— Объясни мне свое видение, и я открою тебе свое.

— Я не могу понять одного: зачем дарить надежду и получать только одну любовь, если можно иметь все на свете, при этом лишь пококетничав. Твое высказывание не имеет смысла, — воин раздраженно провел рукой по шкуре в том месте, где только что вырвал клок шерсти.

— А я думала, мы уже прошли стадию гнева из-за непонимания. Когда ты злишься, сложнее увидеть истину. Даже если она перед тобой, — жрица грустно вздохнула и пристально посмотрела прямо в глаза магу, — я могу объяснить тебе все до мельчайшей детали, привести примеры, поделиться опытом, но понять, я не могу тебя заставить. Ты должен почувствовать привязанность к кому-либо на себе, всей душой откликнуться на зов. Любовь нельзя понять разумом. Пока твои чувства лишь теория ты обречен на поражение.

— Тогда объясни свою теорию, — ехидство так и сквозило в его словах.

Предчувствуя крах жрицы, маг ухмыльнулся. Причем здесь чувства, если логики нет. Мужчина был уверен в своей правоте. Слова, однажды сказанные кем-то, не имеют ни капли здравого смысла.

— Хорошо, — девушка слегка изменила позу, чтобы размять затекшие ноги, — даря взгляд или редкое прикосновение, но оставаясь при этом холодным и бесчувственным к любящему тебя человеку, ты можешь получить выгоду от него, получить власть над ним и даже его смерть. Это правда.

Воин лениво потянулся и заложил руки за голову. Его прекрасные длинные волосы раскинулись серебристо-пепельным покрывалом под ним, а на лице заняла свое место улыбка одобрения произнесенных слов.

— Но…

Воин слегка вскинул брови вверх и перевел взгляд с бегающих по отделанному лепниной потолку зайчиков от огненных всполохов на девушку.

— Но?

— Но ты никогда не получишь его жизнь, ведь ты отвергаешь ее. Не ответив на чувства, ты никогда не увидишь этой жизни. Она обойдет тебя стороной. Только если ты подаришь надежду на взаимность, пусть самую маленькую, еле уловимую, но все же надежду, ты получишь счастье, получишь его жизнь. Ответные чувства проснуться и в тебе. Когда кто-то завоевывает тебя не холодными материальными вещами или бездушными, как власть и преклонение, а всего лишь даря тебе счастье, надобность в остальном отпадает. Но пока ты не почувствуешь хоть каплю любви, счастье не найдет тебя. Ты так и будешь получать бездушные подношения и надоевшее тебе преклонение. Только надежда способна сотворить чудо.

В глазах воина все еще читалось непонимание.

— Объясню проще. Когда испытываешь хотя бы симпатию к человеку, ты открываешься ему, рассказываешь о своем прошлом, о привычках, о том, что тебе нравиться. Если ответных чувств нет, то твой любимый просто не обратит на тебя внимания, и все, что ты с таким трудом открывал ему о себе, будет бесполезно. Он не запомнит ничего о тебе. Он не получит твоей жизни даже при том, что ты так пытался подарить ему ее. С другой стороны, твой возлюбленный не откроет тебе ничего из своих сокровенных секретов. Он не станет рассказывать о себе больше, чем кому-либо другому. Его жизнь будет закрыта для тебя, так же, как твоя для него. Вы чужие. Поэтому, умерев за возлюбленного, который не отвечает на твои чувства, ты даришь ему не жизнь, как в выражении «отдать жизнь», а свою смерть. Вы просто случайные знакомые, и не важно, как глубоко было твое чувство, счастье не настигнет тебя без взаимности.

Спокойствие. Оно распространилось по всей комнате, смежило веки жрицы, утихомирило неспокойное пламя, оставив угли тлеть, и опустилось на плечи воина. Он понял смысл и даже прочувствовал его. Слова заставили его задуматься. Мешала ли ему когда-либо его холодность? Он соврет, если скажет, нет. Жрица единственная, кто видит ущербность в строгом воспитании мага, а не преимущество.

С ранних лет отец отбивал у него любые чувства. «Воин должен мыслить здраво и холодно. Чувства убивают. Дашь им волю — умрешь!» — так всегда говорил вождь племени. Воин верил в это, свято верил. Тогда почему его накрыло спокойствие, а не презрение. Неужели он не просто понял ее точку зрения, но и прочувствовал.

