Алана фыркнула, невероятно яркая и красивая сейчас, словно до этого, в человеческом обличье, она лишь собственным отражением, тенью, и заправила упавшую на лицо прядь за ухо, оголяя жабры на шее.
— Поверь, сама в шоке, — поделилась она со смешком, и Тики отчего-то почувствовал себя не в своей тарелке: вспомнилось, что девушка четыре века провела в одиночестве, где, вероятно, никаких приключений быть не могло и в помине. — Никогда не думала, что настолько удачлива, — мягко рассмеялась Алана вновь в этой двоякой манере, когда мужчина просто не мог понять, что же кроется за этим смехом и этими словами: горечь или же радость.
Девушка вздохнула, на мгновение показав кончик хвоста из-под воды, и, грациозно подняв руки под поверхностью озера, ласково принялась звать духов к себе.
— Он — белодухий, — проговорила она с улыбкой, и разноцветные огоньки выскочили из-за деревьев, из-под воды, соткались из воздуха и закружили цветастым водоворотом вокруг опешившего Тики. Алана заливисто рассмеялась, становясь такой счастливой, такой искристой, что мужчина подумал — он готов смешить её постоянно. Лишь бы она продолжала оставаться такой великолепной в своей искренней радости. — Ты им нравишься, — поделилась русалка с довольной улыбкой, притронувшись к волосам, и медленно провела по ним пальцами (Тики залюбовался тонкими перепонками), аккуратно скрывая серебристой волной своё тело.
Она стеснялась его. Тики почему-то понял это внезапно остро, и ему стало неуютно. Алана стеснялась или стыдилась своей ипостаси, не оборачивалась при нем даже после того их разговора об этом, и это имело под собой, в общем-то, достаточно веские основания, но все же…
Наверное, не стоило на нее давить. Но и ей не стоило постоянно себя этим стращать, ведь здесь, на суше, даже духи приняли ее. Не значило ли это, что она в безопасности? Не это ли было лучшим доказательством?
И поэтому, наверное, мужчина все-таки не смог не спросить об этом.
— Алана… почему ты… прячешь хвост? Ты… я… — он замялся, не зная, как это продолжить, и в растерянности хрустнул костяшками пальцев, тут же чувствуя, как притихший Изу прижался к его боку, словно подбадривая — или останавливая. — Я могу уйти, если… если помешал. Я ведь…
Алана, замершая при его вопросе в каком-то взволнованном ступоре, встрепенулась, стоило только ему замолчать, и как-то заторможенно хлопнула ресницами. Словно не… не знала, что на это ответить, и теперь лихорадочно соображала. Впрочем, к такому вопросу она явно была не готова, потому что в итоге невинно захлопала ресницами и как можно спокойнее выдала:
— Э-э… о… о чем это ты?
Тики завел глаза. Ну вот стоило ли его обманывать, если он все равно понимал? Он был не так глуп и легкомысленен, как может показать на первый взгляд, вообще-то. Именно это их с Неа, наверное, больше всего и роднило.
— Неужели ты надеешься перехитрить меня? — вздохнул мужчина.
Ему было слегка обидно. Обидно за то, что не смог уберечь её, обидно за то, что сама Алана не доверяла ему всех своих мыслей, своих страхов, обидно даже за то, что прикоснуться к ней было чем-то до сих пор запретным. Прикоснуться так, как хотелось.
…а хотелось хоть раз погладить её по хвосту, дунуть на лёгкие бедренные плавники, заставляя их затрепетать от нежного ветерка; ужасно хотелось поцеловать жабры, спрятанные под плотной на вид чешуёй, или провести губами по тонким перепонкам — и эти желания казались неправильными, потому что Алана стеснялась показывать себя. Показывать себя настоящую.
— Н-но я… я просто… я же… просто не хочу… — забормотала девушка, потупив взгляд и взволнованно облизнувшись. Жёлтый зубастый дух, сжавшийся до размеров небольшой птички, опустился ей на голову и опасно оскалился, направив то, что должно было, наверное, зваться лицом (там был лишь большой крест), на Тики.
И мужчина уже в который раз обругал себя всеми словами, какими только можно было. Потому как никогда не забывал, что Алана боялась окружающего мира, но вечно опускал то, что она могла бояться и его в некотором смысле. Или даже не самого его — а того, что может произойти.
