Неужели это именно Тики сумел вновь пробудить её? Согреть, заставить вспомнить своё детство, себя саму, то, что пришлось спрятать глубоко внутри?

Мужчина лукаво заулыбался, погладив её по ладони таким приятным, даже интимным жестом, а музыка окутала ее с головой, забираясь в уши, заставляя чуть качаться ей в такт, и это было так прекрасно — эта близость, эта радость, эта атмосфера, — что Алана всё-таки рассмеялась, крепко зажмурившись.

Изу завторил ей, явно тоже вспомнив что-то своё (он вообще был очень вдумчивым и молчаливым, напоминал своей отрешенностью немного Издена — седьмого брата, всегда погруженного в свои мысли и теории), и девушка мимоходом подумала, как же они с мальчиком похожи: их обоих Тики буквально подобрал и согрел, объяв своей лаской и заботой.

Тики закружил ее в каком-то удивительном танце, уча переставлять ноги и двигать телом, и Алана, отчаянно стараясь не отдавить ему пальцы, повиновались каждому его движению. В какой-то момент мужчина засмеялся, глянув куда-то ей за плечо, и притянул ее ближе к себе, коротко шепча:

— Там Неа. Такой злой, что мне даже немного страшно. И Салеман с таким удивительно натуральным выражением влюбленности на лице, что не знай я обо всем заранее — поверил бы ей!

В следующий момент он ее развернул, оказываясь спиной к действу, и Алана увидела сцену поистине уморительную. Мана всеми силами старался удержать на лице спокойное и благодушное выражение, но иногда, какую-то секунду буквально, в изгибе его губ и во всей фигуре сквозило едва скрываемое раздражение, вызванное всем происходящим. Неа же стоял вне круга танцующих мрачный как туча и ревностно наблюдал за тем, куда и как положила Салеман руку.

Алана с удивлением заметила, как ласково девушка гладит младшего Уолкера по плечу, когда они соприкасаются в танце плотнее, и как девушка скользит ладонью по его боку, спокойная и мягкая, какая-то словно текучая.

— Это… ваши женщины всегда так делают?.. — нахмурилась она, переводя взгляд на лицо Тики, и тот смущенно хмыкнул.

— Не всегда, — неловко хохотнул он, отведя на секунду взгляд, и девушка подозрительно прищурилась. — Салеман просто очень убедительно играет, — пожал Микк плечами, нарочито легкомысленно, и Алана, нахмурившись и вновь кинув взгляд в сторону Маны, чтобы запомнить эти странные движения, которые выделывала Салеман, положила ладонь на его плечо, мимолетно погладив ключицу поверх рубашки.

Тики вздрогнул, но ничего не сказал — улыбнулся как-то смиренно и весело, отчего девушка, обрадованная этой улыбкой, этим словно бы разрешением, скользнула пальцами к шее и мягко, почти невесомо погладила по коже.

Смысл в поглаживаниях боков Алана так и не нашла, потому что у морского народа живот к выражению чувств никак не относился (только если голод, но это сюда вообще не то), а потому ограничилась лишь плечами, потому что, на самом деле, ей уже и этого было вполне достаточно.

Тики был так близко, что можно было уткнуться носом ему в грудь, прячась от всего мира, и это кружило голову. Сердце билось как бешеное, словно пытаясь пробить ребра и сбежать из грудной клетки, и внутри вновь все сжалось в этом непонятном томительном ожидании, от которого можно было сойти с ума.

И Тики, словно подчинившись какому-то ритуалу, скользнул рукой по ее боку (о, она тут же уловила весь смысл этого прикосновения, потому что кожа под рукой мужчины загорелась) и… спустился к бедру. Точно как делал какой-то другой мужчина, танцующий с какой-то другой девушкой.

— А… в каких случаях так делают?.. — Алана погладила Микка по предплечью, на самом деле тайно наслаждаясь всем происходящим — донельзя интимным и личным, пусть не совсем понятным ей — и стремясь получить больше.

Больше прикосновений, о океан, потому что бедра под яркой расписной тканью платья пронзило истомой, заставив Алану ослабеть в ногах, больше близости, потому что она заставляла дрожать и ненасытно впитывать в себя каждое совершенное здесь и сейчас движение.