Маг был сбит с толку. И это нравилось жрице. Она смогла пробиться к заколоченным в гроб и похороненным за огромной стеной чувствам. Пусть это всего лишь сомнение, но цепи, сковывающие сердце, порваны. Теперь вопрос времени, когда воин сможет понять себя до конца и дать волю эмоциям.

Это маленькая, но очень важная победа в череде других, что ждут их в будущем.

***

Зомби меня задери! Как я рада, наконец, оказаться в своем собственном теле, и даже умерший в первые же секунды после возвращения Ласкан вызвал только радость. Я пела с таким воодушевлением очередную пакостную песенку, что на меня начали странно поглядывать — не тронулась ли я, случаем, умом.

Вторым радостным событием стал Малыш, затолкавший маньяка на задворки своего сознания. Как же я соскучилась по своему ненормальному. Не обращая на остальных ни малейшего внимания, я кинулась обнимать Ванюшу и целовать его в обе щеки. Мне ответили щенячьей радостью и мертвой хваткой. Вырываться пришлось долго. Малыш был сильно напуган. Где он находился все эти двенадцать рассветов, я не знаю, но страх был неистовым. Будто его вышибло из этого мира на время нашей путаницы, и он боялся остаться там навсегда.

Что же до Широ, то эльф спокойно подошел к Ласкану, не говоря ни слова, снял с него свою перевязь со стилетами и скрылся за деревьями, так и неся ножны в руках. Через вар пять послышался свистящий звук лезвия разрезающего воздух и хруст падающих деревьев. По грохоту было ясно, что срубили деревце радиусом минимум в пол тата. Ну что ж, этого следовало ожидать. Столько времени быть заключенным в беспомощном теле без возможности сражаться. Ему нужно выпустить пар, но первородный никогда не сорвется перед чужаками. Даже Широ с его смешанной кровью допустит такое только в крайнем случае. Хорошо, что роща кончилась, а то не избежать нам очередной встречи с духами леса.

— Сколько осталось до границы?

— Пара тат[2], не больше. Как ты себя чувствуешь?

— Вполне, если учесть, что пол вата назад у меня был расколот череп, — весело ответил огонек.

Он и вправду выглядел намного лучше, да и вернувшаяся на спокойное лицо насмешливая улыбка радовала как никогда. Ну никак у меня не вязалась внешность Алкая с характером Салвана. Они полные противоположности. Яркий, жизнерадостный оборотень и серая, безэмоциональная рептилия.

— Правильно! К-как у оборотня справиться о здоровье, т-так пожалуйста, а к-как обо мне… — кто-то розовый злится.

— Ты же только что переродился. Ты просто в идеальном состоянии всегда, — поддела я.

— Ага, особенно п-после того к-как твой эльф с выражением «убью любого, кто подвернется, к сраным зомби» на лице подошел к-ко мне и, излучая убийственную ауру, н-начал раздевать, — истерил феникс.

Представляю, какая морда была у Широ, что птичка заикаться стал.

— Он всего лишь снял перевязь, причем свою. Хватит преувеличивать, — попыталась успокоить.

— А я преувеличу, если скажу, что пошевелись я в момент своего раздевания, и я труп.

— Восстающий из пепла труп, — заметила я.

— Думаю, про это Вартек в тот момент забыл, — вмешался Салван.

Он стоял, облокотившись о дерево, и вся его поза выражала лишь спокойствие и никакого присутствия недавней нестерпимой боли. Просто скала, а не мужик.

— Сомневаюсь, Салван.

— А я не сомневаюсь. Ты его не видела, Дана. Он убил бы любого, мамой клянусь!

— Что за клятвы с утра пораньше?

Ласкан подпрыгнул на месте, а наша четверка обернулась на голос. На тропинку вышел Широ. Перевязь с ножнами позвякивала у него на поясе, а лицо было спокойно и уравновешенно. Значит, пронесло.

Я верила Ласкану. Но одно верить, а другое поддержать. Не стоит им знать, насколько близко к кровавой бойне мы все были. За четыреста пятьдесят весен я изучила взрывной характер учителя. И беспомощность именно то чувство, что гарантированно выводит его из себя и может привести к очень кровавым последствиям.