Шрам уже даже не был чувствительным, когда его касались, но все же он… он загорался, стоило только мужчине провести по нему рукой. Приятно загорался. Собственно, как и шрамы на бедрах — тонкие белые линии рубцов; все, что осталось от ее гордости.

Мысли об этом одновременно и подняли, и испортили настроение, и Алана покачала головой. Кроме очередной неудачной попытки воссоздать ритуал она сегодня целый день носилась с Изу по берегу — ребенок учил ее играть в салочки — и еще… еще она пыталась научиться плавать так, как… как теперь было в ее силах. Не может же она сидеть взаперти, как вернется обратно в море, просто потому, что у нее плавников нет! Так нельзя! Она этого не позволит!

И плевать ей будет на всех, включая Линка и собственного отца, который обязательно будет против всего, что она ему предложит, потому что Мариан — вдовец, потерявший всех детей, кроме одной не самой лучшей дочери: среброволосой ведьмы, запугавшей большую часть океана своими обострениями.

Алана научится плавать, чего бы ей это ни стоило! Просто потому, что быть немощной слабой русалкой, которой необходима помощь просто для передвижения, — выше её сил. И — гордости.

А потому плавать она училась вдалеке ото всех, в спрятанном деревьями и густыми кустами местечке, взвинчиваясь на тех, кто подходил к ней и хотел помочь. Таких, правда, было всего несколько, но девушка упорно отказывалась от предлагаемой помощи, не желая чувствовать себя ещё более беспомощной, чем обычно. Подумать только: русалка, учащаяся плавать.

Озеро принимало её с распростёртыми объятиями, явно соскучившееся по людям, невероятно одинокое и медлительное, словно бы выпавшее из течения времени, и Алана, когда была укутана тоннами воды, чувствовала родство с этим потерянным в веках местом.

Ведь она тоже была заперта где-то за границей мира и времени.

Тики подтянул ее обратно к себе и мягко поцеловал в висок, словно почувствовав, что девушка задумалась не о том. И быть рядом с этим человеком… было прекрасно. Алане казалось, они вместе уже очень давно, хотя на самом деле началось все вовсе еще недавно, и это недавно для русалки ее возраста казалось просто пшиком.

А может, все дело в том, что она просто никогда ничего подобного не ощущала?

Девушка откинулась головой Тики на плечо, открывая шею, и блаженно зажмурилась. Он был ее опорой, и ним было хорошо так, как не будет ни с кем другим.

Как никогда не будет хорошо с Линком.

— Все будет хорошо, — тихо произнес мужчина, проводя носом по ее коже и заставляя ее замереть.

Мысли о Линке сразу же улетучились из головы. Да и были ли они чем-то важным в этот конкретный момент? Ведь в этот момент Алане казалось, она может — и должна — убедить отца в том, что будет лучше для всех. Ведь жрицей она могла оставаться и на суше — потому что столица находилась на побережье. И к тому же… здесь ее будет кому контролировать, разве нет? С целой семьей потомственных повелителей воздуха даже ей будет справиться не так просто, если на то пошло. Да и… зачем здесь будет идти против кого-то, если эта семья — ее?

— Это точно, — приободрившись немного от этой мысли, едва ощутимо кивнула Алана, с восторгом чувствуя, как ее мягко гладят по животу.

Тики вообще был таким ласковым, что иногда девушке казалось, она плавится в его нежности, подобной кипящему источнику — такой же горячей, обжигающе-приятной и невероятно расслабляющей. Микк словно бы чувствовал, как следовало погладить, куда необходимо было надавить, чтобы девушка полностью отдалась ему во власть, забыв обо всех своих горестях и проблемах.

А всего этого было много. Но думать обо всем этом не хотелось и в обычное время — что уж говорить о таких моментах, когда мужчина так аккуратно ласкал её, по сути не делая ничего — лишь касания, даже невинные в своём исполнении, но невообразимо прекрасные и трепетные.

Алана прикрыла глаза, чувствуя, как её уносит куда-то далеко-далеко тёплым течением, и глубоко вздохнула, расслабленно улыбаясь.

— Люблю тебя, — шепнула она, дрожа от восторга, от удовольствия, от собственного счастья, переполнявшего её тонкое хрупкое тело.

