— А сейчас ты, значит, хочешь подружиться с синильной кислотой для Лоу Фа? — мальчишка весело замерцал глазами, когда Тики вновь поднял голову, и тряхнул волосами, едва не свалив парню со стола пробирки. — А ты точно меня не обманываешь, чтобы отмазаться?

И при этом у него было такое подозрительное выражение лица, словно у ребёнка, который понимает, что должен быть подвох, но не видит его, что Микк еле-еле удержался от смешка.

В Ордене он видел одного мальчишку лет пяти, который постоянно щурил глаза также, когда не верил во что-то очевидное. Это очень смешило Тики, потому что мальчонка был ну очень выразительным и забавным.

— Ну что вы, капитан, разумеется, нет, — невозмутимо отозвался он, скептически подняв на него взгляд от записей.

— Надо бы научить тебя нормально разговаривать… — начал неуверенно Уолкер, но Микк, уже по-настоящему страшившийся новой порции шуточек и лишённых всякого смысла слов, перебил его:

— И я так разговариваю нормально, капитан.

— Слишком много старомодных структур и лексических единиц в речи, Тики, — фыркнул капитан.

Ну конечно, закатил глаза Микк, это я тут использую постоянно архаизмы, ну-ну.

— Ты разговариваешь прям как… — парень вдруг замер, как-то потерянно моргнув, и чуть нахмурился, неловко усмехнувшись. — Неважно. Ладно, веселись со своим синильным другом, — поспешно закончил он и, махнув рукой, встал из-за стола, направившись к выходу из лаборатории.

Тики с облегчением выдохнул, когда дверь за капитаном закрылась, и совершенно растерянно фыркнул.

Кажется, это и правда не только он тут совершенно не умел обращаться с людьми.

========== IV ==========

Суматоха началась, когда Тики совершенно спокойно кормил зверей в зоопарке, иногда перекидываясь парочкой фраз с Мари, осматривающим больных животных. По Ковчегу словно прошлось стадо ледяных мурашек: Микку показалось, будто его обдало на мгновение холодным ветром.

Нойз тогда ещё встрепенулся и сразу же отправил Тики на мостик к капитану, пробормотав напоследок: «Произошло что-то очень серьёзное, раз Аллен так злится». Расспросить его получше у парня не получилось, потому что секундой позже в зоопарк вихрем ворвалась Хевласка, подхватила Микка своими газообразными руками-щупальцами и без лишних слов умчалась в неизвестном направлении. Хотя, честно говоря, ошеломлённый и совершенно ничего не понимающий Тики примерно предполагал, куда его тащат, но на тот момент шок и даже испуг занимали все его мысли.

Произошло и впрямь что-то серьёзное, понял он спустя несколько минут — голоэкраны перед мостиком показывали чёрный дым, горящее здание и белые снега, а Уолкер, напряжённо стоявший перед ними, впился в стол пальцами так сильно, что костяшки побелели.

— Смотри, не сбились ли мы с курса, Лина, — глухо приказал юноша и обернулся к Тики. — Так, ты… — он испустил короткий вздох, как будто собирался признаться в чем-то смущающем. — Не знаю я, куда тебя пихнуть, ты везде годен… Песочница общая, возись где вздумается. Но это, — в руки Тики пихнули коробок с пулями, — однозначно тебе пригодится сегодня, ясно? И не забудь — к ним прилагается еще ствол. Он твой.

Парень ошеломленно моргнул, но Уолкер уже хлопнул его по плечу и снова отвернулся к экранам, зло сводя брови на переносице и матерясь сквозь зубы.

— Так что происходит? — с минуту помолчав в наблюдении за огромным пожаром, все же набрался смелости поинтересоваться Тики.

Этот Аллен Уолкер — совершенно натурально злой как черт и ни капельки не фальшивый — только разжигал в нем поугасшее было с момента первой вылазки восхищение, и теперь Микк с собой не мог ничего поделать.

Он хотел остаться. Как-то влиться в коллектив экипажа, чем-то помочь, вникнуть в происходящее.

Так было в его первые дни в Ордене — к нему отнеслись до крайности дружелюбно, разрешили наблюдать за работой других и искать место себе под душе, но… Там было все не то. А здесь — здесь другое дело.

