Гнев всколыхнулся в груди, вспыхнул – и Алана прищурилась, становясь как будто как-то мягче. Как будто сейчас держала за руку ребенка. Как будто… О, мужчина этого просто терпеть не мог.

– Почему ты мне не сказал? – в изгибе ее губ и слегка прикрытых веках прослеживалась какая-то странная нежность, почти болезненная, но оттого не менее необъятная и светлая.

И Тики действительно ощутил себя ребенком. Но оправдываться не захотел – потому что именно поэтому и не сказал, потому что не желал быть ни внуком, ни племянником, в которого, кажется, вот так превратился сейчас всего за минуту.

– Не было необходимости, – выдал он вместо объяснений, дернув плечом, и улыбка русалки вдруг снова стала хитрой. Девушка хохотнула – и тесно прильнула к нему, вскидывая голову.

– Неужели ты до сих пор на это обижен? – протянула она весело, и Тики просто ощутил, что да, он снова чувствует себя ребенком, но злиться ни на кого просто не может.

Потому что, о злостные духи, как можно было злиться в такой ситуации? И – на кого?

Только на себя, на идиота, который позволил правде выползти наружу.

Тики недовольно скривил губы, понимая, что этим жестом явно зарабатывает ещё одно очко в пользу того, чтобы Алана видела в нём ребёнка, и подумал, что всего лишь через несколько часов будет очень эффективно разубеждать её в этом.

Девушка весело хохотнула, вновь пуская на своё лицо это… сестринское, даже материнское какое-то выражение – то, с каким смотрела частенько на близнецов и Изу, и Микк еле сдержал себя от крепкого поцелуя, чтобы стеретьстеретьстереть эту эмоцию – потому что Алана была его возлюбленной, его женщиной, той, кого он желал взять в жёны. А потому не нужно на него смотреть, как на… какого-то родственника!

– Мы ещё поговорим об этом, – шепнула девушка ему в итоге, явно видя, что Тики был недоволен, и мимолётно поцеловала его в уголок губ – так, чтобы не смущать тут же раскрасневшегося Изу, спрятавшего лицо в ладошки.

О, они обязательно поговорят, сверкнул Тики глазами в сторону Неа, уже успевшего ретироваться под крылышко к своему возлюбленному близнецу, сейчас мягко журящему его за проступок, но, конечно, даже ни разу не давшему крепкого подзатыльника. Хотя чего тут еще ожидать, это же Мана – самый кроткий ягненок во всем их стаде… то есть, в семье.

«Через несколько часов» наступило как только Изу сморил сон. Много работающий над своими языковыми навыками ребенок ужасно устал за день и просто уснул у Тики на коленях на середине очередной сказки, спокойный и уютный настолько, что отпускать его совсем не хотелось. Однако Алана, весь вечер с какой-то новой улыбкой льнувшая к его боку и как будто чисто машинально иногда потягивающая его за выбившийся из хвоста локон, тут же дала понять, что ждет объяснений, и малыша пришлось отнести в шатер.

К этому времени все уже медленно, но верно расползались по своим норам. Лави ушел еще самым первым – демонстративно зевнув и со звуком захлопнув книгу, он резко кивнул сидящим у костра на прощание и ушел отдыхать, а уже за ним потянулись солдаты, а там и близнецы. И вскоре, стоило только Микку остаться с Аланой наедине, русалка прижалась своим бедром к его и скользнула ладонью по его колену, нежно краснея, но упрямо вскидывая голову.

– А вот теперь, – сказала она тихо, – можно поговорить и серьезно. Так почему ты мне не сказал, Тики?

Мужчина недовольно скривил губы, отведя взгляд в сторону шатра и стараясь выглядеть как можно более спокойным и не задетым всей этой ситуацией – всем этим осознанием, что Алана видела в нём теперь не мужчину, не своего возлюбленного, а, в первую очередь, родственника.

Но девушка смотрела на него с мягким, но требовательным ожиданием, ужасно напоминая этим жестом Адама – тот тоже иногда глядел так на Микка, когда тот творил что-то странное. Старик вообще редко его ругал – но всегда его взгляд, вот такой же мягкий, но требовательный, заставлял признаваться в своих ошибках.

– А можно не отвечать? – всё же вздохнул Тики, предпринимая очередную попытку сбежать от ответа. Алана качнула головой.

