— Ну и переживешь, — Тики мог поклясться, что Алма сейчас закатил глаза. — Найдем другой музей, капитан, — ободряюще произнес между тем парень. — Можно подумать, мало их на этом свете.

— Паршивый из тебя археолог, — обругал Алму Лави, недовольно мотнув фонарем. Свет мигнул и заскакал по стенам. — И потом — не одни же мы такие любители приключений.

— Можно подумать…

— А ну заткнитесь, — сердито оборвал назревающую перепалку Уолкер. — Раскудахтались тут, петухи хреновы. Не мешайтесь, мы уже подходим.

Через несколько минут капитан приказал выключить фонарь и направился вперёд, ничего не объясняя. Тики удивлённо нахмурился, но остальные приняли это явление совершенно спокойно, так что и Микк заставил себя не думать об этом. Всё-таки, это было даже логично — мальчишка же был чуть ли не единственным из них, кто обладал чудовищной мобильностью на поле боя со своим нюхом и оружием. К тому моменту, как их организованная колонна подошла к развилке, Уолкер вытаскивал из трупов свои иглы, заливая в них нейтрализатор, и, молча приставив палец к губам, кивнул в сторону правого коридора.

— Сколько? — шепнул Канда на ухо, подойдя к нему ближе всех.

— Впереди — около шести десятков. Готовьтесь.

Тики мысленно прикинул. Инъекций осталось шесть. При удачном стечении обстоятельств можно положить двенадцать бесноватых. Он прикусил губу. Плюс пистолет, которым он еще ни разу не воспользовался.

В команде их всего пятеро. Получается, как раз двенадцать мразей на одного, плюс-минус еще парочка.

Интересно, у него получится не тронуть пистолет капитана, или он скорее сдохнет, чем не пристрелит из него хоть кого-то в конечном счете?

Бесноватых навскидку в указанном месте и правда было около шестидесяти, и они все оказались куда более прыткими, нежели те, что видел Тики недавно в коридоре. Здесь парень не видел уже ничего, кроме цели — слишком ловкие для безмозглых идиотов (явно за счет инстинктов и рефлексов), лабораторные овощи бросались со всех сторон, и оставалось только благодарить бога, черта или кого там еще — Микк ни в кого из них все равно не верил — за то, что хотя бы заразными они не являлись.

А потом раздался оглушающий хохот сзади, принадлежавший разве что только какому-нибудь злодею из комиксов (Тики за этот год прочитал парочку), и он сразу же обернулся на звук, готовый тут же наброситься на него уже с пистолетом, как увидел…

Уолкера.

Мать вашу.

Хохочущего Уолкера, который с задором и весельем скакал между бесноватыми, кувыркаясь в воздухе словно профессиональный акробат и колол их иглами.

— Стручок, мать твою, захлопнись! — проорал Канда, размахивая своей катаной и рубя всех на своём пути.

— Но это же весело, нет? — засмеялся мальчишка, оттолкнувшись от очередного бесноватого, и плавно запустил иглы в пятерых собравшихся вокруг него недоупырей. И — тут же достал из-под плаща те самые стилеты, которыми угрожал полчаса назад Лави, и принялся разрезать врагов уже ими.

— НЕТ! — синхронно проорали Алма с рыжим, отбиваясь от толпы.

И все-таки он больной, устало подумал Тики, уже почти не удивляясь придурковатому поведению Уолкера. Который совсем недавно, очевидно, спас ему жизнь. На полном серьезе, ни разу при этом не улыбнувшись.

Это что, какое-то своеобразное посвящение?

Парень заковыристо выматерился сквозь зубы (как слышал когда-то от Майтры) и всадил предпоследний свой шприц в шею очередному мертвецу. Кого-то он отталкивал, кого-то — тянул к себе, от кого-то уворачивался… Бесноватых было так много, что Микк, казалось, потерял им счет.

А еще — у него дрожали колени.

До сих пор.

Да ты действительно гребанный трус, Тики Микк, выдохнул он сквозь зубы, пробиваясь поближе к кому-то из ребят и все-таки нащупывая пистолет.

Надо будет, кстати, потом вернуть.

— Нашёл! — крикнул вдруг Уолкер спустя несколько минут, когда Тики успел уже подстрелить пятерых бесноватых. — Бегом, бегом, бегом, салаги, иначе сдохнем здесь все, к чёртовой матери!