Хвост же… он для русалок чуть ли не священен. Неудивительно, что девушка после того, как её чуть не изнасиловали (злость тут же поднялась в груди штормом — они же ничего не успели ей сделать, да?), стеснялась показывать себя. Стеснялась — и боялась.
— Извини, — горестно выдохнул Тики, чувствуя себя полнейшим идиотом. — Забудь, я не хотел, — он попытался улыбнуться как можно более ободряюще, но отчего-то ему казалось, что ничего у него не вышло. Мужчина осторожно погладил по ладони вздрогнувшую от этого прикосновения Алану и легко притронулся носом к её щеке, помня, что у русалок было так принято выражать свою поддержку и симпатию. Жёлтый пузатый шарик одобрительно фыркнул, и Микк показал ему язык под сдавленный смешок Изу. — Лучше расскажи, как ты вообще умудрилась собрать тут орду духов?
Однако девушка ему не ответила. Она облизнула розовые губы, словно решалась сделать или сказать что-то, но никак не могла, и, нащупав его ладонь, сжала в своей руке.
Тики с замиранием сердца ощутил, какие у нее мягкие и нежные перепонки между пальцев, и какая прохладная нежная кожа. Он мог целовать ее еще совсем недолго и совсем не хотел терять отведенное им время зря, но сейчас… сейчас торопить события не хотелось, потому что золотой шарик-дух замер, а Изу совсем притих, и сама Алана…
Сколько она преодолевала ради того, чтобы не обижать его? Сколько страхов она запирала внутри себя, чтобы к нему прикасаться?
На секунду Тики снова захотелось оказаться в каюте Марианны перед зеркалом, где наполовину простоволосая и прекрасная в своей наготе русалка изводила его и себя откровенными вопросами. И почему он постоянно вспомнил про эту каюту и это зеркало, о дракон…
Алана осторожно погладила его по внутренней стороне запястья подушечкой большого пальца и, вскинув на него глаза, отчаянно полыхая щеками тихо произнесла:
— Ты можешь прикасаться к нему сколько влезет, правда… Если… если тебе это не противно, конечно…
Тики дернулся как пораженный молнией в темя любитель гроз — и ошеломленно приоткрыл рот, когда ощутил, как осторожно прижала его ладонь к своему хвосту русалка.
Когда ощутил, как серебристая прохладная чешуя скользит от воды под пальцами, и как хвост девушки словно трепещет, выдавая разом все ее чувства на этот счет. Все ее волнения, опасения и страхи. И — все ее желания.
Мужчина медленно выдохнул, ощущая, как воздух покидает его, превращая словно бы в сдувшийся в штиль парус. И — осторожно погладил нежные чешуйки ближе к кружевной юбочке похожих на белые кораллы плавников.
Алана захихикала, совершенно красная, смущённая, спрятавшая лицо в волосах, и Тики, ощутивший внутри целый ураган, норовящий унести его куда-то в небо, порывисто прижал её к себе, ловя губами вопросительный стон и быстро целуя жабры таким лёгким мимолётным жестом, что даже не успел полностью прочувствовать этого.
— Люблю тебя, — выдохнул он ей в приоткрытый рот и потёрся носом о щёку, чувствуя себя таким трепетным, таким воздушным, таким… таким… таким счастливым, что казалось, что ни одно слово в этом мире не было способно передать степень его счастья. Изу тут же потянулся к ним, обнимая своими маленькими тонкими ручками, и Тики был готов уже сейчас просто лопнуть от переполнявшего его… чего-то.
— Тоже тебя люблю, — шепнула Алана смущённо, всё также пряча лицо, но только теперь уже у него на плече, и Микк коротко рассмеялся, ласково проводя пальцами её волосам и задевая на плече редкие чешуйки, разбросанные по всей коже подобно звёздам.
Он так хотел… сказать ей. Попросить ее. Вымолить у нее эту возможность — быть рядом с ней всегда, потому что это было так удивительно глубоко и прекрасно — любить ее, что без этого чувства, которое раньше он, дурак, считал оковами, кандалами, он не сможет найти себе места.
Потому что ему не нужна была никакая жена, кроме той, которой Алана стать ему не могла. И никакая семья, кроме уже существующей, была ему не нужна, если она не была ее частью. И никакие дети, кроме Изу, который всегда будет его шкатулкой секретов и самой оберегаемой драгоценностью, ему нужны не были, если это будут дети не от Аланы, а от другой женщины. Той, что Мари предсказал ему на корабле. Той, которой он станет хорошим мужем и отцом детей которой он будет просто замечательным.