Там было не страшно, но дико скучно. А здесь от страха порой подгибались колени. Но Тики хотел здесь остаться.

— Лаборатория на Аляске, к которой мы держали путь, внезапно загорелась, — ответил Уолкер, напряжённо всматриваясь в экраны и постукивая пальцем по столешнице.

Микк не понял, зачем им эта лаборатория, какой прок им от пожара и вообще причём здесь они, но благоразумно промолчал.

Потому что таким молчаливым, серьёзным и злым капитана он видел лишь раз, а зрелище это хоть и было в чём-то прекрасно, но слишком опасно — стоило сказать что-нибудь не то, как можно было и получить.

— Одной из наших… задач, — начал объяснять Уолкер, даже не глядя на Тики, — является уничтожение ноевских лабораторий. И вот прямо сейчас одна из них уничтожается. Но не нами.

— Но… тогда кем? — парень нахмурился, тоже глядя в один из голоэкранов, на котором можно было заметить бегущего прочь горящего человека. Несчастный падал, катался по земле в попытках сбить пламя, но у него не выходило, и он снова бежал.

Это выглядело ужасно.

Тики знал о людях с такой кожей. Этот бедняга не погаснет, пока от него не останется только кусок обгоревшей зловонной плоти.

А также он знал еще и о том, что его семья вполне способна сама подпалить свою лабораторию для того, чтобы привлечь внимание Уолкера.

— Вот это нам и предстоит выяснить, — между тем глухим от злости голосом отозвался капитан.

Тики не видел его глаз, но был отчего-то уверен, что это даже хорошо — ему совершенно не хотелось увидеть выражение лица мальчишки. Что-то подсказывало ему, что это было опасно.

Потому что уже сейчас атмосфера вокруг капитана вновь стала напоминать чем-то Адама — тот тоже иногда злился так, что казалось, словно воздух вокруг него искрится от напряжения.

Через несколько минут они приземлились, и Уолкер, взяв с собой Тики, Канду и Лави (Алма всё ещё восстанавливался), мигом помчался на улицу, на ходу надевая тёплую парку поверх плаща.

Вокруг царил пылающий ад. Микк быстро огляделся и пожалел о том, что не заглянул в арсенал прежде чем выйти наружу, но было уже поздно. С собой у него был пистолет капитана и запасные патроны, а еще парень сделал снова концентрированный нейтрализатор Шерила за эти дни, и теперь шприцов с собой у него было куда больше, чем десять штук.

Уолкер махнул рукой, призывая всех следовать за собой, и Тики поспешил.

К такому Лулу Белл своего идеального человека, увы, не готовила. Вокруг царило жаркое зловоние, на земле валялись обгорелые изувеченные трупы — видно, кто-то срывал с себя капельницы, а кто-то бил стекло своих келий и лез в получившиеся дыры, ранясь осколками.

Подобное пожарище Тики видел лишь раз — он сам же его и устроил, чтобы сбежать. Но тогда… он сжег только блок L — лабораторный блок своей матери. Тот имел свой собственный выход наружу, и парню просто нужно было отвлечь от себя внимание. Людей тогда в блоке было мало — большинство из них были задействованы в транспортировке материала в другие лаборатории — ведь каждый в Семье специализировался на чем-то своем — и в палатах были только бесноватые.

Их-то Тики и поджег. А следом за ними — баллоны с газом.

Дежурные ученые решили спасти, как видно, свои шкуры, но случайно наткнулись на него. Одному Тики сломал хребет, а другому свернул шею. И ни капли об этом не пожалел за весь прошедший год — каждый день эти двое ставили ему капельницы ровно в пять утра, и после введения в кровь состава Микка еще часа два дико крючило от боли.

А потом приходила мать, тщательнейшим образом осматривала его и записывала в толстый старомодный ежедневник в кожаной обложке все снятые приборами показания.

Ее лабораторный журнал — это все, исключая документы, что Тики забрал с собой из сожранного пожаром блока.

Он спрятал его в самый дальний угол шкафа, завалил книгами и различной мелочёвкой, не вспоминал сутками — журнал был просто напоминанием о том, что Микк — часть Семьи.

Семьи больных фанатичных учёных.