Он принялся толкать Алму, который оказался ближе всех к нему, в какой-то проход, больше похожий на трещину в стене, и Канда разозлённо отрубил башку одному из врагов одним слитным движением.

— Сколько их?

— На подходе ещё примерно столько же, — отозвался капитан, запихивая уже Лави в эту трещину, и кинул стилет в приближающегося мертвеца, распоров ему вену на шее. — Тики, бегом! — прикрикнул он, серьёзно смотря парню в глаза, и кивнул на проход.

Тики послушно скользнул в трещину, ту же щурясь от яркого дневного света и невольно передергивая плечами от прожегшего спину быстрого взгляда.

Все это выглядело так, словно Уолкер действительно беспокоился.

Парень прикусил губу, не желая признаваться себе в том, что ему это нравится. Потому что это было бы признанием своей очередной слабости. В данном случае — он какого-то дьявола сдастся на милость чокнутого рыжего мальчишки, о котором знает только то, что у него совершенно мерзкое чувство юмора. И вопрос «почему?» здесь будет стоять ребром хотя бы потому, что этот мальчишка по-прежнему дико его бесил.

Просто теперь к этому чувству прибавилось еще и какое-то иррациональное восхищение.

От которого следовало бы избавиться как можно скорее. Чтобы не забывать о своей цели сбежать куда подальше, если прижмёт.

Потому что вместе с прорастающим восхищением появлялось и желание никуда не сбегать.

Последним на поверхность выполз сам Уолкер — весь перемазанный в крови, слизи, с синяками и шишками, потрёпанный и взлохмаченный, но улыбающийся во весь рот.

Канда, стоявший как раз рядом, дал ему сразу же увесистый подзатыльник.

— За что-о-о? — непонимающе проныл капитан, обиженно потирая затылок.

— За то, что постоянно куда-то лезешь, идиот. Пошли отсюда, — кинул он и развернулся, сердито одёргивая пропитавшуюся кровью куртку.

— Но…, но как же мои фресочки? — сконфуженно пробормотал Уолкер, указав пальцем в сторону руин.

— Обойдёшься, — веско бросил азиат.

— Но Юу!

— Я сказал: обойдёшься, — остановившись, обернулся Канда к застывшему мальчишке и так опасно прищурился, что даже Тики неуверенно сглотнул.

— То есть я зря спускался на эту хренову землю, да? — капризно поджал губы мальчишка, топнув ногой. Мечник скрестил на груди руки и с вызовом посмотрел на него, скептически ухмыляясь.

— Можно подумать, ты до этого редко спускался, — фыркнул в ответ он. — Кончай ломать комедию, Шпендель. Идем к кораблю.

Уолкер скорбно поджал губы (однако озорно сверкая глазами) и, вздернув подбородок, гордо прошествовал мимо удивленно вскинувшего бровь Тики к виднеющемуся вдалеке силуэту Ковчега.

— Просто прелесть, — закатил глаза Лави. — Люблю нашего кэпа — только выбрались из заварухи, а он беспокоится о каких-то фресках. Ежу понятно, что их там не было!

Микк хотел было поинтересоваться, что означает это странное «ежу понятно», но в итоге только поморщился и решил позабыть об этом. По всей видимости, это была какая-то жутко древняя поговорка, о которой он просто не знал. Ну, потому что в Семье говорили по большей части исключительно матом или научными терминами, третьего было, в общем-то, не дано.

Адам, правда, матов не любил и иногда использовал в речи странные заковыристые литературные конструкции, из-за чего Тики часто просто не мог его понять.

Примерно через час они добрались до Ковчега, и Микк пару раз видел, как капитан подозрительно серьёзно о чём-то говорил с Кандой, который отвечал ему с тем же серьёзно-недовольным лицом.

Тики, честно говоря, понравилось видеть Уолкера таким… напряжённым. Без этих его шуточек, вечной ухмылки, переполненной ехидной наглостью, и насмешливых взглядов он был похож на вполне обычного парня, находиться рядом с которым было даже приятно.

Но то, что чувство юмора у него оказалось таким идиотским, было… немного грустно.

Потому что Тики ненавидел идиотские шутки.

А значит, игнорирование капитана продолжалось.