Холодильник действительно был. И не простой, а с идентификацией по отпечаткам пальцев. Тики вскинул бровь, но все-таки приложил к панели свой большой палец (правда, сомневаясь, что ему дадут доступ к еде). Дверца бесшумно отъехала, и взору Тики предстало несколько полок, каждая из которых была забита чем-нибудь невероятно вкусным.

Тихо хмыкнув (он уже успел уяснить для себя, что Джерри великолепен), Микк подхватил большое блюдо со свиными отбивными и приличный кусок пирога и, прикусив щеку, чтобы не наброситься на стряпню прямо сейчас, задвинул дверцу обратно.

Повар что-то пробормотал в дреме, и Тики тихо прошмыгнул мимо него, не желая будить. Выйдя в столовую, парень снова на какой-то момент прикипел взглядом к Уолкеру, который сидел теперь к нему спиной, но тут же отвел глаза.

За все эти дни он уже успел привыкнуть, что капитан был фигурой довольно-таки эфемерной — никто его не видел, никто о нём ничего не знал, но все говорили о нём и чуть ли не постоянно вспоминали: то приказ его выполняли, то помощи попросить хотели, то ещё что-нибудь в этом роде. А тут вдруг сам Уолкер собственной персоной. Ночью. В столовой.

Вот так повезло, скривился Тики.

Он сел за стол, чтобы быть спиной к мальчишке, и принялся за свой перекус. И, как это у него уже бывало, совершенно перестал замечать окружающую реальность — настолько прекрасной была стряпня Джерри.

— Ты этот пирог будешь?

Тики дернулся и инстинктивно сунул руку в карман (частое пребывание в лаборатории у Лоу Фа позволяло продолжать делать инъекции), но тут же себя одернул, замирая и сокрушенно вздыхая.

Вот идиот. И как еще не устал собственной тени бояться?

Уолкер плюхнулся за стол напротив него и подпер руками щеки, беззастенчиво его рассматривая и беззлобно усмехаясь.

— И правда параноик, — заметил он, лукаво сверкая глазами и слегка щурясь. — Ну надо же. И кто ж тебя так напугал, Тики Микк, что ты до сих пор дергаешься?

Тики прикусил изнутри щеку, не горя желанием (да и не собираясь) так просто расставаться со своими тайнами, и молча придвинул к юноше тарелку с пирогом. Только чтобы он замолчал и перестал задавать такие вопросы.

Уолкер вздернул бровь, глядя на него с еще большим любопытством, и невольно Микк поразился этой перемене в нем. Еще с четверть часа назад капитану было совершенно плевать, кто прошел мимо него и сколько еды стащил с кухни из-под надзора повара. А теперь что?

— А разве Джерри не говорил тебе не кормить меня? — наконец усмехнулся Уолкер.

— Если Вы таким образом выклянчиваете у меня ещё, то в этот раз я последую совету Джерри, потому что, — Микк повернул голову назад, скептически осмотрев целую гору грязной посуды, — вам и правда много будет.

Мальчишка недовольно скривился, надувшись, и отправил в рот последний кусок выпечки.

— Однако возвращаясь к моему вопросу, — наконец заметил он лукаво, снова подпирая щеки ладонями, — чего это ты такой дерганый?

Тики смерил его недовольным взглядом и просто пожал плечами. Такое допытывание не вязалось с рассказами ребят из команды о капитане. По их словам, он никогда особо не лез в душу и не надоедал такими расспросами. Хотя может статься, что сейчас он просто не знает, о чем именно спрашивает.

Если честно, Тики очень надеялся на такой исход, потому что вездесущий мальчишка перебивал все хорошее настроение одним своим появлением. И лучше бы вообще особо его не видеть, а просто получать приказы через кого-то. Или через что-то. Да хоть через голема.

Яда парню и своего хватало.

— Я отдам вам свою последнюю отбивную, если вы не будете задавать мне такие вопросы, — наконец отозвался он.

— Две, — веско добавил мальчишка с гаденькой ухмылочкой, и Тики, обречённо закатив глаза и зло стукнув по тарелке вилкой с нанизанной на неё второй отбивной, пододвинул к нему блюдо.

— Забирайте.

Мальчишка просиял, подвигая к себе еду и тут же берясь за оставленный парнем там же, на блюде, прибор.