– Нет, – улыбнулась она успокаивающе и повела пальцами по его руке, словно бы вселяя уверенность или что-то ещё. – Но, если хочешь, я тоже что-нибудь расскажу тебе. Чтобы всё было равноценно, – девушка опустила голову набок и глухо хохотнула, смешливо зажмурившись. – Правда, мне иногда кажется, что ты и так всё обо мне знаешь.

Мужчина поморщился, перехватывая ее руку и сплетая их пальцы. Алана тут же разулыбалась, заглядывая ему в лицо, но он отвел взгляд.

– Это неравнозначно. Упущение-то мое.

Русалка с сожалением выдохнула и надула губы как будто в какой-то задумчивости. А Тики – Тики не думал. Он просто хотел обнять ее, уронить на землю и поцеловать.

Потому что он не был ребенком.

– То есть? – все-таки нарушила только-только рождающуюся между ними тишину Алана – и как-то почти виновато попросила: – Ну Тики, пожалуйста, расскажи мне. Я что-то не то сделала?

Не что? Что-то не то? Почему она с таким участием на него смотрит, о ветер и море! Как ей вообще удается так легко манипулировать его поведением, дракон сожри их обоих! Его – за бесконечное потакание, а ее… да и ее – тоже.

– Сначала мне было плевать, – Тики дернул плечом и вскинул глаза на ее взволнованное лицо, напрягшееся на какой-то момент, но тут же смягчившееся. – А потом я не хотел, чтобы ты воспринимала меня как родственника, и не знал, как к такому относится ваш народ.

Это было почти правдой, потому что он помнил обо всех своих переживаниях – ведь этим переживания были его частью еще совсем недавно, всего-то пару недель назад, но… Но Алана довольно таким ответом явно не осталась. Она только как-то огорченно прикрыла глаза и не участвующей в пожатии ладонью погладила его по щеке – скользнула самыми кончиками пальцем, задевая родинку на скуле и губы. И – замерла.

– Ну а после?

Тики закатил глаза и неохотно процедил:

– Не было необходимости.

Потому что её и правда не было. Да и не было подходящего момента. Да и вообще смысла говорить об этом уже никакого не было!

Алана мягко рассмеялась (мужчина наблюдал, как мягко шла волнами её грудь) и покачала головой, хитро сверкнув глазами из-под белоснежных ресниц.

– Ти-и-и-ики, - -проникновенно протянула она, заставив у Микка в животе что-то перевернуться и завязаться в тугой узел, и пробежалась пальцами по его шее. – Ну какой же ты всё-таки… – девушка радостно заулыбалась, вновь с этой умилённостью на лице, словно перед ней был брат или даже племянник: маленький и не смышлёный, совершенно милый в её глазах, и Тики, сердито рыкнув, всё же повалил вскрикнувшую Алану на землю, крепко целуя её, прикусывая нижнюю губу и цепочкой поцелуев опускаясь к шее.

– Н-ну не з-здесь же!.. – потерянно воскликнула она, попытавшись как-то отстраниться и сорвавшись на короткий стон, когда мужчина пробрался пальцами под юбку и легко провёл кончиками пальцев по внутренней стороне бедра. – Т-тики! Ну что ты творишь?

– То и творю, – веско отозвался мужчина и погладил ее по бедру, вынуждая ярко покраснеть, развести ноги и вздрогнуть всем телом. – Я не ребенок.

Какая же она была восхитительная!.. Хоть и считала его маленьким мальчиком теперь, по всей видимости.

– Н-ну… мы же н-не… не в шатре-е… – мужчина наклонился, целуя ее в шею и спускаясь ниже, к груди – к кое-как завязанному узлу на жакете, уже почти распустившемуся и… и…

О ветер и море, как же ему нравилось наблюдать за ее смущением – потому что это было тем единственным, в чем ему удавалось выигрывать раз от раза и еще потому, что девушка совершенно потрясающе стонала, когда он к ней прикасался, и это давало ощутить себя не ребенком, а кем-то… кем-то важным. Значимым.

Тики вернулся к губам девушки, покусывая и посасывая их и упиваясь своим всевластием – и погладил ее между ног.

– А плевать, знаешь? – заявил он решительно, действительно даже не думая в этот момент о том, что кто-то может их услышать (а ведь вполне вероятно – уж мелодичные девичьи стоны-то точно, ведь на полянке стояла относительная тишина). – Я не родственник – я не брат, не внук и не племянник. Я люблю тебя. И вот поэтому я молчал.