Старшей царевной, первой после Элайзы, была Энка. В общем-то, Верховной жрицей она стала после того, как Зиргена прокляла Элайзу, лишив ее возможности говорить с океаном и петь ему. Саму же Алану к этому не готовили никогда хотя бы потому, что она была самой младшей сестрой. Мог ли кто-то подумать, что когда-нибудь наука быть жрицей — и не простой жрицей, а той, что стоит над всеми — ей может пригодиться?

Тики, совершенно не стесняясь присутствия Маны и наблюдающего за ними искоса Неа, легко чмокнул ее в уголок губ и улыбнулся. Как будто заметил, что мрачные мысли снова обуяли ее, и поспешил спасти.

Мана спрятал улыбку в зевке, явно не желая смущать их, и ничего не сказал, только засветился, радуясь, и девушка ощутила, что краснеет.

Впрочем, это был приятный румянец. Какой-то словно бы согревающий. Когда краснеешь от смущения, но знаешь точно, что тебя не осудят и над тобой никогда не засмеются, а если и засмеются, то беззлобно.

Когда ты… часть семьи?

— Ну… — Микк легко погладил ее по боку, сползая ладонью ниже, к бедру, словно для него это был какой-то новый знак, какой-то намек. Возможность… сделать что? Может быть, показать, что он хочет поцеловать ее? Ведь он не мог ощущать того же, что ощущала она, если кто-то задевал его бедра. Значит ли это, что для него этот жест означал скорее не сам поцелуй, а возможность сказать о нём?

«Я хочу поцеловать тебя».

Ты меня целуешь, Тики. Спасибо, что согласился со мной остаться и позволил любить тебя.

— Не думаешь, что это в какой-то степени исполнение твоей мечты? — улыбка у мужчины получилась горькая, и девушка легонько ткнула его в бок локтем.

Не стоило отравлять виной их… отношения.

Не дружбу. Отношения.

Любовь.

«Я люблю тебя».

Она снова ощутила, что краснеет, и обнаружила, что чем больше вечереет, тем сильнее становится над ней власть этих мыслей.

— Если мой первый опыт в качестве посла увенчается успехом, то, возможно, отец пересмотрит своё желание вновь запирать меня где-нибудь, — рассмеялась Алана, пытаясь избавиться от смущающих мыслей, которые заставляли её трепетать в ожидании чего-то совершенно потрясающего. Они же будут спать в одном шатре, и Тики будет рядом, и он… он же сможет поцеловать её хоть украдкой? Или же девушка могла и сама ухватить момент и украсть поцелуй с его губ, не так ли? Для неё же любое его нежное прикосновение к ногам было подобно ласке, но доставляло ли самому мужчине это столько же удовольствия, сколько и ей? И если нет, то что мешало Алане, манта раздери, взять и поцеловать его?

…и то, что она просто не умела этого делать как люди, уж точно не было оправданием.

— Главное, чтобы он хвост не увидел, — хохотнула девушка, развеселившись и сощурив веки от смеха, и замерла, когда услышала, как никто в ответ её веселье не поддержал. Она подозревала, что её чувство юмора было странным, но раньше как-то не обращала на это внимания, потому что и не шутила особо, но теперь было как-то немного неловко. Мана виновато закусил губу, уткнув взгляд в землю, Изу непонимающе моргал, а Тики тяжело смотрел в костёр, и Алана мысленно дала себе по лбу. Была бы возможность, она бы сейчас их всех водой облила, но воздух был слишком жарким, земля — сухой, а близрастущие травинки — выжженными, отчего магией воспользоваться было просто невозможно, но прервать затянувшуюся тишину, оказавшуюся слишком давящей и неудобной, хотелось прямо сейчас же. Из-за чего девушка и постаралась перевести тему как можно мягче и незаметней: — А что бы ваши отцы сделали, если бы вы сбежали из дома?

— Ничего.

— Запер бы.

Алана поперхнулась, удивленно уставившись на этих двоих, и обомлела. Тики, который совсем немного обогнал друга с ответом, все также мрачно смотрел в огонь, и девушка ощутила дикое желание прижаться к нему как можно крепче, чтобы прогнать тень скорби с его лица, а Мана… Мана иронически улыбался, как будто это короткое и уверенное: «Запер бы», — относилось только к нему одному, не касаясь Неа никоим образом.

— А… почему? — вопрос вылетел сам, прежде чем Алана, наученная горьким опытом отношений с родителями, успела его удержать.