— Молчу-молчу, — с предвкушением отозвался он, и Тики имел неудовольствие наблюдать, как быстро уничтожают его отбивные. Праздник желудка кончился, и это было печально.

— Значит, вас можно подкупить едой? — в конечном счете вскинул брови Микк, когда Уолкер отодвинул тарелку. Просто чтобы что-то сказать. Он не мог спокойно сидеть на месте, пока его сверлили каким-то нечитаемым взглядом.

Мальчишка пожал плечами, безразлично фыркнув.

— Я неподкупный, — усмехнулся он и хитро взглянул на Тики из-под полуопущенных ресниц, — но от халявной еды отказаться трудно.

Микк еле удержал себя от желания закатить глаза и насмешливо выдохнуть.

Ага, как же, «неподкупный», да ещё и «халявная».

Но Тики в который раз заметил за собой, что отчего-то не спешит перечить мальчишке. За этот год он прекрасно понял, что ставить на место зазнавшихся тюфяков и наглых идиотов ему нравилось. Очень нравилось. Было много прекрасного в осознании собственной силы и количества опыта по сравнению с этими спесивыми задохликами, которые даже за пределы безопасной зоны городов и не выходили.

Но Уолкер… что-то в Микке говорило, что с ним дела будут плохи, если решишь серьёзно вдруг встать поперёк его пути. Было в нём что-то опасное и хищное, сильное в своём равнодушии и страшное — в обоснованной наглости.

Тики не хотел себе признаваться, но отчего-то просто страшился попытаться хотя бы ответить с таким же ехидным лукавством на его грёбанные шуточки.

Потому что иногда каким-то самым дальним краем сознания Микку казалось, что атмосфера вокруг Уолкера такая же, как и у Адама. Такая же холодная, опасная, совершенно лживая и всепонимающая. Словно мальчишка мог видеть тебя насквозь. Словно знал всё. Словно прожигал серым ледяным взглядом и вводил в ступор язвительной ухмылочкой.

Но это длилось лишь несколько секунд — первый раз, когда они встретились на мостике. А во второй — вот сейчас.

Может быть, это основная черта всех лидеров? Вот такая вот опасность и неприкрытое превосходство в ауре?

— И ты… — продолжал тем временем Уолкер, словно бы гипнотизируя его этим своим взглядом из-под полуопущенных ресниц, — будешь предоставлять мне эту халявную еду, да?

Тики моргнул, усилием воли прогоняя это ознобом сковывающее тело опасение, и поднялся из-за стола. Еще не хватало, чтобы его шантажировал какой-то мальчишка. Ну уж нет, он достаточно наслушался приказов за эти годы, баста.

— Еще чего, — все-таки фыркнул он, не собираясь так просто сдаваться на милость этому мелкому рыжему тирану. — Сами договаривайтесь с Джерри. Спокойной ночи.

В конце концов, он всегда может сбежать, если придется. Уж что-что, а сбегать он научился буквально отовсюду. Трусы же вечно отовсюду сбегают.

— Ну-у-у, — даже не пытаясь подняться следом, протянул Уолкер с легким намеком на подначку. — Так неинтересно. Что, мы даже не обменяемся колкостями?

— А разве это соответствует нормам профессиональной этики? — вскинул брови Тики, на мгновение останавливаясь. — Вы ведете себя по-ребячески, капитан.

Мальчишка недовольно поморщился, явно задетый этим замечанием — или делающий вид, что задет, — и хмыкнул.

— Ну так это же не моя вина, — заявил он, поднимая голову и лукаво щурясь на Тики снизу вверх. У парня, однако, возникло такое ощущение, что они находятся в диаметрально противоположном положении. — Прошла неделя, а ты так и ходишь с кислой физиономией. Все улыбаются, а ты — нет.

Микк закатил глаза. Для Уолкера это было слишком просто, и вестись на такое он не собирался ни в коем случае.

— Не все, — однако ответил парень и зачем-то добавил, тут же прокляв себя, впрочем, за излишне длинный язык (ведь вполне мог и поплатиться, это он уже уяснил): — Канда вон не улыбается.

— Ты просто не видел, — махнул рукой Уолкер, глядя на него все с той же насмешливой хитринкой. Тики пытался — и честно не мог понять, в каком настроении находится сейчас этот рыжий монстр. — Да и вообще, — между тем отозвался тот, — это же Канда.