— Об этом мы в другой раз поговорим, — Тики как-то странно усмехнулся и привлек ее к себе, прижимая вплотную и стискивая несильно в кольце объятий. — Ты пока запоминай, как к тебе не должны прикасаться, — выдохнул он. — Как не должен прикасаться к тебе никто, — здесь мужчина склонился к ее уху и теперь почти шептал. И у Аланы поджимался живот от скручивающей тело томности.

— Даже ты? — попробовала улыбнуться она — потому что этот Тики был другим, более тёмным и спокойным, и хоть ласковым, но совершенно точно… властным. Настолько, что этой власти Алана не смогла бы воспротивиться даже будь у нее желание это сделать.

— Даже я, — согласился он — и да, Алана видела такие… прикосновения между танцующими, которых Микк никогда себе с ней не позволял.

Например, вот тот мужчина с короткими светлыми волосами медленно водит пальцем вокруг копчика раскрасневшейся девушки, а та в свою очередь, спрятав лицо у своего кавалера (это же был её кавалер, да?) на плече, почти невесомо гладит его по груди. А вон высокий юноша ведёт почти что ещё девочку в танце и с любовью во взгляде касается губами её подбородка. Или же женщина, моложавая, красивая, которая с какой-то хитринкой в хищном взгляде проводит пальцем по шее мужчины, с кокетством облизывается и тянет его к себе.

Алана зажмурилась, слишком смущенная, и на секунду подумала, что было бы прекрасно, если бы и Тики когда-нибудь к ней так прикоснулся.

Девушка закусила губу, уткнувшись ему в плечо, чтобы тот не разглядел её румяное лицо, но Микк определённо точно все и так понял. Потому что коротко хохотнул и погладил ее по спине, словно успокаивая.

— Не волнуйся, — улыбнулся он ласково — и снова скользнул ладонью к ее бедру. — Никто не прикоснется к тебе так. Честное слово, — это было сказано с какой такой слабой, совершенно безнадежной усмешкой, что девушка замотала головой, отстраняясь.

И — закусив губу, повела подушечкой пальца по его шее.

Тики облизнулся и сглотнул — как-то так, будто во рту у него пустыня. И улыбнулся дрогнувшими губами.

— Но я же…

— Ты можешь, — перебил он ее. — Ты можешь так прикасаться. К кому захочешь и как захочешь. Пока тебе это нужно.

— И ты ни слова не скажешь против? — за спиной у Тики мелькнула черная макушке озорной Салеман, все-таки увлекшей Ману в танец, но мужчина, даже если и узнал ее заразительный смех, не обратил на него внимания.

Он смотрел только на Алану. А девушка не отрывала взгляда от его лица. Точеного, напряженного, полного теней.

— Нет, — покачал головой мужчина, и эта покорность… она опьянила совсем как-то сладкое вино, которое подали им в первый вечер на суше.

Алана потянулась вверх и мягко коснулась губами его подбородка, жмурясь и сползая вниз, к шее. И это было как будто сном. Ей казалось, открой она глаза сейчас — проснется в своей бухте, безумная, молчаливая и совершенно одинокая.

Да что же с ней вообще происходило? Неужели все влюбленные девушки так ведут себя?

Алана, правда, подумала, что все это ещё напоминает чем-то игру. Будто она была дельфиненком, которому показали сырую рыбку — и позволили делать все, что тому хочется. Дельфиненок сначала не верит, не движется, а потом начинает медленно проверять, правда ли это или нет, — и в последний момент кто-нибудь выхватывает рыбку прямо из-под его носа счастливого, потому как позволили слишком много лишь для того, чтобы посмеяться и отобрать все в конце игры.

Алана понимала, что сравнение было ужасным, что Тики не мог так алчно и высокомерно повести себя, но ассоциация была именно такой, и ничего поделать с этим было нельзя.

Тем более… она любила играть. Когда-то давно, до заточения, она обожала играть.

— И даже сейчас не скажешь? — тихо выдохнула Алана ему в губы, отчего-то не решаясь прикоснуться к ним, хотя понимала, что хочет этого. И одновременно боится.

Тики покачал головой и улыбнулся — как пьяный или сонный — так ласково и лениво, что терпеть его обволакивающую теплоту просто так и дальше было совершенно невозможно. Алана потянулась вперед, почти… почти коснулась его губ… но Тики ее обогнал. Он прижался к ее губам, притягивая её к себе совершенно развязно и… не так, как делал это прежде. Иначе, крепче.