы уже давно.

— Всё-таки, — продолжал тем временем мужчина, легкомысленно пожав плечами, — если бы ты согласился стать моим, Музыкант, ничего этого бы и не было.

— Да… — тихо обронил в ответ Уолкер, тут же став каким-то неожиданно усталым. — Это верно, — он потер лицо ладонями, словно успокаивая себя и своих внутренних демонов. — Этого бы не было, согласись я… Все было бы еще хуже.

— Как ты можешь судить об этом? — рассмеялся в ответ Адам. — Что ты знаешь о мире? Ты ведь мальчишка, Аллен… Тебе еще даже двадцати нет! Но вместе мы бы создали идеальный мир!

— Да, вместе… — между тем, словно растеряв весь свой пыл, пробормотал себе под нос Уолкер. — Ты и Ковчег, да? — уже громче поинтересовался он, сжимая и разжимая кулаки — как будто успокаивался таким образом, старался себя сдержать. — Неужели ты думаешь, что будь я просто мальчишкой, смог бы водить тебя за нос последние пять лет, а? Не видать тебе Ковчега как своих ушей, понял?! — здесь мальчишка снова сорвался на рык и со всей силы пнул в сторону голограммы большой кусок бетона.

— Тогда игра продолжается, мой ценный э… — Адам не успел договорить, голограмма отключилась, и чёрный пепел взлетел вверх, поднятый упавшим на проектор камнем.

— Уходим, — сразу же прозвенел в свалившейся на пожарище тишине ледяной голос капитана.

— Кэп, ты… в порядке? — рискнул поинтересоваться из-за спины Тики Лави. Уолкер резко обернулся в их сторону и прищурился, глядя как-то нечитаемо. Микку показалось, его этим взглядом прошили буквально насквозь.

Глаза у капитана потемнели от гнева, и это выглядело жутко. И — почему-то завораживало. Потому что сейчас он был как будто взрослее, сильнее, опаснее.

— В порядке?.. — угрожающе тихим тоном осведомился мальчишка. — Какое нахрен в порядке, Лави?! Ты, тупая крольчатина, о каком порядке можешь сейчас вести речь?! Это мерзкий ублюдок сжег их всех просто из-за того, что решил со мной поговорить! — он в ярости снова пнул обломок стены, и от него откололся, отлетев в сторону, большой кусок бетона с торчащей в нем толстой железной спицей.

— Из-звини, — сконфуженно пробормотал Лави в ответ, виновато потупив взгляд, и Уолкер глубоко вздохнул, прикрыв глаза.

— Ладно, давайте на корабль, — бесцветно проговорил он, всё равно оставшись на месте. Канда грубо подхватил Лави под локоть и потащил к Ковчегу, кивнув Тики, чтобы тот тоже поторопился.

На звездолёте стояла мертвенная тишина. Казалось, словно вся эта махина скорбела вместе со стоящим под повалившем снегом капитаном, за которым Микк наблюдал издалека, оставшись на трапе.

Мальчишка молчал долго. Сунул руки в карманы и ссутулился, сразу став при этом выглядеть как-то очень замкнуто и болезненно. Он стоял к Тики спиной и не двигался, явно неотрывно глядя на покрывающиеся снегом обгорелые останки лаборатории, но ничего не видя.

Зато Тики — увидел. В паре сотен метров от Ковчега вдруг едва заметно зашевелились обломки.

Сначала ему показалось, что это нечто вроде морока или видения, возникшего из-за того, что он слишком долго смотрел практически в одну точку, толком ни на чем не фокусируя больше взгляда, кроме Уолкера. Однако уже в следующий момент это оказалось не так.

Не раздумывая ни секунды, Тики сорвался с места и бросился на это едва заметное шевеление.

Погребённый под сугробами, мертвенно бледный и уже даже синий, придавленный обломками стен и балок, там лежал ребёнок. Совсем ещё маленький, совершенно немощный и хилый, с проткнутой железкой рукой и чёрными от гари волосами.

Тики ошеломлённо приземлился перед ним и принялся осторожно, но торопливо разгребать завал. Ребёнок стонал и похныкивал, испуганно дёргался, стоило Микку нечаянно задеть его, и протяжно и низко выл, словно сдерживая в себе истеричный плач.

У Тики уже пальцы обледенели, а завал всё никак не уменьшался, как вдруг рядом упал на колени встревоженный Уолкер. Он, поражённо взглянув на парня, без лишних слов принялся помогать, и уже через несколько минут совместными усилиями они смогли вытащить ребёнка.