Тики ничего не ответил — лишь бархатно поцеловал её в шею, туда, где под кожей скрывались жабры, и Алана ощутила себя такой воздушной и свободной, что могла бы взлететь при первом же порыве ветра.

Изу, уморившийся за день, уже видел девятый сон, а потому нежить её Тики никто не мешал: они поставили свой шатёр на отдалении от остальных, ближе к озеру, чтобы девушка могла увильнуть к воде в любой момент, а отужинали как раз перед тем, как разложить своё спальное место.

— Тики… — внизу живота истомой разлилось напряженное наслаждение, а уж краснота на щеках была и вовсе невыносимой. И все же… — Скажи, а как… как ваши женщины ублажают мужчин?

Микк прыснул — как будто увидел что-то очень веселое в вопросе — и легонько прикусил ее ушную мочку. То ли он так велел завязывать с подобным интересом (что в принципе было невозможно, когда тебя так прижимают к себе и так нежат), то ли провоцировал продолжать. И даже если второе предположение было неверным, Алана предпочла следовать именно ему.

— Ну Тики!.. — ее снова куснули за ухо, и в этот раз мужчина горячо выдохнул.

— Неужели ты действительно думаешь, что не сгоришь от стыда, пока я буду тебя просвещать? — с беззлобной насмешкой проронил он, распуская узел на ее ханбоке и проникая горячими пальцами под одежду.

Алана не была так уверена в этом — потому что она сгорала от стыда уже сейчас, глядя на его реакцию, но… но это было для нее методом отвлечься! И еще — попытаться как-то сделать хорошо и ему, конечно же. Правда, девушка совершенно не представляла, что может свершить, кроме как просто ему отдаться (чего произойти просто-напросто не могло — может, она и убедит отца, но… если не убедит, и Мариан узнает, что она отдала свои плавники человеку — не поздоровится всем).

— Нет, не уверена, — пискнула она, шумно вздыхая, и выгнулась, когда Тики погладил ее по груди.

О океан, ну как можно быть таким… Он же даже ничего не делает — только гладит! Но так, что в голове просто шаром покати.

— Ну вот видишь, — на этот раз смешок мужчины был гораздо отчетливее, и девушка ничего на него не ответила, подавленно прикусив губу.

Нужно было спрятаться в шатре, чтобы не привлекать своим поведением лишнее внимание тех, кто нечаянно мог забрести сюда (Лави, например, который и так буквально следил за всеми передвижениям девушки, очевидно полагая, что она представляет опасность для окружающих), но Алане было так лень подниматься и останавливать Тики от всех этих поглаживаний — она казалась самой себе разнеженной амебой или слизняком, и это сравнение веселило её своей абсурдностью и ироничной правильностью.

Микк же просто её гладил, вновь повторила про себя девушка. Он не щипал, не мял, не жал, как это делали Шан и Роц, но Алане безумно хотелось, чтобы Тики хоть раз притронулся к ней так же, как и они — только в его прикосновениях нежности будет куда больше.

Мужчина мягко хохотнул ей на ухо, обжигая мочку и шею горячим дыханием, и мимолётно коснулся пальцами затвердевших сосков, рождая внизу живота зудящую истому, отчего девушка не сдержала сорвавшийся с губ стон.

О океан, Тики же касался лишь её груди, груди, которая у морского народа никогда не была предметом влечения! Что же будет, когда он коснётся к её ногам?..или к хвосту? Вновь прикоснётся к её уродливому хвосту?

Ей так хотелось, чтобы он прикасался, что она сама готова была направить его руку.

Неужели ему не надоедает ласкать ее? Неужели его не утомляют ее всхлипывающие стоны от самых простых жестов, на которые она отзывается как тугая арфовая струна — на каждое прикосновение арфиста? Ведь отдачи Тики не получал — вообще никакой. Алана не знала, как к нему прикоснуться, и это смущало ее, стесняло и долго не давало спать по ночам.

Она была эгоистичной, и Тики поощрял ее эгоизм. Глубокими поцелуями, мокрыми дорожками на линиях алой росписи, поглаживанием тут же тяжелеющей, наливающейся груди.