Аришантель оказался очень образованным дроу. Он много читал и с удовольствием делился своими впечатлениями от прочитанного. Порой он рассказывал такие вещи, о которых я даже и не слыхивала. Вот так в один вечер он поведал мне о других мирах и довольно подробно описал их природу и расы их населяющие. Я как ребенок, сидя напротив, внимала всему, что говорил темный, и чуть ли в рот не заглядывала своему собеседнику. Наконец-то мне есть с кем поговорить не о магии и ее составляющих, а о сущности бытия, других мирах и структуре материи. Я была просто очарована умом и мудростью Шантеля. Ночами меня зубами нельзя было оторвать от книг, ведь я старалась прочесть как можно больше и быть готовой к очередной вечерней беседе с первородным. Но это все происходило вечерами, а утром и днем дроу показывал мне окрестности. Водил по разным пещерам, рассказывал о каждом торчащем пике, о его истории, обитателях и высоте.

Длинный хребет Валларских гор поражал своим величием и нерушимостью. Его имя — Крыло дракона, было полной тезкой названия королевства дроу, настолько важной для темных была эта гряда. Хребет тянулся на тысячу тат в длину и сотни тар в высоту. Вряд ли я когда-нибудь обойду его полностью. Но это не огорчало, скорее будило воображение.

Дроу были весьма дружелюбным народом. Но что поразило меня до глубины души — это матриархат. Глава совета была женщина, мужчины были лишь советниками. Всегда можно было увидеть разгуливающих по горному городу воительниц. Нет, темные тоже шили, смотрели за детьми, но они так же могли ковать мечи и добывать руду наравне с мужчинами. Но самой яркой чертой матриархата было наследование. Оно шло по дочери, как и род.

Так и проходили мои рассветы. С утра дроу часто сбрасывал меня с постели и за шкирку, прям как Широ, тащил на уступы или плато наблюдать рассвет. На некоторых из посещенных мной уступов росли маленькие полянки цветов. Зато на Лунном плато был целый луг страстоцветов. Вот только я не очень любила туда ходить, в отличие от темного. Цветы меня невероятно напрягали. Вместо того, чтобы отдыхать душой и телом, наслаждаться рассветами и закатами, я все время пристально рассматривала соцветия и пыталась понять, какого же они, в конце то концов, цвета. Эх, все так же черно-бардовые. Никакого алого или синего и в помине там не было.

— Меня давно мучает вопрос — вырвал меня из очередного зацикленного созерцания страстоцветов дроу, — чем тебя так гипнотизируют эти цветы? Иногда ты даже про меня забываешь, так уходишь в любование ими.

— Как бы проще объяснить? — и вот как?

— Говори так, как есть, — подставив израненное лицо под теплые лучи, Шантель жмурился как кошка и, кажется, даже мурлыкал от удовольствия.

— Вот скажи мне, мудрый первородный, — от такого обращения дроу повернул голову и заинтересованно смотрел на меня сквозь оникс здорового глаза, в то время как белесая дымка навсегда прекратила движение другого, — какого цвета страстоцветы?

Шантель лукаво улыбнулся, будто разгадал загадку, что не давала мне покоя последние недели.

— Для меня они зеленые, а какие для тебя? — он пристально смотрел в мои глаза, не давая мне времени придумать ложь. Собственно, я и не собиралась врать, несмотря на то, что мой ответ явно не придется по вкусу дроу.

— Черно-бардовые, — выдохнула я, и почему-то виновато отвела глаза, — но сейчас появились бледные оранжевые полосы.

— Ты хочешь знать, что это значит? — заглядывая под мою челку, темный придвинулся чуть ближе.

— И рада бы не знать, да только это мучает меня, — честно призналась в своем больном интересе к страстоцветам.

— Я так и понял, — хриплый голос обволакивал какой-то родной надежностью. Думаю, его связки так же были повреждены, поскольку дроу не обладают грубыми и хриплыми голосами. Повидав за прошедшую неделю с три десятка темных эльфов, я могу быть в этом уверена. Не смотря на это, звучание его слов не отталкивает, наоборот, дарит покой и уют моей душе.

— Я хочу знать.

Слегка улыбнувшись, Шантель сорвал один цветок и поднес его к моему лицу. Когда лепестки почти касались правого глаза, цветок вдруг стал белым. Абсолютно белые лепестки, никаких других примесей цвета.