— Ну вот так, — младший Уолкер пожал плечами как-то словно бы независимо, но строить эту независимость у него получалось плохо. Потому, что Неа, болтающийся с Изу по другую сторону костра, совершенно, казалось бы, не обращал на него внимания?

— Да все просто, — Тики отвернулся от костра и криво улыбнулся, словно и не думал минуту назад об отрубленных плавниках. — Мой отец — ученый, так что рос я определённо не под его присмотром, но за это я его и люблю. Для него мой побег — очередная прогулка куда-то за море. А отец близнецов — просто перестраховщик. Мана всегда рос болезненным, и он вечно за него пекся. Вот поэтому Мана и не хочет говорить об этом, — здесь мужчина, словно ничуть и не пугаюсь недовольства друга, хмыкнул. Мана насупился, но ничего колкого ему не ответил, только кивнул в знак согласия, когда Алана перевела на него взгляд.

— Мы росли вместе, — заметил он, — но наша разница в том, что Тики и Неа, здоровых, в отличие от меня, никто не неволил. Так что… думаю, мне под силу в чем-то тебя понять.

Алана подумала, что вряд ли его запирали по той причине, что он был способен убить любого в приступе истерики, но ничего не ответила и лишь улыбнулась, потрепав переводящего взгляд с одного взрослого на другого Изу по макушке.

— Родители, — высокопарно протянула она, не желая продолжать этот разговор, потому что никому из собеседников тема была не по душе, и хохотнула. — Но я ужасно хочу посетить ваши фонтаны, — вдруг с восторгом вспомнила девушка и, заметив удивлённый взгляд Тики, поспешила пояснить: — Дориан таскал нас на огромные фонтаны, похожие чем-то на водопады, когда они с Элайзой играли свадьбу. Сестра тогда ещё всё жаловалась, что законный муж уделяет больше внимания мелким пигалицам, чем ей, — рассмеялась она, довольно зажмурившись, длинно выдохнула. — Они все ещё там? Эти фонтаны?

— Закатные фонтаны-то? — Тики улыбнулся и помотал головой, словно вспоминая о чем-то. — А куда они денутся? Конечно, стоят, такую махину так просто не уберешь. Мы с ребятами в них купались в детстве… — голос его был полон ностальгии. Однако продолжалось это недолго — уже спустя пару минут мужчина захрустел позвонками и широко зевнул. — Ладно, кто куда, а я поползу в шатер. Изу!

Малыш тут же отвлекся от что-то увлекательно ему вещающего Неа и вскинул голову, щурясь и глядя на Микка сквозь огонь.

— Д-да?

— Ты спать пойдешь сейчас или попозже? — на этом Тики поднялся и устало потер руками лицо. Вид у него был какой-то и впрямь осунувшийся, несмотря на улыбку.

Или действительно устал, или просто не умел держать лицо.

Изу тут же подорвался и, порывисто чмокнув Неа в щеку, кажется, пожелал ему доброй ночи (мужчина насмешливо сверкнул глазами, но кивнул). Вскоре он стоял подле Тики и сиял глазами, словно готовый сделать все, что тот ему не предложит, главное — чтобы с ним.

Мужчина широко улыбнулся и подхватил его на руки, так и не отказываясь от своей новой привычки. Алана, видя это, тоже поднялась. С Маной или нет, с Неа или нет, а одной вечером у костра в компании еще десятка незнакомых людей и враждебно настроенного по отношению к ней Лави ей было не слишком уютно. Лучше уйти с Тики — они уложат Изу спать и устроятся на ночлег сами.

И, может, Тики снова ее поцелует. Так же ласково и горячо, как целовал сегодня утром.

— Пойду-ка и я тоже, — выдохнула она вслух. — А то уже явно поздно, раз так стемнело. Летом же на юге темнеет поздно, разве нет?

Над бухтой тоже небо темнело поздно — ночь длилась всего несколько часов, и Алана частенько встречала первые лучи солнца, так и не сомкнув глаз.

Мана улыбнулся, соглашаясь с ней, и, закрутив свиток и спрятав его в сумку, протянул поклажу девушке.

— Но и светлеет очень рано, так что отправимся на рассвете, как только солнце встанет. Спокойной ночи, — попрощался мужчина, и Тики, недовольно вздохнув, когда Изу всё же выцарапался из его объятий и смущённо улыбнулся Уолкеру, ударил его в плечо.