— Но как?

— Иллюзия. Цветы всегда белые, но на них магия истины. Когда же цветок подносят к глазам, иллюзия обволакивает и сам глаз, тем самым переставая влиять на наше восприятие.

— Но что делает эта магия истины, почему цвет так отличается от оригинала?

— Это цвет твоей страсти. Не зря они страстоцветы. Страсть бывает разной. Соцветие отражает истинные чувства, что кипят в душе. Моя страсть зеленая. Зеленый — цвет надежды. Это значит, что я надеюсь на возвращение той страсти, что давно угасла. Видишь ли, моя жена умерла, но я так и не смог ее забыть. Поэтому цвет моего страстоцвета неизменно зеленый.

— А что значит такое сочетание цветов, как у меня? — уже с маньячным огоньком жажды знаний сверлила эльфа.

— Оранжевый — это страсть к знаниям, к искусству. Ты последнее время увлеченно читаешь, да и беседуем мы каждый вечер. Твоя страсть к новому пробудилась вновь, поэтому у цветка оранжевые прожилки. С другими двумя сложнее. В тебе бушуют две противоположные страсти. Ненависть и любовь. Сейчас в твоей душе правит темная страсть, — он сделал паузу, позволяя осознать услышанное, — но есть и капля любви, что делает твою страсть не полностью черной, а бардовой. Это до сих пор и спасает твою душу, иначе, ты давно уже сгорела бы в собственной ненависти.

Я не знала, что сказать. Мое страшное прошлое всегда не давало мне покоя, а теперь и вовсе наступает на пятки, грозясь разорвать меня на части и поглотить. Я чувствую, как запертые воспоминания рвутся наружу, как бьется боль в скрипящие от напора двери. Как рвется сердце от тех чувств, что владели мной когда-то. Та ненависть, с которой я не смогу совладать, если она прорвет оборону, выстроенную эльфом, то разрушит мою душу.

— А если это синий цвет? Если страстоцвет видится синим? — вдруг вспомнила я про остальных, скоро уводя себя от мрачных мыслей.

— Это замерзшая страсть, — в два раза оживленнее, чем прежде, начал объяснять Шантель. Наверное, обрадовался, что я не ушла в себя, — твой друг потерял свою любовь, но в отличие от меня, он уверен, что эта любовь умерла, а больше он не полюбит.

— Да уж, бедная птичка.

— Кто такая птичка? — тут же ухватился за мои слова дроу.

— Вот дойдут, сам и увидишь, — не хочу я заранее рассказывать о фениксе. Слишком плохо им живется в нашем мире, — ты лучше расскажи, что значит голубой, как ясное небо, цвет.

— Это спящая страсть. Тот, кто видит страстоцветы такими, еще не встретил свою любовь. Тут, по прогнозам, все более чем радужно.

Ну хоть за Алкая переживать не стоит. У него все впереди.

— А алый?

— Алый? — удивился темный.

— Алый, — повторила я, уже с подозрением косясь на эльфа.

— И кто же видит в алом цвете? — темный пытливо уставился прищуренным глазом на меня.

— А я не вправе разглашать эту информацию, — отвернула голову в сторону, довольная собой.

— Тогда я не расскажу, что значит алый на языке страстоцветов, — хитро протянул эльф.

— Жажду убийства, небось, — предположила я.

— И к кому же?

— Ко мне! Ой! — я поняла, что сдала важную информацию. Вот ведь, хотела угадать по его реакции, и сама прокололась.

— Значит, это Вартек у нас сейчас на пике страсти?

— А? То есть? — тут же забыв про промах, воодушевилась я.

— Алый — цвет истинной страсти. Истинной любви, если так понятнее. Такую найти очень сложно. Истинная половинка во всех мирах одна, и шанс на то, что вы родитесь в одном и том же мире, ничтожно мал. Ведь миров тысячи, а истинная всего одна. Я никогда не встречал того, кто видел бы страстоцветы алыми. Я уже даже грешным делом подумывал, что это легенда. А тут на тебе. Повезло твоему напарнику, банши. И тебе.

— А мне почему?

— Избавишься от его девиц, что мешают вашей… работе, — он почему-то сделал паузу перед словом работа, но кто его знает, этого дроу. Он еще тот интриган.